Читать интересную книгу Мушкетер - Даниэль Клугер

Мы вышли из его крохотного кабинета, и отец Жозеф направился к двери, за которой находились покои кардинала. По дороге он то и дело покачивал головой, словно удивляясь то ли моему нахальству, то ли себе самому.

Я вышел на улицу, решив дожидаться результата в обществе своих друзей. Увидев меня, они быстро пошли навстречу.

– Ну что? – спросил Атос, пытаясь по моему лицу угадать результат моего визита в Пале-Кардиналь. Я неопределенно взмахнул рукой и предложил подождать еще немного. Примерно четверть часа мы молча прогуливались по улице, раскланиваясь со знакомыми, посматривая на серое здание, у входа в которое расположилась группа телохранителей кардинала. Каждый раз, когда мы проходили мимо, они провожали нас подозрительными взглядами. Если бы все это происходило не в непосредственной близости от резиденции первого министра, уже давно бы зазвенели клинки. Но тут все ограничивалось принятием воинственных поз и любопытством, которое вызывало у «красных» мушкетеров наше присутствие. Друзьям моим молчание давалось с трудом, хотя они хранили внешнюю невозмутимость.

Наконец из дворца вышел отец Жозеф. В руке он держал лист бумаги. Я бросился к нему чуть не бегом.

– Вот, – сказал Серый Кардинал. – Его высокопреосвященство согласился со мной. «Господин Портос – образцовый солдат. Если же арестованные попали не туда, куда хотел наш испанский друг, пусть он сам позаботится о доставке их из одной Барселоны в другую. Во всяком случае, опасных злоумышленников во Франции больше нет, а их имущество пополнило казну его величества. И это самое главное…» – Капуцин посмотрел на меня смеющимися глазами и добавил: – Я тоже так считаю. Возьмите же это письмо. Его высокопреосвященство просит господина де Тревиля изыскать вакансию в подчиненной ему роте и принять вас на службу. Вам же он просил передать, что очень сожалеет о том, что в роте мушкетеров его высокопреосвященства в данный момент нет вакансий. Но впрочем, ваши способности, безусловно, больше подходят для мушкетеров Тревиля.

Не веря собственным ушам, я осторожно взял в руки рекомендацию, подписанную всесильным первым министром.

– Благодарю вас, святой отец, – сказал я отцу Жозефу, и сегодня это были первые слова, искренность которых не требовала от меня усилий.

– Вот и славно. – Отец Жозеф зябко потер руки. – Надеюсь, отныне вы будете числить меня среди своих друзей. Во всяком случае, я вас – всенепременно. Вы редкий человек, господин Портос, с вашими способностями вы далеко пойдете. – И он быстро вернулся в Пале-Кардиналь.

Ошеломленный происшедшим, я с опозданием подумал, что в последнюю фразу всесильный капуцин вложил особенный смысл. Я вспомнил, что Исаак Лакедем рассказывал о своих приятельских отношениях с Серым Кардиналом. Возможно, отец Жозеф был рад тому, что его знакомый избежал застенков испанской инквизиции.

Я повернулся к друзьям, нетерпеливо ожидавшим окончания нашей беседы с монахом. Они приблизились, и я растерянно пробормотал:

– Атос, только что его высокопреосвященство дал мне рекомендацию для Тревиля… – и протянул ему письмо кардинала. – Друзья мои, я приглашаю вас в Юдоль Печали. Мы должны выпить за славного графа Раймунда!

– Кто такой граф Раймунд? – спросил удивленно Арамис. – Вы обзавелись покровителем?

– Да, черт побери! – вскричал я. – Граф Раймунд – замечательный властелин Прованса, четыреста лет назад основавший чудесный город, который называется Барселоннета. И я хочу выпить за то, чтобы души графа Раймунда и его достойных родителей на том свете оказались в раю, среди благодетелей человечества!

ЭПИЛОГ,

в котором я свожу счеты с прошлым

После бурных событий, связанных с судьбой Исаака Лакедема, минул целый год. Не скажу, что за это время я забыл о нем или о Рашели. Но поездка в Барселоннету несколько стерлась в моей памяти. Только однажды, через полгода после возвращения, мое жилище на улице Старой Голубятни неожиданно посетил незнакомец, передавший привет «от господина Исаака Лакедема из Салоник» и небольшой кожаный мешок. В мешке оказались золотые монеты – около тысячи ливров – и вчетверо сложенный листок бумаги. Развернув его, я увидел только две буквы – «Р» и «Л». Я хотел расспросить посланника о моих друзьях, но он исчез так же внезапно, как и появился. Если бы не мешок с итальянскими золотыми дукатами, я бы подумал, что он мне привиделся. Таким образом, я узнал, что семейство Лакедем перебралось из Италии в Грецию, во владения оттоманского султана. Мне подумалось, что, возможно, Карлуш душ Барруш не случайно выбрал себе новое имя, – он продолжал свое странствие, подобно легендарному Агасферу.

Больше никаких известий о них я не получал, и память об этих людях постепенно превратилась в легкое облачко грусти, иногда появлявшееся на безмятежном небосклоне моей новой жизни.

Лишь одно обстоятельство тревожило меня всерьез: полное, казалось бы, исчезновение человека по имени Жаиме душ Сантуш. По возвращении в Париж я ожидал его со дня на день. Несколько раз мне даже казалось, что я видел его – или кого-то похожего. Но шли дни, недели, месяцы, а дон Жаиме все не появлялся. Несмотря на это, я был уверен, что нам еще предстоит встретиться – и эта встреча станет последней. Я знал об этом человеке достаточно, чтобы понимать: тот, кто позволил себе дерзость встать на пути его мести и помог скрыться его жертвам, не может позволить себе быть беспечным. Точно так же я не сомневался и в том, что установить подлинную личность бесхитростного служаки Портоса не составит труда для г-на душ Сантуша.

Меня не пугало его появление, напротив – я мечтал о нем. Ведь затеянная мною экспедиция в Савойское герцогство перечеркнула не только планы дона Жаиме, но и мои собственные – отомстить ему за убийство отца.

К сожалению, я не мог никак повлиять на события – мне ничего не было известно ни о местопребывании моего врага, ни о том, как вся эта история подействовала на него. Мне оставалось лишь одно – ждать.

В годовщину моего производства в мушкетеры, 6 апреля 1625 года, мы устроили славную пирушку в кабачке на улице Феру. Мы – это прежде всего Атос, Арамис, в конце концов поддавшийся уговорам и тоже ставший мушкетером, и я. Чуть позже к нам присоединились еще трое наших товарищей – де Рео, де Жуазель и еще один молодой человек, имени которого я не запомнил. Он был родственником г-на Мопертьюи, корнета нашей роты; зачислили его совсем недавно, по рекомендации Мопертьюи, так что, в отличие от меня, ему не пришлось служить в гвардейской роте.

За последний год я сдружился с Арамисом почти так же крепко, как и с Атосом. С бывшим аббатом мне было одновременно и проще, и сложнее. Проще – потому, что, во-первых, мы были почти ровесниками, ему исполнилось двадцать два года. Во-вторых, его вечная таинственность и некоторое лукавство, как я понял очень быстро, были продиктованы не природной неискренностью, а тем воспитанием, которое он получил в духовной семинарии.

Но и сложности в наших отношениях появились почти сразу же. В отличие от прямодушного Атоса, Арамис был скрытен. За его напускной наивностью пряталась натура, склонная к хитроумным интригам. В разговоре, выходящем за круг привычных тем, он предпочитал высказываться намеками. И конечно же никогда не забывал напомнить о том, что военную свою жизнь считает вынужденной и временной и мечтает о том дне, когда ему удастся наконец сменить мушкетерский плащ на сутану. Мне это казалось странным – особенно после того, как я убедился в его фехтовальном мастерстве и безусловной отваге. Арамис чаще других оказывался в круге дворцовых интриг, а среди имен, которые он мог небрежно упомянуть в разговоре, не было ни одного, которое бы было известно менее трехсот лет. Его характер представлял собою удивительную смесь скрытности и почти детской наивности. Очень быстро он вошел во вкус тех развлечений, которые были в ходу среди мушкетеров и гвардейцев, и с удовольствием при случае задирал телохранителей его высокопреосвященства, чтобы затем скрестить шпаги с кем-нибудь из обладателей красных плащей либо в Люксембургском саду, либо на Пре-о-Клер. Фехтовал он превосходно, был отважен и решителен, суждениями отличался тонкими и глубокими, так что его авторитет среди мушкетеров вскоре уступал разве что авторитету Атоса – и, разумеется, де Тревиля. Я тоже охотно признавал его старшинство. Он же временами пользовался моей физической силой – примерно так, как некогда друг детства Андижос. Но поскольку природное тщеславие подталкивало меня самого демонстрировать силу и выносливость, то его хитрости не вызывали во мне протеста. Я с удовольствием выступал секундантом в нескольких дуэлях моего друга. Кроме того, несколько раз я сопровождал его на тайные встречи – с какой-то белошвейкой; при этом мне пару раз пришлось отбиваться от каких-то типов, устраивавших засады на Арамиса.