Слова прорвались наружу сами собой.
— Помоги…
— Что?
Он быстро подошел, встревожено всмотрелся в мое лицо, нахмурился — между бровей залегла складка.
— В чем дело?
— Помоги мне уснуть этой ночью… — таким голосом просит у палача последнюю сигарету осужденный. — Я боюсь, что не смогу…
Дэлл медленно выдохнул (с облегчением?), положил ладонь на мое плечо и слегка пожал — рука доктора на лбу прикрывшего от облегчения глаза пациента.
«Спасибо, док, что согласился отключить принудительную вентиляцию легких…»
Я проснулась в поту. Сердце билось где-то в горле, по телу волнами прокатывалась тошнота. Жарко, слишком жарко, какое же душное одеяло. В недрах памяти, словно оглушенные динамитом рыбы, плавали обрывки кошмара: бесконечные диалоги, слова прощания и непереходящая слабость в коленях.
Темнота вокруг. Я медленно повернула голову — 3:07 утра.
Да, я сумела заснуть, вот только сон обернулся фильмом ужасов, проецирующим на внутренний экран сознания кадры всего, что предстоит пережить утром: еще один завтрак, сборы домой, отсутствующее, ровное выражение лица Дэлла, короткое «пора»…
Он так и не произнес заветных слов, не сказал «останься».
И никогда не скажет.
А я, словно пес, выставленный на улицу, буду ждать, что дверь откроется, хозяин передумает и пустит внутрь бедную скотину, сжалится.
Кого я обманываю?!
Сил ждать наступления утра не осталось. Как прогнать мысли, как спать, когда трясет от напряжения, когда хочется убежать и спрятаться? Новые ласки и утешения не помогут — все ложь. Ложь! То, что еще накануне мое сознание пыталось присвоить, пометить галочкой «свое», вдруг стало чужим, першащим в горле, инородным. Этот дом, этот мужчина, это место… Не мое. Не хочу!
Я резко села на постели; рядом зашевелились. По затылку тек пот.
— Меган?
Уехать. Я хочу уехать домой. Но как? Такси на другой уровень не закажешь, пешком не уйдешь. Не выйдешь ведь на дорогу, не поймаешь частника и не скажешь ему: «В Солар, пожалуйста». Да и денег нет… Ловушка.
— С тобой все в порядке?
Хриплый, полусонный мужской голос слева.
Я молчала. Сердце продолжало колотиться, сотрясая тело, широко распахнутые глаза смотрели сквозь тьму спальни.
— Поднимайся, — ровно, словно робот, выдавила я. — Вставай.
Рядом приподнялись на локте.
— Я хочу домой. Отвези меня.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
Зажегся торшер. Смотреть на Дэлла сил не было; я слышала, как он повернулся, чтобы посмотреть на часы.
— Меган, три утра, что с тобой?
Ничего. Все хорошо.
Слова из горла не шли.
Секундная тишина, затем снова его голос:
— Малыш, это нервы. Все будет в порядке… — В порядке?! О каком порядке он говорит?! — Ложись…
— Я сказала, вставай! — проревела я. — Мы едем в Солар!
Не выдержала, метнула на него короткий взгляд, в котором, по-видимому, отразилось безумие. Несколько секунд Дэлл хмуро взирал на меня, затем убрал одеяло, сел. В серо-голубых глазах плескалась тревога и решимость уладить возникшую ситуацию «мирным путем».
— Мег… давай спустимся вниз…
— Одевайся.
— …поговорим…
Я сжала зубы.
— …я плесну тебе коньяка…
— Ты слышал, что я сказала?
— Какая необходимость ехать домой в три ночи?
Тебе не понять.
А мне что, уговаривать, выпрашивать, два часа объяснять, а потом еще столько же препираться? Злость взметнулась вверх бравым фонтаном. Это не ему уходить с утра, не ему, понурив голову и поджав хвост, мириться с положением проигравшего. Он сидит на кровати и в ус не дует, потому что ему не снятся кошмары. Только я из нас двоих проклята.
— Двигайся, — отрезала я.
Мышцы на его шее напряглись, глаза прищурились.
Ах, да — мужчинами не командуют. Настоящие мужчины не любят приказов…
— Не вижу действий, Дэлл.
Я поднялась с постели и принялась методично, с решимостью камикадзе, идущего на смерть, натягивать на себя одежду.
— Какая оса тебя укусила, Мег, и что за тон? — донеслось сзади.
Вывернутая наизнанку водолазка застыла в моих руках.
Тон не понравился?
— Ты все еще раб, не забыл? — обернулась и произнесла я тихо, едва сдерживая ярость. — Это приказ. Мы едем домой.
Его голова дернулась — почти неуловимо и незаметно, — губы сжались, а взгляд застыл. Несколько секунд Дэлл сидел без движения и смотрел в сторону, затем резко поднялся и принялся порывисто натягивать джинсы.
Плыл за окнами спящий Нордейл: темные дома, пустынные улицы. Я старалась на них не смотреть, не видеть. Сама нашла в бардачке повязку и послушно натянула на глаза, как только машина вышла на трассу.
Пусть не случится сегодняшнего утра, пусть все закончится как можно скорее, сейчас. Этот ставший привычным салон дорогого авто, знакомый запах обивки, руки на руле…
Терпи Мег, еще час, не больше, и все закончится: выскользнет из носа больного пластиковая трубка, закончится кислород, и перестанут хрипеть легкие, успокоившись. Мертвые не плачут, плачут только живые. А умирать надо быстро, по крайней мере надо иметь силы умирать быстро, а не растягивать часы дополнительных мучений, надеясь на то, чего никогда не произойдет.
Дэлл молчал. Больше не пытался вразумлять, останавливать или препятствовать. Сделался холодным, замкнутым рабом, исполняющим приказ. Все закончилось тем, с чего начиналось.
Пусть так…
Через долгих тридцать минут напряженного молчания мощные фары высветили бетонную стену, за которой притаилась лестница, ведущая в полуподвал. Бросив «жди здесь» и не глядя на водителя, я вышла из машины. Вышла и почти сразу же продрогла. Ночь выдалась не по-осеннему холодной. Тихо хрустнула под каблуком галька, сверкнул в отдалении осколок стекла, валяющийся в пыли.
Так, ключи, дверь, замок, теперь закрыть… шкаф, завернутый в одежду нож… Вот он. Какое-то время я смотрела на зажатый в руке предмет, словно в трансе. Широкое лезвие, порезавшее палец той ночью в кювете.
Зачем я нашла тебя? Зачем?
Но… не время для мыслей. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я зашагала к двери.
Он не стал ждать внутри, курил возле машины, присев на капот. На мое приближение отреагировал хмурым, почти волчьим взглядом, словно приготовился к чему-то плохому.
Не стоит, это не больно. Ты вообще по сценарию прыгать должен. От радости…
— Все, Дэлл. Попрощаемся.
Не стала ходить вокруг да около, незачем. Изо рта вырывались облачка пара, руки тряслись от холода.
Мужчина напротив меня застыл, замер, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Вот только мне было не до слов.