есть великан, разделенный на разные части, сам как будто стал частями сотворенного мира.
Очень интересно, как в еврейской традиции, в некоторых текстах Талмуда (например, Санхедрин 38б) толкуется библейское сказание о сотворении Адама. Описывается, что на самом деле Адам был сначала огромным великаном, занимал весь мир и ангелы боялись его. А после того как Адам согрешил, Бог его уменьшил.
Н. К. Рерих. «Помин о четырёх королях» («Голубиная книга»). 1911 г.
В средневековой Руси записывались апокрифические тексты, которые затем сформировались в так называемую «Голубиную книгу» (ее также называют «Глубинной книгой»). В ней описывается странная история о том, как к некоему иерусалимскому царю Давиду Евсеевичу приходят князья, которые задают ему вопросы. Хотя сами тексты «Голубиной книги» были записаны не раньше XV–XVI веков, в ней сохранились невероятно древние представления о возникновении мира.
Восходила туча сильна, грозная,
Выпадала книга Голубиная,
И не малая, не великая:
Долины книга сороку сажень.
Поперечины двадесяти сажень.
Ко той книге ко божественной
Соходилися, соезжалися
Сорок царей со царевичем,
Сорок князей со князевичем,
Сорок попов, сорок дьяконов,
Много народу, людей мелкиих,
Християн православныих,
Никто ко книге не приступится,
Никто ко Божьей не пришатнется.
Приходил ко книге премудрый царь,
Премудрый царь Давыд Евсеевич:
До Божьей до книги он доступается,
Перед ним книга разгибается,
Все божественное писание ему объявляется.
И тут приходит Володимир-князь (очень интересно, как соединились здесь известные библейские и исторические реалии), и он начинает задавать разные вопросы:
Ой ты, гой еси, наш премудрый царь,
Премудрый царь Давыд Евсеевич!
Прочти, сударь, книгу Божию.
Объяви, сударь, дела Божие
Про наше житие, про святорусское,
Про наше житие свету вольного:
От чего у нас начался белый вольный свет?
От чего у нас солнце красное?
От чего у нас млад-светел месяц?
От чего у нас звезды частые?
От чего у нас ночи темные?
От чего у нас зори утренни?..
И так далее, и тому подобное. Князь задает те самые вопросы о происхождении мира, на которые теми или иными способами отвечают космогонии самых разных народов.
И царь Давид Евсеевич дает свои ответы:
Ой ты, гой еси, Володимир-князь,
Володимир-князь Володимирович!
Не могу я прочесть книгу Божию.
…
Я по старой по своей по памяти
Расскажу вам, как по грамоте:
У нас белый вольный свет.
Зачался от суда Божия,
Солнце красное от лица Божьего,
Самого Христа, Царя Небесного;
Млад-светел месяц от грудей его,
Звезды частые от риз Божиих,
Ночи темные от дум Господних,
Зори утренни от очей Господних,
Ветры буйные от Свята Духа,
Дробен дождик от слез Христа…
Казалось бы, между этим христианским нарративом и, скажем, Пурушей в индуизме или Имиром у скандинавов должна быть огромная пропасть, но общие принципы и основные составляющие этой инструкции по созданию мира оказываются похожи.
У нас мир-народ от Адамия,
Кости крепкие от камени,
Телеса наши от сырой земли,
Кровь-руда наша от черна моря.
От того у нас в земле цари пошли:
От святой главы от Адамовой;
От святых мощей от Адамовых;
От того крестьяны православные:
От свята колена от Адамова.
Получается, что мир создан из очей бога, слез Христа, и разные группы населения – от разных частей Адама. По сути, перед нами то же самое древнее представление о первочеловеке, каким-то образом разъятом на части. Когда части обрели самостоятельность, то сформировался мир.
Помимо историй о том, как мир создается из воды или из тела первосущества, есть еще и другая группа встречающихся в совершенно разных местах представлений о том, что жизнь возникла из яйца. Происхождение таких идей выглядит, по крайней мере, более объяснимым: люди во все времена видели достаточное количество разных существ, рождающихся из яиц. Интересно, что яйцо это очень часто золотое, как символ солнца. Вспомним яйцо, которое снесла курочка Ряба, «не простое, а золотое». И эта вроде бы бессмысленная сказка – на самом деле, конечно, отзвук древних представлений о том, что мир первоначально содержался в яйце. Опять же, что находится в яйце? Желток, белок. Все это связано, все это совершенно бесформенно. Если разбить сырое яйцо, то оттуда выльется жидкость желто-белого цвета, и не более. А с другой стороны, потом из нее получается живое существо. Таких легенд очень много.
У финно-угорских народов очень прихотливо соединились две версии сотворения мира: миф о воде и миф о яйце. И это тоже понятно: на Севере огромное место занимает вода, много озер, рек, моря, болота, просто сырость. И роль существа, рождающего мир, берет на себя утка. Утки для финно-угорского мира очень важны. Можно вспомнить множество деревянных, а потом и металлических украшений в виде уточек, которые до сих пор в какой-то мере присутствуют, скажем, на традиционных вышивках в районах Русского Севера. В финно-угорском эпосе, по крайней мере в его литературной обработке в середине XIX века, в «Калевале», – как раз рассказывается о том, как родился великий герой Вяйнемейнен. Его родила морская дева, забеременевшая от моря – тоже от воды.
Мать воды, она металась
То к востоку, то на запад,
То на юг, а то на север,
И ко всем небесным странам,
Тяжко мучимая болью,
Полнотою в тяжком чреве,
А родов не наступало.
Не зачатый – не рождался.
Ребенок, который должен был родиться – это уже некая первоначальная оформленность этого мира. Но родиться ему некуда.
Тихо стала дева плакать,
Говорить слова такие:
«Горе мне, судьбой гонимой,
Мне, скиталице, бедняжке!
Разве многого достигла,
Что из воздуха я вышла,
Что меня гоняет буря,
Что волна меня качает
На морской воде обширной,
На равнинах вод открытых…
То есть она во власти безграничной и бесформенной стихии.
«О ты, Укко, бог верховный!