Читать интересную книгу Здесь обитают призраки - Джон Бойн

— Быть может, это психоз, как вы полагаете? — спросила я. — Эта отчаянная потребность быть единственной, кто отвечает за детей?

— Трудно сказать, — поразмыслив, отвечала Мэдж. — О детстве ее все мы знали немногое. Возможно, она больше раскрыла Джеймсу, — если так, с Алексом он не делился, — а после ее преступления Джеймс уже не мог говорить, и мы ничего не узнали. Мы никогда не встречались с ее близкими, родители ее скончались, братьев или сестер не было. Когда Джеймс женился и привез ее из Испании, она не взяла с собою ни подругу, ни конфидентку. Она словно вовсе была лишена прошлого, однако прошлое у нее было — гнетущее прошлое, кое мы уже обсуждали. Полагаю, оно отразилось на состоянии ее рассудка, но проявилось это, лишь когда у нее родились дети. Мне представляется, более того, я знаю, что в детстве она страдала безмерно. И уверилась, что, не заботься она о детях сама — одержимо, всецело, — они пострадают схожим неописуемым манером. Мир полон жестокости, Элайза, вы ведь это сознаете? Жестокость окружает нас. Дыхание ее повсеместно. Всю жизнь мы пытаемся избегнуть ее.

— Вы верите в это? — спросила я, удивленная столь унылым мировоззрением.

— Верю, — отвечала она, — и весьма твердо. Я кое-что об этом знаю. Когда я познакомилась с Алексом… душенька моя, как повезло мне познакомиться с Алексом. Неважно почему. Однако я имею некое представление о жестокости, Элайза Кейн. Видит Господь, о жестокости мне кое-что известно.

Лицо ее как будто омертвело, и я очень долго не произносила ни слова; мне хватило деликатности не расспрашивать о ее собственных обстоятельствах. Я полагала, будто несчастнее меня на свете нет создания, ибо в юные годы я лишилась родительницы и неведомой мне сестры, однако детство мое было счастливым, папенька любил меня всей душою и поклялся вечно меня оберегать. Я могла полагаться на такую любовь, — как постичь мне прошлое Сантины Уэстерли? Или, если уж на то пошло, историю Мэдж Токсли?

— Когда я в последний раз видела Сантину, — наконец заговорила Мэдж, — она металась по камере, твердя снова и снова, что любая женщина пожалеет, если только попробует заботиться о ее детях. Сантина ее уничтожит. В камеру прибежал старший надзиратель с одним из помощников, и вдвоем они ее скрутили. Что было нелегко. Я ушла, даже не попрощалась, бежала из тюрьмы в слезах. У меня разрывалось сердце. А спустя час Сантина Уэстерли была мертва. Ее повесили.

— Однако она так и не умерла, — тихо сказала я, и Мэдж вперила в меня распахнутые глаза.

— Что? — переспросила она.

— Нет, она, разумеется, умерла, — поправилась я. — Палач сделал, что должно. Шея переломилась, хребет треснул. Прекратился кровоток, дыхание оборвалось. Но дальнейшее — совсем другая история. Она все еще здесь, Мэдж. Она в Годлин-холле. В этом доме живет ее призрак.

Мэдж Токсли взирала на меня, почти как преподобный Диаконз поутру, — словно я тронулась умом.

— Душенька, вы это не всерьез!

— Отчего же?

— Но это нелепица. Призраков не бывает.

— При жизни Сантина Уэстерли убила мисс Томлин и покушалась на своего мужа. После смерти она повесила мисс Голдинг на дереве, утопила Энн Уильямс в ванне, толкнула мисс Харкнесс, отчего та погибла под копытами. Сантина Уэстерли усердно старалась порешить Харриэт Беннет, однако та спаслась. А теперь она хочет уничтожить меня. Она не позволит мне воспитывать ее детей, в этом я совершенно убеждена. Она уже не раз всевозможными способами тщилась убить меня или же покалечить. Вряд ли она остановится, пока не добьется своего. Дух ее заключен в этих стенах, где заперты ее дети, и пока стоит этот дом, пока одна женщина за другой приезжают сюда гувернантками, Сантина Уэстерли не перестанет бесчинствовать. Но я не могу уехать, — упавшим голосом прибавила я. — Я не могу поступить, как моя предшественница. И посему я приговорена. Смерть придет ко мне, и в этом нет сомнений, как нет сомнений в том, что за днем неотвратимо следует ночь.

Мэдж качала головою, разглядывая меня. Из сумки она извлекла платок и промокнула глаза.

— Ангел мой, я за вас тревожусь, — тихо промолвила она. — По-моему, вы теряете рассудок. Вы сознаете, сколь абсурдны ваши слова? Вы сами себя слышите?

— Лучше уходите, Мэдж, — сказала я, поднялась и разгладила подол. — И прошу вас, если увидитесь с детьми, не разговаривайте с ними более. Ничего хорошего из этого не выйдет, вы лишь рискуете навлечь на себя великую беду.

Она тоже поднялась и подхватила свое пальто.

— Я поговорю с Алексом, — сказала она. — Мы пришлем врача. Может, что-нибудь успокоительное. Вы ведь по-прежнему горюете, Элайза? По дражайшему вашему папеньке? Горе смутило ваш разум, других объяснений нет, и оттого вами владеют буйные фантазии. Я поговорю с Алексом, — повторила она. — Он поймет, что делать.

Я улыбнулась ей и кивнула; нет резона спорить, она поверит тому, чему желает верить, и отвергнет все, что неспособна принять. У нее нет ни малейшей возможности постичь, что творится в Годлин-холле, — разве только она сама станет гувернанткою детей Уэстерли. А этого я никому не пожелаю. Раз ей так легче, пускай думает, будто я помешалась. Пускай верит, будто все возможно исцелить тонизирующим средством, флаконом медикамента, продолжительным отдохновением. Пускай спишет мои помыслы на папенькину кончину. Все это значения не имеет. Гувернантка здесь я. Я обязалась заботиться об этих детях, и как папенька после маменькиной смерти отказался уступить постоянную опеку надо мною теткам Гермионе и Рейчел, как он заявил о своих правах на меня, о своей готовности меня оберегать, так и я поступила с Изабеллой и Юстасом. Я их не брошу невзирая ни на что. Сантина Уэстерли перед смертью провозгласила свои намерения предельно ясно, и, сдается мне, эта женщина слову своему верна. Вскоре она вновь придет за мною. И вероятнее всего, на сей раз одержит верх.

Я распрощалась с Мэдж на пороге, поглядела, как она идет по дорожке, а потом затворила дверь. Я прижалась лбом к филенке, спрашивая себя, как мне далее поступить, но, едва повернулась, как невидимая рука схватила меня за шею и швырнула на пол. С криком я ударилась об стену и почувствовала, как незримое тело бросается на меня. Но не успело оно до меня добраться, слева на него налетел другой призрак, и при их столкновении как будто раскатился гром, оба взревели, а затем исчезли вовсе, лишь одно оставив за собою, оставив мне нечто знакомое.

Аромат корицы.

Глава двадцать вторая

С наступлением сумерек я пришла к выводу, что дух Сантины Уэстерли не отступится, пока ему дозволено бродить в этом полусвете между жизнью и смертью. Я в силах переживать нападение за нападением, я успешно их переживала, но рано или поздно она застанет меня врасплох и достигнет своей цели. Увижу ли я ее, размышляла я, в ту секунду, когда душа моя отбудет в мир иной? Пересекутся ли дороги наши хоть на миг, как пересеклись наши с Харриэт Беннет пути на вокзале Торп всего месяца полтора назад? Или я лишь истаю, обращусь в ничто, а она затаится в ожидании новой жертвы?

Как поступали мои предшественницы? Столь же отчаянно боролись, вскорости сгибались под гнетом страха, восставали против мучительницы? Давали отпор? Понимали, с чем сражаются? Маловероятно, полагала я. И однако надежда меня не оставляла, ибо у меня имелось то, чего были лишены они: некий дух оберегал меня.

Не ведаю, долго ли я пролежала на полу, сотрясаемая дрожью. Конечно, мне было страшно, но я разумела, что это за дух и отчего он так на меня ополчился, а это отчасти умаляло кошмар наших столкновений. По меньшей мере, я его понимала. Мне оставалось только выжить. Но аромат корицы, что витал в передней, взволновал меня, растревожил и ужасно испугал. Я вспомнила, как Юстас рассказывал о встречах со стариком, и наконец постигла, кто таков мой благодетель.

Я лежала в передней и рыдала от горя, какое не мучило меня с самого приезда в Годлин-холл. Возможно ли, что папенька, подобно Сантине Уэстерли, так и не отбыл из нашего мира? Возможно ли, что он и в самом деле приглядывает за мною в этом жутком доме? Иных объяснений я не находила, но воображала, как тягостно ему, как одиноко, как он не может поговорить со мною, и сердце у меня разрывалось. Что сказал он мне в детстве, когда я вернулась из Корнуолла, а он все-таки примирился с маменькиной смертью? «Я всегда стану о тебе заботиться, Элайза. Ничего плохого с тобою не случится». Отчего-то ему удавалось беседовать с Юстасом, но не со мною. Я не ведала, отчего так. Быть может, души умерших теснее сообщаются с детьми? Эти загадки переполнили чашу моего терпения. Если я хочу победить, выбора нет: я должна вызвать призрака на бой. Пора положить этому конец.