повелителя составляет до трети выручки.
Сейчас в стране, где еще несколько лет назад нельзя было без специального разрешения поехать в другую провинцию, разворачивается бум транспортной индустрии. Появились такси и междугородные автобусы, курьерские службы и частные грузоперевозчики – компании вроде той, что организовал в приграничном городе господин Хон.
Появились даже операторы внутреннего туризма – в стране, где у людей никогда прежде не было ни денег, ни возможностей отправиться в отпуск. Повсюду, от Синыйджу на западной границе до Вонсана и горы Кымган на востоке, туристы щелкают достопримечательности новенькими фотоаппаратами и обедают в гостиничных ресторанах.
Такое предпринимательство основано на некоем частно-государственном партнерстве: повелители денег получают карт-бланш на развитие государственного предприятия и присвоение прибылей при условии отчисления установленной доли государству. Например, предприниматель арендует производственные площади государственной обувной фабрики. Управляющий фабрикой и председатель фабричного парткома кладут себе в карман арендную плату, а нередко и дополнительные платежи, обозначенные как «возмещение иных расходов», а на деле представляющие собой банальную взятку. На арендуемых площадях предприниматель разворачивает собственный бизнес: сам нанимает сотрудников, сам закупает сырье, производит намного более качественную обувь и получает прибыль. Если хорошо поладит с фабричным начальством, ему позволят пользоваться и фабричным транспортом, и иными выгодами[111].
Или, например, тончжу покупает у правительства лицензию на горнодобычу и прибирает к рукам шахты, закрытые из-за отсутствия электричества и необходимого для работы оборудования. Вкладывая свои деньги, он возвращает шахты к жизни. Нанимает рабочих, которым, в отличие от государства, платит достойную зарплату. Подмазывает министерских чиновников, покупает лояльность партийного начальства и прокуратуры. А дальше он набивает карманы, отдавая государству около 30 % прибыли в «патриотический фонд»[112]. Возможность таким образом заработать серьезные деньги сделала бизнес более привлекательным выбором, чем партийная карьера.
Однажды в Даньдуне мне показали фабрику, где 30 гражданок КНДР шили одежду для китайской компании. У Вождя это один из любимых способов пополнять казну. По оценкам экспертов, Ким Чен Ын отправил за границу на заработки около 100 000 человек, чей труд снабжает госбюджет примерно $500 млн в год.
Управляющий фабрикой, тоже гражданин КНДР, представившийся «просто Ким», водил меня по цехам. Женщины рядами сидели за швейными машинками и строчили черные рабочие штаны для японского бренда, а по всей фабрике гремело чучхейское радио. Потом у нас с управляющим был двухчасовой обед под китайскую огненную воду, что была чуть вкуснее, чем можно было подумать по названию (в переводе «черная земля»), и товарищ Ким разговорился о том, как делать бизнес в Китае, и о своих планах на развитие. Но больше всего он оживлялся, рассказывая о своей дочери, учительнице из Пхеньяна. Жаловался, что та слишком много занимается, не вылезает из книг. Он хотел, чтобы дочка вступила в Трудовую партию, так как это позволит пойти в бизнес и делать деньги. «В этом-то и есть наше будущее», – говорил Ким.
Членство в партии, конечно, преимущество, но носители экономической и политической власти не всегда, хотя и часто, одни и те же люди. У кого-то есть связи в правительстве и положение в обществе, и он это успешно монетизирует. Другие применяют имеющуюся власть, чтобы получать долю в прибылях – взятками и поборами – за протекцию для предпринимателей. Бизнесмены, у которых политических связей нет, попросту покупают их.
Но это опасная и переменчивая среда. Каждый в ней непрерывно юлит, демонстрируя верность режиму, чтобы приобретать больше экономического влияния. Если аппаратчик позавидует деловым успехам соперника, то может донести и на него, и на его подопечного предпринимателя, обвинив их в коррупции и прочих экономических преступлениях.
Здесь и начинается игра денег и связей – и поэтому повелителям никуда без своих людей в силовых ведомствах. Многие предприниматели стараются непременно подкупить местное полицейское начальство, чтобы застраховаться от неприятностей со стороны деловых партнеров. Хотя бывает, что и прикормленные чиновники, и самые хорошие связи не могут спасти впавшего в немилость – вспомним дядю Чана.
Ри и ему подобные тончжу процветали в верхних эшелонах власти, а между тем и «на земле» было немало самостоятельных предпринимателей, которым позволили богатеть и укреплять стабильность системы путем повышения благосостояния окружающих.
«Я продавала крабов, креветки и грибы в Китай и Россию, – рассказала мне уже после своего побега в Южную Корею одна из таких независимых повелителей денег, госпожа О Юна. Ценные морепродукты паковали в контейнеры, рассчитанные на тонну, и случалось, уходило по пять контейнеров за раз. – Так что я была богатой», – пояснила О Юна. Цены на северокорейских крабов в Китае достигают $40 за килограмм, а в одном контейнере – десятки тысяч килограммов.
О Юна жила и работала в области Расон у границы с Китаем и Россией, в особой экономической зоне, к которой относятся тепловодные порты Раджин и Сонбон. Это одна из самых свободных областей Северной Кореи. Особую экономическую зону учредил в 1990-е гг. отец Ким Чен Ына, но при нем она так и не заработала. При Великом Преемнике проект быстро ожил. В строго очерченной зоне предпринимателям дана определенная свобода действий, соседство двух главных торговых партнеров страны обеспечивает спрос, а сравнительно изолированное расположение позволяет режиму отграничить рыночный оазис от остальной страны и не допускать распространения капитализма.
Госпожа О стала повелительницей денег, подкупив чиновников, чтобы позволили торговать на рынке. Она разбогатела традиционным образом: благодаря деловой хватке. «Я очень хороший продавец, – рассказывала она за обедом в итальянском ресторане, расположенном неподалеку от ее дома в Сеуле. – Я следила, чтобы в контейнеры попадали только лучшая рыба, крабы и креветки. Некоторые кладут на дно товар похуже, а хорошее – только сверху. Но это не мой способ».
Госпожа О не так давно уехала из Северной Кореи, но уже выглядит стопроцентной южнокорейской бизнес-леди: стильные рваные джинсы, явно дорогое пальто с меховым воротником, подозрительно острые скулы, черный лак и стразы на ногтях. После побега в Южную Корею она купила тут огромную квартиру и «мерседес» и может оплачивать капризы дочери, помешанной на модных французских брендах.
Первые деньги достались О Юне в наследство от матери, занимавшейся торговлей. На них она наняла три рыбачьи лодки: 60 % улова забирала себе, остальное получали рыбаки. От местных чиновников она откупалась пивом и самыми лучшими крабами, добавляя к этому пачки китайских юаней, которые приходилось раздавать и пограничникам, и таможенникам, чтобы пропускали товар через границу. Выигрывали все.
О Юна знала, что секрет успеха в Северной Корее в том, чтобы давать «на лапу» – постоянно и всем. «Чтобы вести там бизнес, надо все время давать», – говорила она мне в перерывах между деловыми звонками. В Южной Корее госпожа О управляет тремя фабриками, ей приходится непрерывно заключать сделки и регулировать конфликты.
В Северной Корее голова у