его внутренний наблюдатель [3], способ абстрагирования от обычных процессов мышления.
Артём прекрасно помнил, как ему удавалось отстраняться от тела голема, уходя во внутренние слои разума. И теперь, он попробовал провернуть нечто подобное. Но на этот раз он отступил ещё глубже в сознание, абстрагируясь не только от тела, но даже от самих мыслей. Отступил в позицию внутреннего наблюдателя, на некий островок стабильности внутри себя, на… красную точку.
— Продолжай, продолжай, — услышал он голос Громалка, из чего заключил, что действует правильно.
Получалось гораздо легче, чем он ждал, ибо в своё время Плохой немного занимался медитацией. Эта красная точка, этот внутренний остравок была в гораздо большей степени им, чем точка внешняя. Эта она отражалась во внешней оболочке, а никак не наоборот.
Нет, не так! Отражение было обоюденным, как у двух стоявших напротив друг друга зеркал. Но внешнее зеркало было слегка замутнённым. Или правильней сказать, поток излучения из внутренней точки был сильнее наружного. Если бы только не поглощающая среда между ними… но всё же на самом деле обе точки были одним целым.
Плохой продолжал концентрироваться на точках и их сложной связи между собой и с ним, и внезапно почувствовал, что в разуме его, что-то сдвигается. Казалось, будто сознание поворачивается, на каких-то неведомых шарнирах, соскальзывая куда-то. Плохой продолжал концентрироваться.
Начала подступать боль. Она началась прямо в мозгу, потом её щупальца стали проникать в тело. В начале Артём даже обрадовался ей. В теле голема он находился словно укутанный в вату, почти никаких текстильных ощущений. А так, всё какое-то разнообразие. Это была какая-то отстранённая, притуплённая боль, очевидно, другой голем испытывать и не мог, но всё же это была боль. И она продолжала нарастать. Плохой полностью игнорировал ее, сосредоточившись на созданной в своём сознании модели.
Внезапно мозг его точно разрезали острым лезвием гильотины.
— Ох, — Артём невольно вскрикнул и сбился с концентрации.
Он открыл глаза, но боль исчезла далеко не сразу. Она медленно уходила, словно вода из большой бочки, в которой проковыряли не слишком крупную дырочку.
— Соскочил, — коротко бросил он Громалку.
Но наставник, похоже, излучал энтузиазм.
— Не беспокойся, с первого раза ни у кого не получается, — сказал эльт. — Ты и так достаточно далеко зашёл.
— Но не так далеко как хотел. Послушай, у тебя нет воды?
Громалк протянул ему кружку. Плохой сделал несколько глотков, и лишь после сообразил, что всё равно не может почувствовать вкуса жидкости. Вода была немного тепловатой, но даже это он ощущал отстранённо: это было почти, как наблюдать показанья термометра. Боль, наконец, прошла.
— Я хочу повторить, — сказал Громалку Артём.
— Уверен? — Плохому показалось, что эльт на мгновение заколебался, но тот тут же сделал рукой непонятный жест. — Впрочем, тебе виднее.
Плохой сосредоточился вновь. Он ожидал, что повторятся прежние ощущения, но на этот раз голову его вдруг начало жечь. Казалось, мозг превратился в огненную кашу, в которой крутятся медленные течения. Огонь начал выплёскиваться и в тело. Вскоре он начал казаться себе сгустком пламени, каким-то огненным человеком.
Спокойно, — уговаривал себя он, — это ведь не на самом деле. Голем не способен испытывать боль, а значит, она мне только кажется. Казалась ему боль или нет, но ощущения были весьма неприятными. Потом он стал казаться себе огненной сферой, безумной звездой — сверхгигантом, ядром которого была эта проклятая двойная точка.
Потом последовал удар гильотины, буквально рассёкший его пополам, и казалось разъединивший в мозгу полушария.
Каким-то чудом Плохой удержал концентрацию. Спокойно, — уговаривал он себя, — спокойно. Всё равно это не на самом деле, а только у меня в голове. Эта боль не соответствует ничему во внешнем мире, а значит, мне ничем не грозит. После он не смог отвлекаться даже на такие мысли.
Ещё один удар и ещё. Казалось, мозг рассекали под разными углами, крошили его на части. Тело ломило. Плохой держался лишь на своём упрямстве, но и оно было на пределе. В левую ногу словно воткнули кол. А в правую руку, казалось, начали забивать гвоздь, медленно так, со смаком. Потом болевые ощущения поменялись согласно зеркальной симметрии, надо полагать для равновесия.
Затем на его теле, словно начал, тренироваться безумный каратист. При этом Плохой непостижимым образом продолжал оставаться огненной сферой.
Потом на него обрушился нарастающий рёв, он накатывался пульсирующей волной. Слепящий свет: казалось, у него выкипают глаза. Каким-то непостижимым усилием он понял, что свет исходит не извне, а из него самого, из той самой двойной точки. Тогда прорезалось понимание: нет никаких двух точек, есть только одна точка отражающаяся сама в себе. Более того, она не внутри него, она и есть он. Огненная сфера якобы находившаяся снаружи её на самом деле полностью помещалось внутри.
А в следующий миг эта двойная точка вдруг взорвалась, послав ударную волну внутрь себя и изнутри навстречу себе. Она лопнула как передутый воздушный шарик. И обе волны сошлись в ослепительном мгновенном понимании. И боль отступила. Вначале она чуть ослабла, а потом вдруг мгновенно исчезла. Всё закончилось.
Плохой открыл глаза. Он сразу почувствовал в своих ощущениях нечто странное. Нет, они не стали сильнее, но что-то непривычное было буквально разлито в воздухе. Едва заметное, оно, тем не менее было разлито по всюду и даже наполняло его изнутри.
— Получилось, — услышал он радостный вопль Громалка, — у тебя получилось. Знаешь, я совершенно не верил, что ты сможешь сделать это с первой попытки.
Всего лишь со второй, — машинально подумал Плохой, но говорить не стал. Он старательно изучал свои новые ощущения. Они не были сильными, к окружающему миру просто добавились новые трудно уловимые оттенки. Но не только. Казалось, вокруг была разлита некая жизненная сила, ощущение могущества. Оно не было равномерным: были точки концентрации, разряжения, некие линии силы. Они не были такими чёткими, как на шаре Литии или на сфере Громалка. Контуры и ощущения, казалось, были едва намечены. Не знаешь, так примешь за игру воображения.
Разобраться во всём этом с ходу было невозможно. Артём и не пытался. Это было бы всё равно, как только узнавшему об электричестве понять электронному схему.
— Это можно будет, как-нибудь приглушить? — спросил он Громалка, подумав, что будет чересчур непривычно постоянно чувствовать такое.
— Да без проблем. Со временем ты сам сможешь выбирать нужный порог восприятия почти бессознательно. А пока этого проще всего добиться, представив ту же двойную точку и растворив её.
Неужели опять через боль, — недовольно подумал Плохой. Но решил всё же не отступать. Он вновь представил в голове зеркальный шарик. Но