– А человеческая раса? – спросил Блейк. – Человечество? Оно тоже не имеет значения?
– Человеческая раса, – ответил чёткий, ледяной голос, – лишь мельчайшая частица разума. Не говоря уж об отдельном человеческом или каком ином существе.
– Но разве разум… – начал Блейк и остановился.
Бесполезно, сказал он себе, разве может понять другую точку зрения существо, с которым он разговаривает, – не человек, а бестелесный разум, находящийся в плену предрассудков своего мира не в меньшей степени, чем существо из плоти и крови – своего. Утраченный для физического бытия, он, наверное, хранит о нем столь же туманные воспоминания, как взрослый – о собственном младенчестве. Разум Теодора Робертса существует в одном измерении. Маленький мир с гибкими параметрами, в котором не происходит ничего вне рамок движения мысли.
– Вы что-то сказали – или хотели сказать?
– По-видимому, – произнёс Блейк, пропуская вопрос, – вы говорите мне это затем…
– Я говорю вам это затем, – сказал Теодор Робертс, – что знаю, насколько вы утомлены и растеряны. А так как вы – часть моего Я…
– Я не часть вашего Я, – сказал Блейк. – Два столетия назад вы дали мне разум. С тех пор этот разум изменился. Он уже не ваш разум.
– Но я полагал… – начал Теодор Робертс.
– Я знаю. Очень любезно с вашей стороны. Но из этого ничего не выйдет. Я стою на собственных ногах. У меня нет выбора. В моем создании участвовало много людей, и я не могу разорвать себя на части, чтобы каждому вернуть долг, – вам, биологам, которые чертили проект, техникам, изготовившим кости, мясо, нервы…
Воцарилось молчание. Затем Блейк быстро произнёс:
– Простите. Наверное, мне не следовало этого говорить. Мне не хотелось бы, чтобы вы обиделись.
– Я не обиделся, – сказал разум Теодора Робертса. – Напротив, вполне удовлетворён. Я могу теперь не беспокоиться о том, мешают ли вам мои склонности и предрассудки, которыми я вас наделил. Но я что-то разболтался. А мне надо ещё сообщить вам нечто для вас важное. Таких, как вы, было двое. Был ещё один искусственный человек, который полетел на другом корабле…
– Да, я слышал об этом, – сказал Блейк. – Я не раз задумывался – вам о нем что-то известно?
– Он вернулся, – сообщил разум Теодора Робертса. – Его доставили домой. Почти как вас…
– В состоянии анабиоза?
– Да. Но в отличие от вас, в своём корабле. Через несколько лет после запуска. Экипаж испугался происходящего и…
– То есть мой случай уже никого особенно не удивил?
– Думаю, что удивил. Никому не пришло в голову увязать вас со столь давними событиями. Да и не так уж много людей в Космослужбе знали об этом. О том, что вы можете оказаться вторым из тех двух, начали догадываться незадолго до вашего побега из клиники, после слушаний по биоинженерному проекту. Но вы исчезли раньше, чем они смогли что-либо предпринять.
– А тот, другой? Он все ещё на Земле? Взаперти у Космослужбы?
– Сомневаюсь, – произнёс разум Теодора Робертса. – Трудно сказать. Он исчез. Больше мне ничего не известно…
– Исчез! Вы хотите сказать, его убили!
– Я не знаю.
– Вы должны знать, черт побери! – закричал Блейк. – Отвечайте! Я сейчас пойду туда и все разнесу. Я найду его…
– Бесполезно, – сказал Теодор Робертс. – Его там нет. Больше нет.
– Но когда? Как давно?
– Много лет назад. Задолго до того, как вас обнаружили в космосе.
– Но откуда вам известно? Кто сказал вам…
– Нас здесь тысячи, – ответил Теодор Робертс. – Что знает один – доступно всем. Все обычно в курсе всего.
Блейк почувствовал, как его обдало леденящим дыханием бессилия. Тот, второй, исчез, сказал Теодор Робертс, и в его словах сомневаться не приходится. Но куда? Умер? Спрятался где-то? Снова отправлен в космос?
Второй искусственный человек, единственное во всей Вселенной другое существо, с которым его могло бы связать родство, – и теперь он исчез.
– Вы в этом уверены?
– Я в этом уверен, – подтвердил Теодор Робертс.
Немного помолчав, Робертс спросил:
– Так вы летите в космос? Решились?
– Да, – сказал Блейк. – Наверное, это единственное, что мне осталось. На Земле у меня ничего нет.
Да, он знал, на Земле у него ничего нет. Раз тот, второй, исчез, на Земле у него ничего не осталось. Элин Гортон отказалась с ним разговаривать, а её отец, когда-то такой доброжелательный, вдруг сделался холодным и официальным, прощаясь с ним, и Теодор Робертс оказался колючим голосом, вещающим из одномерной пустоты.
– Когда вы возвратитесь, – сказал Теодор Робертс, – я ещё буду здесь. Прошу вас, позвоните. Обещаете?
Если возвращусь, подумал Блейк. Если ты ещё будешь здесь. Если кто-нибудь ещё будет здесь. Если Земля заслуживает того, чтобы на неё возвращаться.
– Да, – сказал он. – Да, конечно. Я позвоню.
Он протянул руку и разъединил связь. И сидел так, не шевелясь, в безмолвной темноте, чувствуя, как Земля удаляется от него, уходит по все расширяющейся спирали и он остаётся один, совсем один.
32
Земля осталась позади. Солнце сделалось совсем маленьким, но все ещё было Солнцем, а не одной звездой среди многих. Космический корабль падал вниз по длинному тоннелю гравитационных векторов, которые через некоторое время разгонят его до такой скорости, когда покажется, что у звёзд смещаются орбиты и цвета.
Блейк сидел в кресле пилота и глядел на раскрывшуюся перед ним изогнутую прозрачность космоса. Здесь так тихо, подумал он, так тихо и покойно полное отсутствие каких-либо событий. Через пару часов он встанет, обойдёт корабль и убедится, что все в порядке, хотя заранее знает, что все будет в порядке. В таком корабле ничего не может испортиться.
– Домой, – тихо произнёс Охотник в сознании Блейка. – Я лечу домой.
– Но ненадолго, – напомнит ему Блейк. – Ровно настолько, чтобы собрать то, что ты не успел собрать. А затем снова в путь, туда, где ты сможешь получить новые данные с новых звёзд.
И так снова и снова, подумал он, вечно в пути, собирая урожай со звёзд, обрабатывая данные в биокомпьютере – разуме Мыслителя. Поиск, беспрестанный поиск намёков, свидетельств, косвенных указаний, которые позволят составить знание о Вселенной в схему, доступную пониманию. И что же они тогда поймут? Многое, наверное, о чем сейчас никто и не подозревает.
– Охотник ошибается, – сказал Мыслитель. – У нас нет дома. У нас не может быть дома. Оборотень это уже выяснил. Нам и не нужен дом, мы это поймём со временем.
– Корабль станет нашим домом, – сказал Блейк.
– Нет, не корабль. Если вам так уж надо считать что-то домом, то тогда это Вселенная. Наш дом – весь космос. Вся Вселенная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});