Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Василия Станиславовича? Как же, прекрасно знал. Мы с ним когда-то еще в шестидесятые годы занимались расчетами.
— Это один из моих учителей, — Борис немного расслабился, — читал мне лекции в Университете. Один из немногих людей, которых я уважаю. Он никогда не вешал лапшу на уши.
— Да, надо же как замечательно!
— Вы уже знаете, чем будете заниматься у Ефима?
— В общих чертах, Боря, вы знаете, Ефим меня пригласил, так сказать, не оговаривая конкретных функций, предложил продолжать научные исследования, которые я вел в России. Нет, я безусловно готов и хочу помочь компании…
— В России вообще никакой науки не было! — Борис произнес эту фразу с холодной и яростной убежденностью. — Я насмотрелся в Университете на всех этих ученых, сплошная мафия. Так что для вашей же пользы советую поскорее включиться в работу компании.
— Да нет, Боря, вы меня не поняли. Я очень благодарен Ефиму за его предложение и с удовольствием приму участие в работе. Но насчет науки вы неправы. Дорогой мой, откройте любой Американский физический журнал и вы увидите, столько ссылок на советских ученых…
— Русских, а не советских. Хорошо, я допускаю, что могу быть неправ.
— Борис строго посмотрел на академика. — Вы сможете помочь нашей группе рассчитать напряжения, возникающие в деталях?
— Да о чем разговор, Боря, с удовольствием. Сразу же этим займусь. А в чем проблема?
— Мы уже год не можем решить, делать ли в наших стендах отверстия. — Услышав в голосе академика готовность к сотрудничеству, Борис явно убавил жесткости в голосе и с увлечением начал описывать проблему. — Ефим сам колеблется, четыре дырки просверлить или шесть, так что необходим теоретический расчет.
— Это школьная задачка, я завтра же все рассчитаю. — Неприятное чувство, вызванное нетерпимостью Бориса и упоминанием о комиссарах из еврейских местечек не покидало академика.
Всю дорогу Борис деловым тоном объяснял технические проблемы компании Пусика, и у академика слегка пошла кругом голова. Он даже не заметил, как и когда они подъехали к просторному дому со стеклянной террасой.
— Привет, привет, — навстречу ему вышел мужчина примерно его возраста со слегка отвисшей нижней губой и ироничным взглядом. Одет он был в вытертые джинсы и просторную футболку. — Жора про тебя рассказывал. Спасибо, Боря помог мне, тебя подвез, я сегодня со своими идиотами разбирался. Ну что, отказывался, упирался, а эти сволочи все-таки тебя довели, верно?
— Да, Ефим, честно говоря, не хочется про это вспоминать. У меня только одна мечта: если удастся создать здесь маленькую группку, перетащить хотя-бы одного или двух моих ребят, наладить работу, то моя жизнь не пропала!
— Сделаем все, всех перетащим! — Ефим почему-то слегка поморщился. — Это пустяки, не в этом главное. Ты понимаешь, я уже скоро двадцать лет как в этой стране. Ты видишь, я всего добился. Кем я был в Союзе? Пархатым жидом, вот кем. Любая мразь могла меня по стенке размазать и топтать меня ногами. Если бы ты знал, сколько мне пришлось пережить, сколько унижений, как меня не посадили, до сих пор ума не приложу. И вот я уехал, нищий, оборванец. Как сейчас помню, приехал в Вену, и у меня пять долларов в кармане. И в Америку приехал у меня немногим больше было. Ты понимаешь, я всего добился своей головой и руками. У меня есть все, и этого хватит на сто таких жизней. Теперь самая последняя мразь в Москве, которая меня разорвать на куски была готова, на коленях ко мне приползет и будет ноги лизать, потому что они в дерьме плавают, как им и полагается по заслугам. Все встало на свои места, и поэтому Америка великая страна. Я тебе это говорю, потому что вижу, что ты чем-то на меня похож. У тебя тоже все получится, я чувствую.
— Спасибо, Ефим, — академик был тронут.
— Так вот, мне это все никакой радости не приносит. Нет, интересно, конечно, деньги, работа, но ведь пора и о душе подумать. Никто не вспомнит меня через двадцать лет, все эти железки, все изменится, придут другие технологии. Поэтому у меня мечта: помочь хорошим, талантливым людям, по которым советская власть прошлась паровым катком. Вот тебе, взять и помочь, ведь должно быть у людей хоть какое-то вознаграждение за их муки, верно?
— Ефим, мне по правде не верится, что это все на самом деле происходит со мной.
— Да, — Ефим усмехнулся, — бывают такие моменты в жизни, когда оказывается, что мечта сбывается. И ты знаешь, у тебя бывало так? Она сбывается, и ты сам не веришь, что все это произошло. Ну, — он на секунду задумался, — как будто ты шел по полю и нашел золотой слиток. Поднял его, смотришь и не можешь поверить, ощупываешь его пальцами, он такой чуть пористый, с буграми, шершавый, поблескивает, и вот ты держишь его и медленно начинаешь понимать: «Да, да, это я, и я не сплю, и все это на самом деле».
— Ефим, — академик почувствовал подъем, — вы не можете себе представить, как я вам благодарен. Я хочу сказать, что в общем-то я не привык брать и не отдавать долги, так что я с большим удовольствием помогу вашей компании с расчетами. Борис упоминал про какие-то отверстия…
— Слушай, Слушай! — Ефим начал раздражаться. — Пошли Бориса к чертовой матери. Сопляк паршивый! Он же фашист, ему бы зоной или шарашкой руководить. Я его терплю только потому, что он делу полезен. Я про что говорю, хочешь помочь делу, я буду рад. Посчитай нам напряжения в деталях. А вообще я хочу создать научный центр под твоим руководством. Вытащим твоих ребят, сделаем вначале небольшую лабораторию. Здесь такое место, тысячи компаний, университеты, это центр мировой науки! Ты что думаешь, и Стэнфорд так начинался, и Принстон. Быть может, будет когда-нибудь университет имени Пусика.
— Ефим, это было бы замечательно! — академик с некоторым испугом почувствовал, что разговор с Пусиком начинает напоминать прекрасный сон, после которого просыпаешься ранним утром и медленно, с сожалением начинаешь осознавать, что воздушная призрачная мечта улетает вместе с отступающим сумраком ночи.
— Я навел справки. — Ефим зевнул. — О тебе все замечательно отзываются. А для меня это много значит. Да что там, если ты со своей мордой пробился в академики в этой стране, это обо всем само за себя говорит. Даже если вы со своей лабораторией ничего не сделаете, не переживай. Мне все равно выгодно деньги на исследования списывать с налогов. Так что ты ничему не мешаешь. Считай, что я перед Богом хочу сделать хорошие дела. Договорились?
— Конечно, Ефим.
— Вот и прекрасно. А теперь отдыхай. — Он пригласил академика следовать за ним и провел его в просторную комнату с деревянной террасой, нависающей над садом.
Академик с наслаждением принял душ. Голова гудела, спать не хотелось. Он погасил свет в комнате. Уличные фонари отблескивали в экране телевизора, бокалах, стоящих в небольшом шкафу и в оконном стекле. Он вышел на поскрипывающую деревянную террасу. За ней простирался темный склон горы, громко пели цикады, и прохладный воздух, наполненный ароматом трав и цветения, мягкими волнами спускался по шуршащей листве деревьев. На горизонте за темными очертаниями холмов раскинулось бесконечное море ярких и разноцветных огней, переливающихся и мерцающих.
«Вот оно, буйство жизни, — думал академик, — ведь каждый такой огонек освещает чей-то дом, жизнь, мысли, мучения и радости, и все они вместе собираются в этот искрящийся водопад, бурлящий и сверкающий в этой ночи. — Он перевел взгляд на небо. Там, в далекой космической тьме ровным светом горели тысячи звезд. —Каждый миг в этой жизни уникален, фотоны, ударяющие сейчас в сетчатку моих глаз были рождены быть может миллиарды лет назад во время страшных, не поддающихся разуму космических катастроф и все эти годы летели в бесконечной пустоте пространства и вот сейчас, в эти секунды поглощаются в моих нервных клетках. И кто знает, быть может, свет той же звезды в эти секунды долетает до неизвестной нам планеты, на поверхности которой живое, разумное существо тоже глядит вверх, ощущая бесконечность и таинственность вселенной…»
Он глубоко вдохнул ночной ароматный воздух, открыл окно, с наслаждением лег на хрустящую белую простыню и не заметил, как заснул спокойным, безмятежным сном.
Утро было солнечным и прозрачным. Птицы за окном пели как сумасшедшие, и яркие лучи солнца пробивались сквозь сочную зеленую листву деревьев. Академик открыл глаза. На часах было всего около шести часов утра. Сейчас, под утренним ласковым солнцем были видны внизу бесконечные ряды больших и маленьких домиков, разбросанных между зеленых аллей и парков. Где-то совсем далеко аккуратные ряды строений заканчивались, там блестело плоское голубое зеркало залива, за которым поднимались высокие, безжизненные выгоревшие горы. Академик перевел взгляд налево. Там на горизонте тоже виднелись горы, но не безжизненные, а наоборот, покрытые густым зеленым лесом. С вершин этих гор серебрянными, переливающимися и мерцающими под яркими лучами солнца клочьями спускался туман, растекаясь по горным хребтам и исчезая по мере приближения к зеленой долине, расчерченной далекими нитками шоссе, по которым как букашки ползли автомобили. Легкие порывы свежего морского ветра ласково трепетали волосы. «Фантастический пейзаж!» — подумал академик.
- Высокая вода венецианцев - Дина Рубина - Современная проза
- Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - Альфред Дёблин - Современная проза
- Любовь - Тони Мориссон - Современная проза
- Экстрасенс - Александр Торин - Современная проза
- День Индюшки - Александр Торин - Современная проза