— Что вы скажете на это? — спросил судья.
— Я скажу, что «семерка» научная игра! — заявил Сторджис. — И я не замедлю представить доказательства.
Стратегический план защиты стал для всех ясен.
Сторджис назвал целую кучу свидетелей, которые привели множество доводов в пользу того, что «семерка» не азартная, а научная игра.
Дело, которое казалось проще простого, сделалось весьма заковыристым. Судья почесал в затылке и сказал, что не видит выхода из создавшегося положения. И та и другая сторона могут, очевидно, набрать любое число показаний в свою пользу. Судья добавил, что в интересах беспристрастного решения дела он готов пойти навстречу защите, если защита имеет какие-либо практические предложения.
В ту же минуту Сторджис был на ногах:
— Назначьте двенадцать присяжных. Шесть, стоящих за удачу, и шесть, стоящих за науку. Дайте им две колоды карт и свечи. Пусть они удалятся в совещательную комнату. Правда себя покажет.
Против этого возразить было нечего. Четыре дьякона и два школьных учителя принесли присягу в качестве сторонников теории удачи. Шесть поседевших в боях ветеранов «семерки» выступили как сторонники научной теории. Присяжные удалились в совещательную комнату.
Прошло приблизительно два часа, когда преподобный Питерс прислал человека в зал заседания, чтобы занять три доллара у одного из своих друзей. (Движение в публике.) Еще через два часа учитель Мигглс прислал за тем же. (Снова движение в зале.) В течение следующих трех или четырех часов второй учитель и остальные три дьякона произвели аналогичные мелкие займы. Публика, переполнившая зал суда, не расходилась. Бычий Угол давно не сталкивался со столь захватывающей проблемой. Нельзя было также отрицать, что она имела насущный практический интерес для каждого уважающего себя отца семейства.
Конец этой истории может быть изложен в двух словах. На рассвете присяжные вышли, и дьякон Джаб, старшина присяжных, прочитал решение:
— «Мы, присяжные в деле штата Кентукки против Джона Уилера и прочих, тщательно рассмотрев обстоятельства дела и проверив теоретические доводы, выдвинутые в процессе судебного следствия, единодушно постановили, что игра, известная под названием «семерка», или «старые салазки», является безусловно не азартной игрой, но игрой научной. Практическая проверка указанных теорий выяснила, показала и обнаружила с очевидностью, что за всю ночь сторонники теории удачи не имели ни одного козыря и не выиграли ни одного кона, в то время как противная сторона многократно и систематически демонстрировала и то и другое. В пользу нашего решения свидетельствует далее и тот факт, что сторонники теории удачи проигрались до последнего цента и их деньги перешли к представителям противной стороны. На основании чего совет присяжных заключает, что теория удачи применительно к игре, называемой «семерка», является пагубной теорией и может принести неисчислимые страдания и тяжкий материальный ущерб тем, кто станет ею руководствоваться».
— Вот как случилось, что в штате Кентукки «семерку» исключили из списка азартных игр и стали рассматривать как игру научную и не подлежащую преследованию, — сказал мистер К. — Решение суда получило силу закона и не оспорено по сей день.
ПЛАН ГОРОДА ПАРИЖА[83](К читателю)
Прилагаемый план говорит сам за себя.
Идея этого плана не оригинальна, она заимствована мною из столичных газет.
План Парижа
Это произведение искусства (если только можно назвать его так) не претендует на какие-либо иные достоинства, кроме точности. Как правило, недостатки подобных планов объясняются тем, что их авторы, по-видимому, уделяют больше внимания художественности исполнения, нежели географической достоверности.
Поскольку это моя первая попытка составить и выгравировать план, — да и вообще подвизаться на поприще искусства, — то мне очень польстили похвалы и восхищение, вызванные этой работой. И особенно трогательно, что самые восторженные отзывы исходят от людей, ничего не смыслящих в искусстве.
По незначительному недосмотру я выгравировал план так, что всем, кроме левши, придется читать его шиворот-навыворот. Я забыл, что для того, чтобы получить правильный отпечаток, надо все и чертить и гравировать наоборот. Однако пусть тот, кто пожелает рассматривать этот план, станет на голову или держит его перед зеркалом. Тогда все будет в порядке.
Читатель с первого же взгляда поймет, что та часть реки, через которую перекинут Хай Бридж[84], подалась влево, — дело в том, что у меня соскользнул гравировальный резец, и пришлось изменить течение реки Рейна, иначе пропал бы весь план целиком. А после того как я два дня ковырял и выдалбливал гравировальную доску, мне легче было бы изменить положение Атлантического океана, чем допустить, чтобы все мои труды пошли насмарку.
Ни с чем в жизни у меня не было столько возни, сколько с этим планом. Сперва у меня вокруг всего Парижа было рассыпано множество маленьких укреплений, но то тут, то там мой резец соскальзывал и так начисто сметал целые мили батарей, словно там побывали пруссаки.
Читатель, без сомнения, сочтет полезным вставить этот план в рамку, чтобы им могли пользоваться и другие. Это будет способствовать распространению в народе просвещения и искоренению процветающего ныне невежества.
Марк Твен.
Официальные одобрительные отзывы
Никогда не видал другого такого плана.
У. С. Грант
Теперь город представляется в совершенно новом освещении.
Бисмарк
Я не могу глядеть на него, не проливая слез.
Брайэм Юнг
Замечательно крупная четкая печать.
Наполеон
Моя жена годами страдала веснушками, и, хотя мы принимали все известные нам меры, ничто не помогало. Но, сэр, едва она взглянула на этот план, как веснушки исчезли. Сейчас она страдает только судорогами.
Дж. Смит
Будь у меня этот план, я бы без труда выбрался из Мена.
Базен
Я повидал на своем веку немало планов, но ни один из них не был похож на этот.
Трошю
Справедливости ради следует сказать, что в некоторых отношениях это весьма примечательный план.
У. Т. Шерман
Я сказал своему сыну Фридриху-Вильгельму: «Если бы ты сделал такой план, я бы пожалел, что ты не умер. От души пожалел бы».
Вильгельм III
ОТВЕТ БУДУЩЕМУ ГЕНИЮ
Молодому автору — Да, Агассис[89] действительно рекомендует писателям есть рыбу, потому что фосфор, который в ней имеется, развивает мозги. Тут вы не ошиблись. Но я не могу помочь вам установить необходимую для вас минимальную норму рыбы, — во всяком случае, затрудняюсь определить ее с абсолютной точностью. Если присланное вами сочинение — типичный образчик вашего творчества, то пара китов — это, пожалуй, пока все, что вам требуется. Не каких-то особо крупных, нет, — самых обыкновенных китов среднего размера.
О ПАРИКМАХЕРАХ
Все на свете меняется, все — кроме парикмахеров, их манер и парикмахерского окружения тут ничто не меняется входя в парикмахерскую, человек до конца дней своих испытывает то же самое, что он испытал, войдя в нее впервые и жизни. В то утро я, как обычно, решил побриться. Я уже подходил к двери парикмахерской с Мейн-стрит, когда какой-то человек приблизился к ней со стороны Джонс-стрит. Обычная история! Как я ни спешил, он проскочил в дверь на какой-то миг раньше меня, и я, войдя сразу вслед за ним, увидел, что он уже занимает единственное свободное кресло, которое обслуживал лучший мастер. Да, обычная история. Я присел, в надежде, что мне удастся унаследовать кресло, принадлежавшее лучшему из двух оставшихся парикмахеров, — ведь он уже начал причесывать своего клиента, в то время как его коллега даже не приступил еще к массажу и умащиванию волос. С неослабным интересом наблюдал я за тем, как попеременно то увеличивались, то уменьшались мои шансы. Когда я увидел, что № 2 нагоняет № 1, мой интерес перешел в беспокойство. Когда № 1 на секунду остановился и я увидел, что № 2 обходит его, мое беспокойство переросло в тревогу. Когда № 1 удалось нагнать соперника, и оба они одновременно начали смахивать полотенцами пудру со щек своих клиентов, и кто-то из них вот-вот должен был первым крикнуть: «Следующий!», я замер. Но когда в самую решающую минуту № 1 задержался, чтобы разок-другой провести расческой по бровям своего клиента, я понял, что его обошли, и в негодовании покинул парикмахерскую, не желая попасть в руки № 2, ибо у меня нет тон завидной твердости, которая позволяет человеку, спокойно глядя в глаза парикмахеру, заявить, что он будет ждать, пока освободится другой мастер.