Поставьте себя на место командира дивизии. Полки его, на ходу приводя себя в порядок, под непрерывным воздействием авиации противника, выдвигаются к границе, и вдруг выясняется, что оговоренный планом рубеж уже немцами занят. Связи со штабом армии нет. Что делать в этой ситуации? Каждый принимал решение на свой страх и риск. Одни пытались во что бы то ни стало прорваться к границе, другие — обороняться там, где их разведка столкнулась с дозорами противника, третьи занимали ближайшие выгодные рубежи и ждали указаний. Известны случаи, когда вышестоящие начальники, как правило, командармы, своей властью подчиняли оказавшиеся под рукой части и, не обращая уже внимания на директивы Красных пакетов, направляли войска, сообразуясь со сложившейся обстановкой. Это помогло им втянуться в войну с меньшими потерями, но усилило неразбериху и, по существу, ставило на мобилизационном плане жирный крест. Уже в первые часы стало очевидным, довоенные планы безнадежно устарели и применены быть не могут.
Создается впечатление, что планирование производилось в расчете либо на незыблемость нашей обороны, которая одна лишь могла обеспечить свободное перемещение подразделений вдоль линии фронта, либо на развертывание войск до начала масштабных военных действий.
Об этом же говорит и Жуков:
«При переработке оперативных планов весной 1941 года практически не были полностью учтены особенности ведения современной войны в ее начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений»[483].
Между тем, если бы войска заняли подготовленные участки обороны заранее, хотя бы за сутки, за двое до вторжения, если бы они успели организовать взаимодействие, если бы план обороны вступил в силу, вполне возможно, что при прорыве нашей обороны немцы понесли бы куда большие потери и не смогли поддерживать заданный темп наступления. В этом случае в Генштабе могли своевременно разгадать замысел противника на окружение Западного фронта и вывести войска из-под удара, и все еще могло сложиться не столь для нас трагично.
В немалой степени вина за срыв мобилизационного плана лежит на высшем руководстве. Занять укрепления на границе, иными словами, произвести развертывание войск на оговоренных рубежах заранее, Тимошенко предложил Сталину еще 13 июня[484]. Однако вождь не разрешил. Как уже отмечалось выше, гнев Сталина вызвало и занятие Предполья, произведенное войсками Юго-Западного фронта по личной инициативе его командующего. Части от границы были отведены в казармы, Кирпонос — наказан. Результат известен, войска встретили войну в лучшем случае в местах постоянного расквартирования. В худшем — на марше.
Как видим, из всего этого не следует, что план военных действий обязательно был наступательным. Напротив, достаточно взглянуть на расположение войск, и его оборонительный характер становится очевидным.
Части армий прикрытия должны были занять оборону вдоль западной границы, точно повторяя линией окопов ее конфигурацию[485]. Мехкорпуса, находящиеся в оперативном подчинении командармов, располагались в 20–50 километрах в тылу армий прикрытия, нацеленные локализовать возможные прорывы противника. Мехкорпуса окружного (фронтового) подчинения зачастую были удалены от границы на сотни километров.
Представим себе, что действительно существовал некий план превентивного удара и масштабного наступления. Каким образом мог он быть осуществлен? В. Суворов говорит о сосредоточении сверхмощной подвижной ударной группировки во Львовском выступе[486]. Но так ли это? Из восьми мехкорпусов Юго-Западного фронта на 22 июня во Львовском выступе находились лишь два — 4-й 6-й армии и 8-й 26-й армии. Да и тем, чтобы выдвинуться в район Перемышля, пришлось бы преодолеть не менее восьмидесяти-ста километров. Остальные мехкорпуса располагались следующим образом: 22-й мехкорпус 5-й армии — в районе Луцк — Ровно, 16-й мехкорпус 12-й армии — в треугольнике Станислав — Черновцы — Каменец-Подольский; корпуса окружного (фронтового) подчинения: 15-й — в районе Броды (150–160 километров до Перемышля), 9-й— южнее Новограда-Волынского (340–350 километров), 24-й — северо-восточнее Проскурова (330–340 километров), 19-й — в районе Житомир — Винница (400–450 километров до Перемышля). Чтобы удар получился действительно сокрушительным, на рубеже развертывания требуется сосредоточить пять-шесть мехкорпусов. При этом желательно не трогать 22-й и 16- й корпуса— они прикрывают фланги группировки, а также и 15-й — он прикрывает стык 5-й и 6-й армий. Таким образом, наряду с 4-м и 8-м для удара должны быть привлечены 9-й, 19-й и 24-й мехкорпуса. Вот только как их передислоцировать к границе? За одну ночь такое расстояние не преодолеть[487]. Если же выдвигать корпуса поэтапно, от рубежа к рубежу, немецкая авиация немедленно это зафиксирует. Насколько опасно концентрировать тысячи танков на весьма ограниченной площади Львовского выступа, напоминать не надо. Эту группировку можно, обойдя с флангов, окружить. Напрашивается также и бомбардировка, которая при данной скученности становится смертельной.
Но дело не только в этом. Пять мехкорпусов не могут действовать сами по себе, они должны быть объединены единым командованием. Причем это не может быть командующий одной из армий Юго-Западного фронта, равно как и командующий фронтом — у них и своих забот хватает. Допустим, вновь создается объединение по типу танковой армии. Но такие вещи не делаются перед самым наступлением. Представьте ситуацию: мехкорпуса выдвигаются во Львовский выступ, и здесь командирам корпусов представляют их нового командующего, который ставит задачи и организует взаимодействие… Сколько дней на это потребуется? А-скученность такая, что повернуться негде, и подразделения вот-вот перемешаются. Могло такое быть? Едва ли.
Те же немцы не подтягивали танковые группы к границе, они сразу их выгрузили в непосредственной от нее близости. Потому что собирались наступать. Мы же, Нарком и Генштаб, на первых порах решили ограничиться обороной, втянуться в войну, нащупать слабые места у противника, а уж потом пробовать…
И надо признать, выстроенная, согласно утвержденному плану, оборона казалась стройной и достаточно прочной. Кто же мог предвидеть, что войскам не дано будет занять оговоренные оборонительные рубежи, а немцы смогут пробивать насквозь оборонительные порядки не батальонов и полков, но армий и приданных им мехкорпусов. Только кого в этом винить?
Если наше наступление действительно было бы подготовлено, ударные танковые группировки объединили бы в соединения более высокого порядка заранее. И механизированные корпуса не были бы разбросаны на огромной территории, в сотнях километров от рубежа развертывания. В частности, 9-й, 19-й и 24-й мехкорпуса Киевского Особого военного округа должны были в этом случае выдвинуть хотя бы ко Львову, а возможно, даже и к Перемышлю.
И такая возможность была! Нежданная Балканская кампания отвлекла отнюдь не малые силы Вермахта и восточно-европейских союзников до конца мая, Крит немцы очистили лишь к 1 июня. Создай Сталин в это время действительно сверхмощные ударные наступательные группировки, гитлеровские генералы, конечно, приняли бы это к сведению, но сделать ничего бы не смогли. Однако Сталин последним шансом не воспользовался[488]. Он ограничился лишь тем, что под давлением Жукова и Тимошенко дал разрешение на выдвижение двадцати восьми дивизий из внутренних округов на рубеж Днепра и Западной Двины. Одно лишь только это не оставляет ни малейших сомнений — Сталин не собирался нападать первым!
Несколько слов о факторе внезапности. Кто же спорит, сторона, заставшая противника врасплох, сумевшая добиться тактической, тем более оперативной внезапности, получает поначалу серьезные преимущества. Однако абсолютизация внезапного удара, тем более утверждение, что Сталин поставил на внезапный удар все, что, нанеся подобный удар, мы разгромили бы Вермахт уже к осени, а попав под него, оказались беззащитны, едва ли выдерживает серьезную критику.
Повторюсь, подставились мы сами, Сталин допустил роковой просчет и в развитие его сделал едва ли не все возможное, чтобы войска встретили противника неорганизованно, на худших позициях и, в большинстве своем, к боевым действиям неготовыми. Чем противник воспользоваться не преминул.
Сильно сомневаюсь, чтобы нечто подобное удалось- нам. Немцы-то как раз понимали, к чему все это может привести. Не случайно их самолеты, ведя непрерывную воздушную разведку, залетали восточнее Минска, Киева и Севастополя. Предприми мы шаги для создания действительно ударной группировки, не думаю, чтобы Гитлер ограничился нотами, подобными печально знаменитому Заявлению ТАСС.