«Ах, эта юность с ее способностью не обращать внимания на погоду…» – вздохнул про себя Вандиен.
Сунув под ставень скрученное полотенце, он заклинил его в полуприкрытом состоянии. Недавняя темнота в комнате сменилась сумерками, что оказалось отнюдь не лишним, когда пришлось влезать в незнакомую чужую одежду. Надо будет не забыть и попросить потом, чтобы принесли свечи. Коричневая рубаха висела мешком: видно, ее шили на человека, который превосходил Вандиена и ростом, и шириной плеч. Взяв свой ремень, он потуже стянул ее в поясе. Слишком широкая рубаха пузырилась выше ремня, что слегка раздражало, но ткань была чистая, мягкая и радовала тело. Штаны, которые он стянул на себе гашником, тоже оказались ему длинноваты, но Вандиен неожиданно для себя нашел, что в просторных штанах даже удобней. И вот уж в чем у него не было ни малейших сомнений, так это в том, что зрелище он собой представлял довольно смешное. Ну и шут с ними, пускай себе смеются. Выйдет у них со Зролан что-нибудь или не выйдет, а остальной деревне почему бы за свои денежки и не похохотать!
Вандиен поискал взглядом сапоги, но там, куда он их бросил, их не было. Они обнаружились возле двери: кто-то счистил с них напластования грязи и от души промаслил морщинистую старую кожу. Кто это так о нем позаботился? Джени? Зролан?.. Вандиен только покачал головой, дивясь собственной беспечности. Мало ли каких еще незваных посетителей он мог проспать. И на том спасибо, что красть у него было совсем нечего. Вандиен собрал слишком длинные штанины у щиколоток и всунул ноги в сапоги.
Общая комната, бывшая поутру такой пустой и безлюдной, преобразилась. Народ сновал туда-сюда и шумел. Вандиен даже задержался чуть-чуть на ступеньках. Рыбаки внизу развлекались, что называется, от души. Гул голосов нарастал и стихал, подобно морскому прибою; дружный хохот можно было уподобить пенистым гребням волн. Большинство было одето в том же роде, что и Вандиен, только поярче. Женская одежда почти не отличалась от мужской, – он углядел всего одну женщину в свободном платье, да и та была беременна. Рыбаки сопровождали свою речь диковинными жестами и заливисто хохотали, запрокидывая головы. Большинство здешнего народа составляли отменные здоровяки, по сравнению с которыми Вандиен сам себе показался хрупким подростком. Густо пахло пивом и горячей похлебкой. В огромном камине, из которого утром выгребали золу, теперь ревело веселое пламя. Перед ним были расставлены скамьи, и на них, откинувшись, восседали только что вернувшиеся с промысла: от сапог на ногах, вытянутых к огню, поднимался густой пар.
Душа Вандиена живо отозвалась на их непринужденное веселье и заразительный смех. Компанейский дух, царивший внизу, подобно еде, пробуждал аппетит, а сердце радовал еще больше. Мрачная меланхолия, еще недавно владевшая им, улетучилась без следа.
– Вандиен!.. – Из глотки Хелти вырвался такой рев, что весь прочий гвалт на миг прекратился. – Вот он, наш возчик! И, чтоб мне, выглядит возчиком куда больше, чем раньше! Спускайся к нам, парень, а вы, олухи, ну-ка живо освободите ему местечко возле огня! Джени, где ты там! Быстренько сюда миску самого лучшего, что есть в котле, да кружечку самого холодненького!..
Вандиен спустился по скрипучим ступенькам. Разговор в комнате возобновился, несколько тише прежнего, но слышать вокруг себя общий гомон все равно было приятно. Рыбаки приветливо кивали и расступались, пропуская его. Кое-кто поглядывал на его шрам, но и изрядная часть собравшихся могла похвастаться покалеченной рукой или ногой, а иные – и физиономией, разукрашенной не хуже, чем у него самого. Его рубец, чего уж там, был отметиной выдающейся, но здешний народ явно не видел ничего особенного, если у кого-то не хватало пальца или рука была разорвана острым крючком. Среди этих людей Вандиен почувствовал себя своим: если он чем и выделялся, так разве меньшим ростом и изящным телосложением. Он опустился на скамью так, словно это была лодка. Он еще не успел как следует усесться, когда подоспевшая Джени сунула ему в руки миску с горячущим чоудером, а рядом на скамью поставила кружку холодного пива. Вспомнив наставления Зролан, Вандиен воспользовался случаем, чтобы с улыбкой заглянуть девушке в глаза. К его изумлению, щеки у нее так и вспыхнули. Она нахмурилась и спаслась бегством на кухню.
У него не было времени поразмыслить об этом: ему начали представлять присутствовавших, и их было столько, что он, конечно, не запомнил и половины. Вообще-то, когда доходило до общения с местными жителями, равных Вандиену было немного, Он, как бродячий кот, в совершенстве умел пробраться на уютное местечко возле огня и обаять кого надо. Сколько раз именно обаяние и умение им пользоваться помогали ему добыть себе еду и ночлег. Может, кому-то он и казался законченным циником, но в действительности таковым не являлся. Если уж на то пошло, все дело было в древнейшем понятии о гостеприимстве, которого придерживался его народ. В краю, где он вырос, хороший рассказчик, внимательный слушатель, да и просто улыбчивый парень всегда могли рассчитывать на хороший прием…
И не только в том краю. Вандиен давным-давно убедился: в любой деревне, где людям и посплетничать-то было особо не о чем, кроме как о мелких поступках соседа, побасенки путешественника служили самой ходовой монетой. Выше ценилось только одно: возможность поведать свои, давно приевшиеся истории свежему слушателю. Вандиен и слушал, поблескивая глазами и предвкушающе улыбаясь в нужных местах. Приканчивая чоудер, он успел ознакомиться со всеми подробностями и нынешней ловли, и той, что состоялась на прошлой неделе. Он от души посочувствовал Рыжему, которого угораздило зацепить рыбину, слишком крупную для его лодки: пропали не только две сети, но и часть оснастки. Еще он узнал, что Сара, по всей видимости, родит еще до новолуния, и рыбацкую удачливость новорожденного станут предсказывать по тому улову, который завлечет в сети… послед. Прямо у ног Вандиена на полу расположилась Берни: она чертила на досках угольком, извлеченным из очага, и яростно препиралась с Хелти по поводу того, в каком именно месте перевернулась со своей командой Ди – во время страшного шторма прямо перед праздником Храмового Отлива, пять лет назад.
Потом к огню протолкался молодой человек с арфой, завернутой в полотно. Колли, сообразил Вандиен. Парень только что прибыл с моря: его лицо и руки были красными от холода. Лицо, кстати, у Колли было широкое, квадратное, и ладони такие же, с короткими толстыми пальцами, никак не позволявшими заподозрить в нем музыканта. Однако стоило ему развернуть свою арфу и начать подстраивать струны, как Берни и Хелти прекратили спор, а все, кто был в общей комнате, подошли поближе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});