- Видела своими глазами. А знаешь, я бы на ее месте устроил тебе бучу на месте, а она тихо уехала с разбитым сердцем, она хотела все бросить ради тебя, сорвалась первым же рейсом домой. А ты... впрочем, я рад, что так вышло, и тем более рад, что ты многого так и не узнаешь никогда, - практически прошипел ему в лицо и пошел в противоположную сторону.
- Терять мне уже нечего, почему не расскажешь? - не унимался тот, идя следом. Вот везет же мне, как утопленнику, нарваться в первый же день на него. Как хорошо, что малышка со мной не поехала. А то сейчас бы нарвалась вместе со мной.
- Не расскажу, живи и мучайся, зная, что упустил, а упустил ты очень многое.
- Ну, Виталя, ну ты же мужик. Чего тебе стоит-то сказать, а?
Я злорадно хотел сказать что-то вроде "о, да, я мужик, и я согревал ее постель, когда она ушла от тебя, и со мной она тебя забывала", но решил, что благоразумнее промолчать.
- Виталя, - обогнав меня, преградил он мне путь.
- Что?
- Пожалуйста.
И что ему сказать? Что она была беременна? Вряд ли он расстроится, а я обещал не раскрывать ее секрет никогда. Сказать, что я спал с ней? Это было после него, и уже не так сильно причинит ему боль.
- Что конкретно ты хочешь узнать?
- Где она?
- В Египте, - коротко ответил.
- Она перебила тату? - спросил он то, что я не ожидал, у меня даже глаза чуть округлились.
- Да, сразу же почти, - решил сказать правду, ну она об этом не просила молчать, по крайней мере.
- Она все та же внешне?
- Ага. Только внутри другая, - грубо кинул ему в ответ.
- Она не приедет сюда больше, да?
- Нет, не приедет, она и мысли не допускает, что вернется. У нее прекрасная работа и все отлично.
- Просто скажи, что я сожалею, когда увидишь ее, скажи, что я был кретин, и ее я вряд ли в этой жизни забуду.
- Я подумаю, а теперь прощай. И да, мне тебя ни на каплю не жаль.
Произнеся последнее, я ушел под его тяжелый взгляд. Настроение было испорчено, потому я вернулся к матери, чему она была удивлена, и, побеседовав с ней, лег спать.
POV Малик
После разговора с Виталей я был сам не свой. Отчетливо понимаю теперь, что не увижу ее никогда. Этот год прошел медленно и мучительно, и порой мне казалось, что я состарился лет на десять, не внешне, правда, изнутри. Я не женился, и даже более того,я расстался с Виолеттой сразу же, просто не смог быть с ней. Почему? Все очень просто: потому что лишь потеряв, понял, что безумно любил Ромину, настолько безумно, что пил первые пару месяцев после ее пропажи. А из этого состояния меня вытащило рождение дочери, которую я видел три-четыре раза в неделю, стараясь лишний раз не встречать ее мать. Мне было стыдно, больно и невероятно горько. Воспоминания душили, не давая спать. Все напоминало о ней, казалось, даже ветер шептал мне ее имя. Я бредил ей, потихоньку сходя с ума. Отчаянно смотрел по сторонам, везде ища ее глазами. А находя хоть слегка похожую на нее девицу, спал с ней, зовя ее Роминой... Но я сам виноват, сам сломал, сам испортил, убил те чувства. И нет возврата, ведь время не вернуть, ошибки не исправить, а как же хотелось...
Глава 13
Отъезд Виталика огорчил меня, даже больше, чем просто огорчил. Я ходила хмурая, как туча, а ночью утыкалась носом в подушку и сопела, сдерживая тоскливые слезы, но мужественно не сдавала позиции, ведь только смогла достигнуть внутреннего равновесия. Работа все больше привлекала, я замечала, что иногда даже жду смену. Танцевать я стала не один, а несколько номеров за вечер, тем самым нагрузка была выше. Что радовало, ведь чем меньше свободного времени, тем реже глупые мыслишки лезут в голову. Был лишь один минус в моей работе: навязчивое внимание мужчин к моей персоне, постоянные звонки с незнакомых номеров, записки, подарки, все вместе. Сразу, не буду скрывать, это было даже приятно, однако теперь стало надоедать. Меня расстраивал еще и тот факт, что мне никто не нравился. Абсолютно... общаться? Да. Разговаривать? Да. Но что-то большее? Нет, нет и нет. Не привлекало, не тянуло, не цепляло взгляд. Все были серыми, однообразными, обычными. Или же я настолько изменилась? И если раньше меня можно было описать несколькими словами: взбалмошная, импульсивная и эмоциональная, то теперь было одно слово: безразличная. И мне правда было плевать, я скучающе осматривала все вокруг, поведение было даже слегка надменным, если смотреть со стороны. Настоящие эмоции были лишь в танце, там была ярость, боль, тоска, страсть, в танце было все, танец был всем.
...
Мне уже двадцать два, не много, но и не мало. Вы спросите, что же изменилось? Ничего, почти ничего. Та же работа, то же место проживания. Одно лишь изменилось - я сумела забыть, забыть его окончательно, любовь усохла, как цветок на пустынной земле. А я была этому рада. Ведь теперь мое сердце было закрыто для нее, не допущу больше никогда, не позволю появиться ей в моем сердце. Я едва сумела склеить его, собрать все мелкие осколки и долго, кропотливо и терпеливо приводила его в порядок. Теперь оно было целым, я была целой. Для всех, но сама-то знала, что склеена, знала, где есть шероховатости на поверхности, видела шрамы, ощущала их.
Я уговаривала Виталика приехать, ведь со дня его отъезда два года назад мы больше не виделись. Хотя очень часто созванивались, слали друг другу подарки и были в курсе любых, даже мельчайших изменений в жизни каждого. Он признался мне лишь недавно, что тогда, по приезду встретил Малика, рассказал об их разговоре, и что удивительно - у меня внутри ничего даже не дернулось. Словно я говорила об абсолютно чужом мне человеке, ничего не значащем. Это ведь прошлое, уже далекое. А в настоящем ему не место.
Уломать его приехать все же получилось, и я не могу сдержать улыбки, вспоминая, что мы творили первую неделю после его приезда. Во-первых, я взяла даже отпуск на две недели в честь его приезда. Во-вторых, мы выпили, наверное, половину запасов алкоголя моего отчима, ну, а в-третьих, я уже начинала сомневаться, правда ли он гей. Ведь когда мы напивались, начиналось безумие, вещи летели в стороны, голос срывался от стонов, а его спина была похожа на поле боя - вся исцарапанная, а плечи в синяках с четким очертанием моих зубов. Я с усмешкой подкалывала его, а тот лишь закатывал глаза и говорил что-то вроде: Кукурузка, ты единственная особа женского пола, которая способна возбудить меня. Я проверял.
В ответ я громко хохотала, хотя прекрасно знала, что это правда. Я аномалия! Меня хочет мой друг гей, круто, что тут скажешь. Он же, гаденыш, пользуясь тем, что я скучала по нему, ненавязчиво уламывал меня вернутся с ним. Сразу я брыкалась и отмахивалась, после молчала, ибо не было сил доказывать, что мне там делать нечего. А в итоге он контрольным доводом добил меня. Оказывается, что та самая Оксана давно ждет моего возвращения и будет совсем не против, если я буду работать в ее клубе. Это льстило, ведь ее клуб был, можно сказать, элитным, и заработок и танцы, что еще надо-то? И когда я практически поддалась на его уговоры, подключилась моя мамочка, которая стала на сторону Виталика. Выхода не было, и я согласилась, но поставила условие, что поеду только после того, как отмечу двадцатитрехлетние в Египте. Которое я отметила, надо сказать, с огромным размахом.