…но перед тобой стоит она — хрупкая девочка в черном, чьи волосы — водопад серебра, чьи глаза — зимние горные реки и вечные ледники; пронизанная солнцем листва на ветру — и темная хвоя сосен на склонах гор; золото-зеленые теплые воды моря — и бездонная глубина лесных озер; вечернее небо, когда глубокая синева и закатное золото сливаются воедино, последний изумрудный луч солнца над морской гладью; и застывшие прохладные слова Земли, отполированные бесконечно нежными прикосновениями волн — гелиотроп, шелковый малахит, зеленый турмалин, изумруд, хризолит, хризопраз, бирюза…
Глаза, которые ты закрыл мгновение — или века назад.
Она не пытается заслониться или остановить удар: просто стоит, опустив тонкие руки, чуть разведя открытые, беспомощно удивленные ладони.
Стоит.
И смотрит.
Она не говорит ничего: просто стоит перед тобой. И ты понимаешь, что должен убить ее, что она должна умеретьснова,чтобы не стало Сил мира.
И опускается меч…
…не нанеся удара.
…Иэрне сама удивлялась, как ей удалось продержаться так долго. Может, на мече Гэлеона лежали чары? Или гнев давал силу? Ее тело привыкло к танцу и быстрым движениям, она легко уходила от ударов и долго не ощущала усталости. А потом перед ней появилась женщина, прекрасная и беспощадная, с мертвыми черными глазами, и Иэрне поняла, что не устоит. Пыталась сопротивляться, но удар меча рассек длинной полосой легкую кожаную куртку, и одежду, и тело. Узкая рана мгновенно наполнилась кровью. Второй удар опрокинул ее на землю. Меч отлетел в сторону. «Вот и все», — без малейшего страха подумала она, увидев окровавленный клинок над своим горлом. Но вдруг жало меча медленно отклонилось в сторону. Что-то новое, живое затеплилось в больших черных глазах. Не по-женски сильная рука приподняла ее, обхватив под спину.
— Нет. Не так, — покачала головой Воительница Меассэ. — Мы не тронем пленных, обещаю. Встань, я помогу. Идти можешь?
Иэрне ошеломленно кивнула.
Рассекли доспех, чтобы легче дышалось мне -
Невеликий грех, в битве не до жалости.
Из цветов и звезд не сплести уже венка -
На дороге слез лишь трава разлуки высока…
…Гэленнар закрутил и отбросил в сторону меч противника — откуда только силы взялись! — не успев осознать, что делает, вскинул клинок, светлая сталь со свистом рассекла воздух…
…а в следующее мгновение майя уже медленно оседал на землю, пытаясь хоть как-то зажать рану на шее, и глаза его ожили — в них затеплилось недоумение, изумление, растерянность… а клинок меча Гэленнара был почему-то уже не светлым, сияющим — темным он был, темным и влажным, и эллеро судорожным движением поднял меч, словно бы приветствовал противника после танца стали, — и темное это вязко поползло по клинку, по рукояти — Гэленнар как завороженный смотрел, а по рукам его с чудовищной медлительностью уже текло — теплое, липкое…
И в это время свод неба обрушился на него.
…Черные крылья обняли Гэлрэна; менестрель открыл глаза:
— Все-таки… увидел тебя… еще раз, Тано… Прощай… прости меня… прости нас всех… за то, что… будет. Мы не сумели… прости…
— Что ты говоришь… — Изначальный задохнулся от боли.
— Тано, ты… береги ее, — стынущими пальцами он стиснул руку Учителя. — Она… жива, знаю — ты спас ее… благодарю… береги ее, ведь ты знаешь — она…
Голова Менестреля бессильно запрокинулась, рука разжалась. Он улыбался.
Теперь — знаю.
Осторожно, словно боясь разбудить спящего ребенка, Изначальный уложил тело ученика на землю и провел ладонью по его лицу, опуская веки.
Вереск на равнине, да горы — как горький лед:
Не найти долины, где встречи трава растет.
Где найти мне сил, чтоб вернуться через века,
Чтобы ты — простил?..
А трава разлуки высока…
…Воители видели: те, кого называли Искаженными, падали мертвыми, отчаянно защищая своего повелителя, и постепенно в душах Махтара и Меассэ вставало восхищение отвагой врагов. И вот — с последним из отступников схватился Воитель Махтар; его противник был ранен и защищался с трудом.
— Сдавайся! — крикнул майя. — Сдавайся, я клянусь — ты будешь жить!
Эллеро покачал головой — и Махтар сильным ударом выбил меч из его ослабевших рук. Пошатнувшись, эллеро рухнул навзничь. Воитель наклонился, чтобы помочь ему встать, но эллеро неожиданно схватился за лезвие его меча и рывком всадил его себе в горло.
«Почему? — растерянно думал Махтар. — Ведь я сдержал бы слово! Или он так страшился меня? Или — так ненавидел?» Но в лице эллеро не было ни страха, ни ненависти: мертвая ночь стыла в глазах Раальта-Видящего, и искрами угасала в ней непереносимая чужая боль.
Шорох ломких льдинок, слова ли листвой шуршат,
Плачет ли в долине бездомная душа.
Черных маков море — да нет моего цветка;
Лишь полынь да горечь,
да трава разлуки высока…
Он был подле каждого из них в последний миг. Никто из них не успел задуматься о том, что это невозможно: были черные крылья, и слово прощания, и прикосновение рук, уносившее боль. Как Врата, распахивалось звездное небо: они поднимались и шли в ночь — на неведомый путь, они принимали, не зная этого, последний его дар — тот, что потом, века спустя, назовут — последним даром Твердыни.
Потом…
…Судьба подарила им еще несколько мгновений — перед яростным темным пламенем гнева Ллахайни отступили Бессмертные.
— Таирни.
Ровный, неправдоподобно ровный голос, неподвижные мертвые зрачки широко распахнутых глаз: не понять, видит ли стоящего перед ним фаэрни.
— Уходи.
Гортхауэр закусил губу и отчаянно замотал головой.
— Уходи — я — прошу — тебя.
— Я не оставлю тебя! Тано, я…
— Им я нужен. Я, не ты. Ты останешься здесь.
— Нет! Я буду с тобой рядом. Что бы ни было. Рядом, слышишь? Моя кровь, моя сталь — твои, Тано… ты слышишь меня?! Станут судить — пусть судят меня! Я…
Лицо Изначального болезненно дернулось, глаза ожили — страшные, сухие, темные:
— Я приказываю, я прошу тебя… ведь больше никого нет, ты — последняя надежда, и если тебя не будет… жить и помнить — ты должен, таирни, а я вернусь, верь мне… тъирни, я умоляю… Поверь мне!
Жаркая жгучая волна поднялась в груди фаэрни, горло сжал спазм — он не смог вымолвить ни слова, только кивнул. Но на пороге зала остановился, не в силах решиться.
— Уходи! — хлестнул крик. — Скорее!..
Воинство Валинора ворвалось в замок, и Тулкас бился с Мелькором. Противники схватились врукопашную. Несколько секунд они стояли не шевелясь, и хватка их могла бы показаться братскими объятиями — но вот медленно-медленно Тулкас, багровея лицом, стал опускаться на колени: казалось, сам взгляд Отступника гнет его к земле. Махтар толкнул сестру в плечо:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});