Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо того чтобы заняться осадой Дели, что очень затянуло бы войну, я предпочел уверить Махмуда, что мои войска слабы и робки, дабы он самоуверенно сам завязал сражение. Я приказал вырыть вокруг лагеря моей армии ров и так укрепился, а часть войска послал атаковать врагов. Мои солдаты получили приказание выказать как можно больше слабости и трусости, чтобы внушить смелость моим противникам.
Гордые своими победами, враги с презрением отнеслись к моим непобедимым полкам. Султан Махмуд завязал сражение, но вскоре, отброшенный с уроном, принужден был отступить к горам. Огромные богатства этого правителя, состоявшие столько же из денег, сколько из имущества, сделались добычею воинов.
Менее чем за год я завоевал столицу Индии, а к концу того же года я возвратился в свой царственный Самарканд.
Завоевание царства ГрузииЯ не отдохнул еще от трудов моего последнего похода, как уже получил донесение правителей обоих Ираков, жаловавшихся на то, что «неверные жители Грузии преступили границы дозволенного». Я всегда был убежден, что занятие, наиболее достойное князя, это — поддерживать священные войны, бить неверных и стараться завоевать мир. Известие о вторжении вероломных грузинцев заставило меня опасаться, чтобы слишком большая медлительность в наказании их не дала времени мятежникам разжечь возмущение, а потому я поспешил усмирить их.
Воинам, участвовавшим в Индостанской экспедиции, было предоставлено оставаться дома или сопровождать меня. Я отдал приказ войскам Хорасана, Кандагара, Сеистана, Кермана, Табаристана[144], Гиляна, Мазандерана и Фарса приготовиться к походу и двинуться к стенам Исфахана, чтобы соединиться с моими победоносными полками. Затем устроил совет, чтобы рассеять в разные места уклонившихся от повиновения. Так, неповинующихся из Хорасана и Фарса переселил в Туран и тем самым очистил эти страны от их сопротивления.
Затем все свое внимание я направил на завоевание Грузии и точно следовал плану, одобренному моими воинами. Со стальным шлемом на голове, с грудью, покрытой панцирем Дауда[145], с египетским мечом на бедре я взошел на трон войны.
Я двинул воинов Турана, храбрецов Хорасана и героев Мазандерана и Гиляна. Мы взяли крепость Сивас и укрепления Грузии; все найденные там жители были преданы мечу; мои победные полки разделили добычу; я жестоко наказал мятежников Азербайджана.
Тотчас после этого похода я пошел к крепости Малатия[146], которая вскоре была покорена, так же, как и ее окрестности. Освободившись от этой заботы, я перенес свое внимание на Алеп[147] и Эмес[148]. Завоевания эти стоили мне очень мало, и, не теряя времени, я решил присоединить к ним Египет и Сирию.
Завоевание Египта и СирииБаязид хорошо знал о моей силе и могуществе, но когда он узнал, что я овладел крепостями Сивасом и Малатией и землями, им принадлежащими, а также что я разбил и рассеял войска, которые он содержал в этих крепостях, то не мог сдержать своего негодования и наконец, уступая подстрекательству Кара-Юсуфа, туркменского князя, который, избегая меня, укрылся у него, решил объявить мне войну.
Этот государь был близок к своей гибели; Юсуф убедил вести против меня войско. Он выступил в поход с огромной армией, а кроме того, получил еще подкрепление из Египта и Сирии. Я полагал, что мне будет более выгодно разделить свои войска на три отряда, но, так как победа и поражение равно скрыты под покровом рока, я провел совет с моими эмирами. Они повели себя сообразно натуре воина и посоветовали начать войну.
Но я хотел сначала умерить пыл Баязида. Поэтому я написал ему письмо следующего содержания: «Хвала Богу, Властителю неба и земли, покорившему моей власти большую часть семи климатов и допустившему, чтобы владетели и повелители мира склонили выю под мое ярмо. Да будет милостив Господь к смиренному рабу, который знает пределы, предписанные ему, а не преступает их дерзкою стопою. Все знают о твоем знатном происхождении, и неприлично человеку твоей крови выдвигать впредь надменную ногу, ибо ты мог бы низвергнуться в бездну скорби и несчастия; не поддавайся наущению тех несчастных, которые ищут тебя, чтобы преследовать свои личные цели, и которые пробуждают дремавшую смуту. Берегись отворять разорению и несчастию врата твоего царства. Пришли ко мне тотчас Кара-Юсуфа, в противном случае при столкновении наших армий все, что скрыто под покровом рока, откроется тебе».
Проворные послы отдали это письмо Баязиду. Я составил сейчас же план похода в столицу Сирии. Я пошел по дороге в Эмес и Алеп. Когда я прибыл в Алеп, то мне сказали, что султан Фарадж при слухе о моем походе отправился из Египта в Дамаск.
Я не мог, при всем старании, воспрепятствовать соединению войск Сирии и Египта, ибо султан обогнал меня, вошел в Дамаск, но и пришедши после него, я не оставил намерения овладеть этим городом.
Завоевание городов Рума и поражение БаязидаПосле того как я завоевал города Сирии, падишах Египта и Сирии Фарадж бежал с поля боя, а отправленный мною в Рум посол привез непристойный ответ Баязида Молниеносного и сообщил, что тот, узнав о поражении войск Египта и Сирии, призадумался и приуныл; но затем начал готовиться к походу.
Когда Дамаск и другие города Сирии покорились мне, я сначала двинулся было по дороге в Мосул[149], чтобы идти к Багдаду, но затем я счел за более благоразумное поворотить в Азербайджан, чтобы точно узнать, остается ли Баязид все при тех же планах.
На пути к Тебризу, столице Азербайджана, я послал вперед к Багдаду несколько мирз с грозным войском. В то время правитель Багдада султан Ахмед Джалаир поручил охранять город и крепость своему внуку Фаруху, оставив ему войско и необходимые припасы.
Мирзы, обложив город, повели правильную осаду и послали мне уведомление о ней.
Решив покорить этот город и его цитадель, я быстро оставил дорогу в Тебриз, чтобы идти по дороге в Багдад, немедленно отысканной мною. Благоразумие, подкрепляемое упорною храбростью, отстранило предо мною все препятствия; наконец после осады, продолжавшейся месяц с несколькими днями, я совершил свое победоносное вступление в город и цитадель. Фарух, его бывший правитель, утонул в Тигре. Всех мятежников я предал казни и приказал разрушить дома и крепости этого города.
Из Багдада я пришел в Азербайджан, где и пробыл несколько времени. Тогда Баязид приказал войскам пробраться к Алепу, Эмесу и Диарбекиру[150]. Между тем подлый туркмен Кара-Юсуф занимался грабежом караванов двух священных городов, и ко мне собралась толпа просителей, умолявших меня о защите против этого разбойника. Я счел себя обязанным усмирить Кара и разбудить Баязида от сна беспечности.
С этой целью я потребовал отрядов от городов и племен. Получив их, я вышел из Азербайджана в месяце реджеб, в 804 году[151] от хиджры, чтобы вести войну с кесарем.
Я отрядил различные части моей армии, одну в поход на царство Рума, другие — охранять посты, воду и провиант. Сам я двинулся по дороге в Анкорию[152]; Баязид во главе 100 тысяч воинов, наполовину всадников, наполовину пехоты, вышел мне навстречу. Завязалось сражение, и я его выиграл. Баязид был побежден, взят в плен и приведен ко мне. Наконец после семилетней войны я возвратился победителем в Самарканд.
Повесть о Темир Аксаке[153]
Месяца августа двадцать шестого, на память святых мучеников Андреана и Натальи повесть полезная, из древних сказаний сложенная, представляющая преславное чудо, бывшее с иконой пречистой Богородицы, которая называется Владимирской, как пришла она из Владимира в боголюбивый град Москву, избавила нас и город наш от безбожного и зловерного царя Темир Аксака
Господи, благослови, отче! В 6903 (1395) году, во время княжения благоверного и христолюбивого великого князя Василия Дмитриевича, самодержца Русской земли, внука великого князя Ивана Ивановича[154], правнука великого князя, самодержца Ивана Даниловича[155], при благолюбивом архиепископе Киприане[156], митрополите киевском и всея Руси, на пятнадцатом году царения Тохтамыша и на седьмом году княжения великого князя Василия Дмитриевича, и в индикте[157] третьем, и на тринадцатый год после татарщины[158], по взятии Москвы, поднялась великая смута в Орде.
Пришел некий царь Темир Аксак из восточной страны, из Синей Орды[159], из Самаркандской земли, большую войну затеял, много мятежей он поднял в Орде и на Руси своим приходом.
Об этом же Темир Аксаке рассказывали, что по происхождению не царского был он рода: ни сын царский, ни племени царского, ни княжеского, ни боярского, всего лишь низший из самых захудалых людей из числа заяицких татар, из Самаркандской земли, из Синей Орды, что за Железными Воротами. По ремеслу он кузнец был черный, по нраву же и повадке — безжалостен, и разбойник, и насильник, и грабитель. Когда раньше работал у одного хозяина, тот, видя его злонравие, от него отказался и, избив, изгнал от себя; он же, не имея пропитания, разбоем кормился.