Немайн успела подумать, что «дружба с Римом» в понимании авар означает дань с империи, либо прямую, либо замаскированную под обмен подарками или военную помощь. Потянулась к поясу, за чернильницей–непроливашкой — и тут обитые синей шерстью стены исчезли, как и сложный собеседник.
Огляделась — вокруг сплошные стены без окон и дверей. Ни мебели, ни светильников, сам резной камень просвечивает жидким золотистым огнем. Как раз, чтобы красиво подсветить два туманных облачка и три человеческих фигуры. Или не совсем человеческих? Гигант в лазоревом, с серебряной вышивкой, халате для разнообразия не при оружии. На широкоскулом лице только торчащие наружу клыки мешают разглядеть природное добродушие. Крутит в руках какую–то рыжеватую вещицу. Человечек в половину великанского роста — карликом не назвать, сложен пропорционально — затянут в изящно изрезанный фламандский бархат по моде пятнадцатого века. Щекочет элегантную бородку гусиным перышком, а чернильницы нет, не перенеслась. Зато развалился не на тонкой подушечке для сидения на пятках, в мягком полукресле с высокой спинкой. С достоинством встал, уступил сиденье даме — блондинке в синем вечернем платье. Красивом, и ни капельки не средневековом! Та устроилась не сразу — сперва закинула левую ногу на правую, потом наоборот… Поправила платье.
— Да, — сказала, — это девка. Вот вы, мальчики, смόтрите на ноги, как вам и следует… А рыжее чудище вышивку изучает. Кстати, ручную.
Нашла чем удивить средневековую сиду… Немайн чихнула.
— Затхло тут, — сказала, — пыль облаками висит… Как у вас всех дела?
— Хорошо, — первым откликнулось одно из облачков голосом громким, разборчивым, но слишком уж ровным. Можно сказать, механическим. — Окаменелости в культурные и геологические слои внесены — не только под твой вид. Например, в горных районах Поднебесной найдут некоторое количество клыкастых скелетов значительного роста… Мы даже терракотовую армию немного пополнили. Две сотни гвардейцев с алебардами–гэ, лица выкрашены толченым жадеитом на яичном белке. До археологов точно продержится. Так что Воин, а что важней, его потомство, смогут гордиться своими предками. Это важно: он ведь основал династию. Кстати, у Воина сорок шесть процентов свершений для возвращения. Ровно!
Второе облачко отчетливо хихикнуло.
— Потомства у него уже довольно много, так что мы сочли геологическое обоснование совсем нелишним. Что до Вора, — коротышка насторожился, — то он так старательно бреет ноги, что его все считают попросту недоростком. Кстати, у него шестнадцать и три десятых процента. Большую часть заработал за последний час…
— Это как? — спросил Воин.
Облака молчали. Вор погладил мефистофельскую бородку:
— Ну, над нами очередные тучки сгустились: императору стало неудобно дальше поддерживать притязания моего приятеля Балтасара Коссы на папский престол. Его святейшество по старой пиратской привычке потащил меня в кабак, я прихватил с собой Яна Гуса — помните, я этого чеха неуемного от костра отмазал? Застрял доктор Гус в Констанце, психоанализ у меня изучает. Ну, мы даже не набрались как следует, а разговоры пошли… Я говорю: друзья, люди за вас не держатся потому, что вы не умеете стать нужными. И стали мы думать: как сделать так, чтобы никакой другой Папа кроме моего протеже императора уже не устраивал — и чтобы из учения Гуса следовало не «бей немцев», а — profit! Доход для всех, немцев и чехов. А обидеть можно, скажем, двух антипап. Ну и придумали… Такое, что кайзер Зиги сам прибежал к нам в кабак и мы с ним дальше песни орали! Похабные.
Воин кивнул. Ему такая картина казалась совершенно нормальной. Папа, кайзер, доктор теологии и авантюрист–попаданец… Считай, те же клирик, паладин, монах и вор. Нормальная ролевая партия, только очень прокачанная!
Немайн сощурилась.
— Кажется, догадываюсь. Лютеранство?
— Тут все будет иначе. Сам Лютер предпочел бы остаться католиком, да и ереси в его учении особой не было. Зато было главное: секуляризация! Гус бессребреник, Косса — он же Иоанн Двадцать Третий — уже терять нечего. Согласились. Зато всем светским государям возможность наложить лапу на богатство Церкви придется по вкусу. Так что кайзер к утру проспится, обратится к Собору — и они все утвердят. Осмелятся перечить — в городе полно солдат, готовых секуляризовать богатеньких прелатов, под отпущение от славного папы–рубаки… А как дела у рыжуни? А, Сущности?
— У лунной эльфийки семь целых, три десятых процента в пользу Клирика, — сообщило облако. — Хотя я по–прежнему полагаю, что все это притворство. В конце концов, это мне пришлось заниматься изготовлением тела лунной эльфийки, одновременно являющейся римской императрицей. На какие хитрости приходилось идти! Например, вырастить из зародыша было нельзя — вопрос же не в генах, в миропомазании. Пришлось изменять уже имевшееся. Все равно могила базилиссы должна быть пуста… Я взял оригинал в момент биологической смерти мозга, именно для того, чтобы проблем со старой личностью не возникло. Представляешь, каково — менять генетическую структуру уже имеющегося организма? Править ядро в каждой клетке? Вырастить и имплантировать органы взамен умерших или те, которых у людей не существует, было куда проще… А теперь мне говорят, что в абсолютно чистом мозгу могла зародиться новая личность… Ты отчего посинела?
Немайн зажала ладонью рот. Глаза, и без того на половину лица, казалось, растеклись вширь.
— Ой, — сказала она, — ой.
Снова замолчала. Потом улыбнулась.
— Значит, Анастасия права — я действительно могу быть ее потерявшей память сестрой. Могу быть и новой личностью, только собой. Несмотря на все ваши расчеты, могущественные Сущности! И я не верю, что я Клирик. Ведь это будет означать, что я сошла с ума…
— Моя точка зрения такова, — сухо заметила та Сущность, что до этого молчала, — что ты, вероятно, новая личность. Вариант «безумный Клирик» мне не нравится. И я подозреваю, что ответить тебе точно, кто ты теперь есть, не сможет и мой гениальный и эксцентричный друг. Даже если разберет тебя до молекул. Принцип неопределенности, знаешь ли. Может быть, со временем мы узнаем правду… Для меня главное, что ты желаешь, чтобы Клирик вернулся на Землю двадцать первого века и продолжаешь участие в эксперименте. На этом — все. Старые знакомые могут поговорить минут десять. Что до Немайн…
— Я их тоже знаю! — сида говорила быстро–быстро, чтобы успеть до того, как ее отправят обратно на ее Землю, в Камбрию седьмого века, — и это единственные люди двадцать первого века, которых я сама помню! Видела мельком на прошлой встрече, а вы и поговорить не дали. Ну пожалуйста!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});