– Выпьем за успех путешествия! – предложил он.
Зефирина подняла свой кубок.
– Я хочу пожелать, чтобы наше плавание было таким безмятежным, дружеским и спокойным, насколько возможно.
– Безмятежность не самая сильная моя сторона, спокойствие – тем более… Что же касается дружбы…
Кортес рассмеялся.
– Ей-богу, мадам, если таково ваше желание, выпьем за дружбу между нами, в конце концов сегодня только первый день. Постараемся не раздражаться до пятого дня…
Понимая, на что намекает конкистадор, Зефирина выпила так поспешно, что поперхнулась.
– Ну… ну…
Кортес постучал Зефирину по спине.
– Я хочу сделать вам честное предложение, – сказал конкистадор, когда дыхание вернулось к ней.
«Он говорит о честности с самым нечестным в мире видом!» – подумала Зефирина, почти развеселившись.
– Если вы хотите оставить свой наряд и одеться, как подобает особе вашего пола, посмотрите… может быть, вам это понравится.
Фернан Кортес открыл два больших сундука, в которых находились роскошные платья. Зефирина была женщиной, она не могла не восхититься шелковыми тканями, кружевами и инкрустированными драгоценностями.
– Откуда это чудо?
– Ба! Добыли кое-что у французских и английских корсаров… Мы не всегда теряем, сеньора…
Кортес взял платье цвета нарцисса с серебряным отливом и подал Зефирине.
– Наденьте, чтобы доставить мне удовольствие, этот оттенок божественно идет к вашим волосам…
Сильные руки Кортеса прикоснулись к груди Зефирины. Та медленно отвела их. Отбросив платье, она сухо заявила:
– У нас с вами никогда не было соглашения, что я должна доставлять вам удовольствие, сеньор Кортес. Вы позволите…
Зефирина отстранила его, желая пройти к двери.
Фернан Кортес больно схватил ее за руку. Зефирина вскрикнула. Кортес прижал ее к стене, и она ощутила желание конкистадора.
– Маленькая дурочка, требовательная, гордая, настоящая француженка, злая и суровая, хуже вас никого нет. Я жалею, что увез вас, вы говорите мне только о своих заботах и огорчениях. Клянусь святой Маргаритой, я должен бы выбросить вас за борт или запереть в трюме с одним сухарем, чтобы вы разделили его с крысами.
Кортес не привык, чтобы ему сопротивлялись. В бешенстве он дергал ее за волосы, разодрал колет, обхватил под батистовой рубашкой ее груди…
Зефирина не могла сдержать дрожь. Прикосновение этих мужских рук вызвало у нее восхитительное ощущение вдоль позвоночника.
Как всегда, она чувствовала раздвоение между плотью и рассудком. Мужчина остановился, взволнованный переменой, которую ощутил в партнерше. Он потянулся к ее губам.
Зефирина отвернула голову. Чтобы утаить сладостное содрогание внизу живота, она заговорила с конкистадором вызывающе.
– Бросьте меня в океан, чего же вы ждете, мессир Кортес? Или зарежьте, как вы сделали с сорока тысячами индейцев. Я доставлю вам меньше хлопот, ведь я крещеная.
Кортес, побледнев, отступил.
Зефирина почувствовала, что задела слабое место. Был ли способен этот мужчина испытывать угрызения совести? Пресытился ли он резней после своей «конкисты»?
Словно пытаясь стереть пятно, Кортес вытер лоб тыльной стороной ладони.
Зефирина воспользовалась этой паузой.
– Если вы решите, мессир, бросить меня за борт, то знаете, где найти меня.
Непринужденно поклонившись, она вышла из рубки. Кортес ее не удерживал. В коридоре ее охватила нервная дрожь, и, войдя в каюту, она ощутила сильное сердцебиение. Мадемуазель Плюш стонала:
– Ах! Все движется… Мои ноги задираются!
Гро Леон храпел.
Зефирина чувствовала, что больше не может. Ей был нужен Фульвио, чтобы защитить ее от других мужчин и… особенно от нее самой. Но Фульвио не было, она была одна в этой ореховой скорлупке, уносившей ее к неизвестным землям.
Зефирина улеглась в кровать рядом с дуэньей. Еще долго она всхлипывала, как маленькая девочка, прежде чем заснула, сжав кулачки.
Кортес остался в рубке. Сидя за рабочим столом, он руками обхватил голову. Эта женщина задела его за живое. Часто по ночам он испытывал кошмары и просыпался от ощущения, что плавает в крови. Его часто посещало воспоминание о бойне в Теночтитлане. Кортес восхищался своим «коллегой» Франсиско Писарро: тот, судя по всему, считал индейцев животными.
Иногда Кортес сомневался в себе, в своих законных правах кастильского полководца.
В дверь тихо постучали. Очнувшись от своих раздумий, конкистадор поднял голову. Это был капеллан.
– Монсеньор, я сейчас буду служить мессу для экипажа на нижней палубе…
– Я иду, отец Жозе… Ах, я был бы счастлив, если бы отныне вы служили еще одну хорошую мессу по утрам и еще одну под вечер.
– С радостью, ваша милость… Ах! Три мессы в день; благочестие монсеньора – пример для команды.
Фернан Кортес поправил воротник из сеговийских кружев на своем колете и последовал за святым отцом к обедне.
Дни текли монотонно. Зефирина ухаживала за Плюш, убирала каюту, ходила за безвкусной пищей в каюту для офицеров, когда те заканчивали еду.
Она не видела Кортеса, разве что издали на мессах, которые посещала не всегда. Конкистадор не пытался приблизиться к ней; более того, казалось, он ее избегал. Зефирину это не огорчало. Она решила не выполнять обещание, вырванное у нее силой и стечением обстоятельств.
На четвертый день она столкнулась с Кортесом и его свитой в коридоре. Она заставила себя поздороваться с конкистадором. Тот, не останавливаясь, наклонил голову и исчез по направлению к выходу на наружный трап.
«Он взбешен, тем хуже для него… – подумала Зефирина. – Все, чего я прошу, это чтобы он понял и оставил меня в покое».
Для пущей предосторожности на пятый день она осталась взаперти в своей каюте и не вышла даже поесть. Забаррикадировавшись с Плюш и Гро Леоном, она спала плохо, чутко прислушиваясь к шумам на палубе и в желудке, изнывавшем от голода, внезапно просыпалась, каждое мгновение ожидая услышать стук в дверь. Никто не пришел нарушить ночной покой.
С женской нелогичностью Зефирина заснула под утро, удовлетворенная своей победой и раздосадованная тем, что Кортес сдался так легко.
На шестой день она отважилась выйти за едой.
Кроме эконома, который выдавал продовольствие, ответственного за воду, в чью чрезвычайно важную задачу входило тщательное распределение драгоценной влаги, она не встретила ни одной важной персоны.
Эта стратегия оказалась успешной – Зефирина использовала ее и в последующие дни.
Она оставалась взаперти с Плюш, которая могла только стонать.
Для Зефирины, столь деятельной, дни тянулись невыносимо медленно, тем более что эгоист Гро Леон улетал с утра играть с юнгами на мачтах. Пикколо избрал себе пристанище в узком кружке игроков в кости, состоявшем из Родриго, Луиса и Фигуераса, водолаза, отвечавшего за корпус галиона.