Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пикл сказала:
— Мы помощницы, которых вы заказывали.
Миссис Клейборн пригласила нас в гостиную.
На столе красовалось чучело настоящей черепахи с красными лампочками в глазах. Странно. Играла какая-то оперная музыка, а на кресле лежал сборник стихов. Хозяйка позвала цветную служанку и велела ей помочь нам приступить к работе, а сама вернулась к чтению. Вообще весь дом был странный. Я никогда не видела такой старой мебели. Ни одной новой вещи. Я предпочитаю датский модерн.
Пока мы снимали шторы, Пикл спросила служанку:
— Как поживает малютка Виржиния?
Служанка глянула на нее как на сумасшедшую.
Я с самого начала знала, что Пикл выдумала эту историю про Виржинию, так ей и сказала, когда мы ушли.
На следующий день мы вернулись, и Пикл вознамерилась доказать, что девушка живет в доме. Всякий раз, как служанка на минуту оставляла нас одних, Пикл выбегала и открывала все двери подряд в поисках Виржинии. Я говорила ей: прекрати, у нас будут неприятности. Пикл считала, что сумасшедшую должны держать или в подвале, или на третьем этаже. Один раз Пикл притворилась, будто ей нужно в туалет, и спустилась в подвал, но там ничего не оказалось, кроме завалов все той же старой мебели. Все это время миссис Клейборн сидела в гостиной, слушала музыку и читала стихи.
В субботу мы работали последний день, и я хотела только одного — покончить со шторами и убраться оттуда. Мы трудились в одной из спален на втором этаже, когда миссис Клейборн позвала служанку вниз. Не успела я глазом моргнуть, как Пикл взлетела на третий этаж искать Виржинию и принялась дергать все двери подряд, бросив меня стоять с красными бархатными шторами весом в пятьдесят фунтов. Вдруг я услышала, как Пикл завизжала, будто ее режут, и промчалась мимо спальни прямо к входной двери, только ее и видели. Я не знала, что стряслось, но решила, что мне тоже лучше сматывать удочки. Бросив шторы, я припустила по лестнице. Тут гляжу — навстречу мне бежит миссис Клейборн и вопит:
— Виржиния, вернись в свою комнату!
Оглядываюсь — сзади мчится девушка с курчавыми волосами и глазами навыкате. Я оказалась между ней и миссис Клейборн.
— Останови ее, останови ее! — закричала миссис Клейборн.
Выбора у меня не осталось, потому что девушка летела прямо на меня, и когда миссис Клейборн схватила нас обеих, меня зажало так, что не вырваться.
Девушка визжала: «Я тебя ненавижу!» — и пыталась ударить миссис Клейборн, но до нее не дотягивалась, и все тумаки доставались мне.
Когда мы водворили ее обратно в комнату, миссис Клейборн сказала мне: «Следи, чтобы она не поранила себя. Я за врачом», — и заперла меня с ней!
Я пыталась открыть дверь, но не смогла.
Оглядываюсь — чем тут поранишься-то, нечем. В комнате ничего нет. А вот меня она вполне могла поранить, если бы захотела. Мне грозила смерть от руки безумной только по той причине, что Пикл, видите ли, понадобился этот идиотский пылесос.
Виржиния опустилась на пол и принялась бить себя кулаками по голове.
— Эй, лучше перестаньте, — сказала я.
Она подняла на меня взгляд и спрашивает:
— Ты кто?
— Дейзи Фэй Харпер, — отвечаю, — вешаю внизу шторы. А вы, наверно, Виржиния. Как поживаете?
А она глядит на меня и говорит:
— Хочу деревенскую музыку.
— Что? — не поняла я.
— Хочу послушать деревенскую музыку. — И снова замолотила кулаками себе по голове.
Я надеялась, что пена у нее изо рта не пойдет. Что делать, я не знала, потому села и спела ей немного из «Не Бог создал ангелов хонки-тонк», потом немного из «Ков-лига» и «Лживое сердце твое». Я приступила к «Счастливого тебе пути»,[88] но тут она разозлилась и сказала, что это ковбойская песня. Может, она и безумна, но не глупа. Я спела ей отрывки и кусочки из всех народных песен из папиного музыкального автомата, что смогла припомнить, и как раз пошла по второму кругу и затянула хит Пэтси Клайн[89] «Я разваливаюсь на части», когда дверь открылась, вошел врач с черным саквояжем и сказал:
— Как поживает наша малютка Виржиния? Мама говорит, ты сегодня немного не в себе.
Представляете? Она меня едва не убила, и это называется «немного не в себе». Не хотелось бы мне быть рядом, когда она станет совсем не в себе.
Когда я спустилась, миссис Клейборн стояла, заломив руки, и без конца повторяла:
— Мне очень жаль, что так вышло. Не понимаю, как она выскочила.
Я-то знала, кто ее выпустил, но помалкивала, иначе, глядишь, и не заплатят. Она умоляла меня простить Виржинию, мол, она нездорова.
Я сказала, что Виржиния, возможно, будет меньше злиться, если ей разрешат слушать кантри, а миссис Клейборн объяснила, что они пытались, но она постоянно разбивает радио и проигрыватели и ранит себя. Тут я вспомнила, как папа подшутил над мамой, когда она пошла в уборную во дворе, и предложила, чтобы папа пришел и приладил в комнате Виржинии колонки у потолка, куда она не достанет. Их можно присоединить к радио или чему-то другому.
Спустился врач, услышал мое предложение и одобрил его, сказал, пусть папа позвонит мистеру Клейборну и договорится, и чтобы он пришел как можно скорее.
Миссис Клейборн достала из сумочки 20 долларов и дала мне. Я сказала, что она должна нам только 12, но она попросила оставить сдачу себе и обняла меня на прощанье. Выхожу, а моя дорогая лучшая подруга Пикл Уоткинс, которая пряталась в кустах, кидается мне навстречу.
— Что с тобой было? — спросила она.
Я посмотрела на нее.
— А с тобой? — спросила я и пошла себе.
Не буду больше с ней разговаривать. Я бы так ее никогда не бросила. Отдала я ей 20 долларов и сказала, чтобы засунула свой дурацкий пылесос себе в нос. Она плакала, но я ее не прощу, ни за что. Никогда.
Может, папа заработает кучу денег, прилаживая колонки, и корейцы ни цента не получат из этой суммы.
Вернувшись домой, я сказала папе и Джимми Сноу, что если Пикл позвонит, меня нет.
Только сейчас сообразила, что Виржиния ростом с меня. Так и знала, что Пикл все насочиняла.
15 декабря 1956В воскресенье в мотель приходила Пикл, стучала ко мне в дверь. Я сидела на крыше, и она меня не видела. Я часто сижу на крыше. Люди никогда не поднимают голову. В общем, она стучала, стучала, а потом подсунула под дверь письмо и ушла.
Тогда я спустилась и прочла письмо. Она очень сожалеет, что бросила меня, но эта девочка ее страшно напугала, и она побежала, думая, что я бегу следом. Как же, так я и поверила! Я собрала все вещи, что она мне давала, включая одолженную одежду, и сложила в коробку.
В понедельник утром Лемюэль встретил меня в школе, когда я вышла из автобуса, и я отдала ему коробку. Он сказал, что у Пикл разбито сердце, и она вчера весь день не ела, и не могла бы я, пожалуйста, помириться с ней. Я ответила, что Пикл обидела меня до глубины души и я вряд ли смогу ее когда-нибудь простить, но на него и Малую не сержусь, так что, если они хотят, можем с ними дружить и дальше.
В классе я ни разу не взглянула на Пикл. К обеду вся школа знала, что мы поссорились. Все вокруг нее так и порхали, будто это она пострадавшая сторона. Интересно, рассказала ли она, что бросила меня на растерзание. Пэтси Руфь Коггинс провела со мной долгую душещипательную беседу о том, что настоящие друзья не должны ссориться, и если я хочу передать Пикл какую-нибудь записку, то она передаст. Я попросила Пэтси Руфь Коггинс передать Пикл, что мы не любовная парочка, которую может обсуждать вся школа.
Эми Джо Снайпс в обед мне все уши прожужжала, что если две подружки невесты не будут друг с другом разговаривать, это загубит всю свадебную церемонию. Что после свадьбы я могу снова не разговаривать с ней, если пожелаю.
Вернон Мусбургер предложил устроить дебаты по поводу примирения с Пикл, услышать все мои «за» и «против», но я велела ему не совать нос в чужие дела. Тогда он предложил услышать все мои «за» и «против» сования носов в чужие дела. Эта группа дебатов просто лишила его мозгов!
Я продержалась весь день, до шестого урока, которым был урок Будущих домохозяек Америки, и тут случайно — по ошибке — кинула взгляд на Пикл. Она смотрела на меня. Я засмеялась, она тоже. Мы побежали в туалет и там расплакались, обнялись, поцеловались и помирились. Мы сказали, что любим друг друга, и Пикл пообещала больше никогда меня не бросать. Разве можно сердиться на Пикл?
Папа установил колонки для девочки Клейборнов. А вернувшись, сказал, что Виржиния, видать, совсем чокнутая. Я это и так знала.
19 декабря 1956В эту субботу устроили день подарков для Эми Джо Снайпс. Все подарки сплошь хозяйственно-кухонные. Дуршлаг я так и не нашла. И не знаю, что это такое. Дала ей денег, пусть сама покупает.
Кей Боб Бенсон и Пэтси Руфь Коггинс выиграли пылесос — они больше всех собрали денег для корейцев. У Кей Боб Бенсон это уже второй приз в этом году.
- Рождество и красный кардинал - Фэнни Флэгг - Современная проза
- Главный приз - Ирина Волчок - Современная проза
- Налда говорила - Стюарт Дэвид - Современная проза
- Лавина (сборник) - Виктория Токарева - Современная проза
- Белый Тигр - Аравинд Адига - Современная проза