Приезжают не ко всем. Ко мне моя семья могла приехать раз в полгода, иногда навещали родственники, друзья.
Но моя подруга регулярно, каждый квартал присылала мне посылки. Список был примерно один и тот же — банно-моющие средства, чай, кофе, овсяные хлопья, сухофрукты, орехи, сладости.
С каждой передачи и посылки что-то шло на чаепития моих учениц. У нас в отряде было несколько бабушек, которых не навещали, и я им при получении своих посылок раздавала маленькие мешочки — печенья, вафли, конфетки — всего понемногу. Но бабушки каждый раз так радовались, будто получили новогодний подарок. Позже, когда после перехода на участок несовершеннолетних, я продолжала эту традицию, мои девчонки смешно возмущались:
— Какие бабушки??? У вас же есть мы!!!
Как-то раз у меня закончились все продукты к чаю. Утром я съела последнюю печенюшку и подумала — когда, интересно, придет посылка. Через пару часов радиорубка начала объявлять список тех, кому пришли посылки. Объявили и меня.
Большинство осужденных в лагерях не навещают. Конечно, они не умрут там от голода, но для поддержания духа, желания жить, планирования жизни в будущем очень важно, что родные навещают и пишут письма.
В нашем Центре творчества залом для аэробики заведовала бывшая спортсменка Дарина. Сама она тоже была всегда подтянута и ухожена. В ее зал я ходила нечасто, но, если мы встречались вечером на прогулке, она каждый раз угощала меня конфетами, которые всегда были у нее в кармане.
Дарина была из тех, кто рассказывает свою историю по многу раз. Практически каждое мое посещение после тренировки она вытаскивала из стола уже изрядно потрепанную папку, вынимала из нее все записи, квитанции, ксерокопии и заново рассказывала мне, что сидит за свои же деньги. Ее история была одной из нередко теперь встречающихся в нашей стране, когда два человека начинают общий бизнес, а потом расходятся во взглядах и делят деньги. Когда деньги мирно поделить не удается, кто-то оказывается за решеткой. В данном случае в лагерь на пять лет попала Дарина. У нее был единственный сын и единственный внучок, которых она очень любила, но сын был так обижен на нее за ее уголовное дело, что отказался с ней общаться. Дарина звонила своей невестке, когда его не было рядом, чтобы пообщаться с внуком. Вообще у Дарины был боевой характер, но рассказывая про внука и жалея, что не может его видеть, она плакала.
В 2012 году всем, кто отбывал срок по финансовым статьям и не имел иска, на треть сократили срок наказания. Видимо, таких накопилось в местах лишения свободы слишком много. Дарина тоже попала в этот список. В лагерь за ней приехал двоюродный брат. Сын ее так и не простил.
Дарина разбилась на машине, когда ехала по городу на очень большой скорости. Может, она и в обычном состоянии ездила с превышением скорости, но мне кажется, в этой роковой поездке в скорость вылилась вся ее горечь от разлуки с сыном и внуком.
Печаль в заточении сильнее
В транзитной камере в тюрьме Алматы я познакомилась с красивой женщиной лет шестидесяти — тетей Верой. Она приехала в наш лагерь через два месяца после меня. Увидев меня в комнате таксофонов, она бросилась меня обнимать, хотя в тюрьме она показалась мне достаточно сдержанной. Попадая в новое место, люди радуются, увидев хоть немного знакомое лицо. В локальной зоне мы особо не общались, только здоровались. Через полгода она пришла в мой отряд. Как-то постепенно мы стали больше разговаривать. Из-за стресса у тети Веры обострились старые болезни, и ей стало тяжело ходить. Я стала водить ее в столовую и из столовой под руку.
Наступила весна. За центральной аллеей стояли две скамейки. Из-за того, что мы вдвоем шли медленно, мы отставали от общего строя отряда. Часто после обеда мы заворачивали на аллею, садились на лавочку. Вдоль аллеи росли высокие березы, кусты сирени и абрикосовые деревья. Напротив располагалась промышленная зона, над ней — голубое небо. Тетя Вера любила рассказывать про свою большую интернациональную семью, про свой большой дом, где живут вместе дружно три поколения.
— Мне ничего не надо. Я только хочу вернуться домой, — говорила она.
Мысль о том, чтобы вернуться домой к семье является для большинства заключенных главным стимулом жить.
Для звонков в лагере отведено специальное помещение с таксофонами. У каждого отряда есть свое время, но такие, как тетя Вера, просятся позвонить и к другим отрядам. Голоса родных — их главный источник сил.
Тетя Вера общалась со мной на улице, но никогда не приходила в кабинет английского. Примерно через полгода после начала нашего общения раздался стук в дверь. На тете Вере не было лица.
— Что случилось?
— Виталий в больнице.
Виталий — ее младший сын, 35 лет, ее главный помощник и близкий по духу, родной человек.
Это очень тяжело. Бабушки, мамы, дочери, внучки в заключении. Их близкие люди заболевают, а они ничем не могут помочь, не могут быть рядом.
Проходит несколько дней. Тетя Вера звонит домой по несколько раз в день.
Вечером тетя Вера снова идет звонить. Решение врачей — оперировать завтра.
Мы сидим на лавочке. Тетя Вера вспоминает всю жизнь Виталия с рождения.
Стемнело.
Каждый вечер в 21.45 радиорубка объявляет: «Местное время 21.45. Всем осужденным приготовиться ко сну». К этому времени обычно половина отряда уже в кроватях, спят или читают. Курильщики выходят последний раз покурить.
В 22.00 — «Местное время 22.00. По учреждению объявляется отбой. Хождение по территории лагеря строго запрещено».
Эти объявления звучат каждый день, но сегодня их не было. Мы продолжали спокойно сидеть, смотреть на звезды и молиться за Виталия.
Отряд от скамейки находится в 500 метрах. В отряде погасили свет. Мы решили, что просто они легли раньше спать.
Было начало осени. Стало прохладно. Мы не спеша пошли в отряд.
При входе в отряд висят настенные часы. 22.30.
Навстречу идет старшина отряда:
— Вы где были?
— Сидели на лавочке.
— А мы думали, в санчасть пошли. Ладно, идите спать.
Я заснула сразу. Тетя Вера не спала.
На следующий день тетя Вера ходила звонить каждые несколько часов.
Я пришла в отряд после уроков в девять вечера. Обычно в это время она уже в кровати. В этот раз ее не было.
— Где тетя Вера? — спрашиваю.
— На аллее.
Думаю, наверное, сидит, дышит воздухом. Иду к аллее. Одна лавочка окружена женщинами нашего отряда.
Наверное, отвлекают, — думаю я.
Подхожу ближе. Тетя Вера плачет.
— Что?
— Умер он, Анарочка.