Читать интересную книгу Сотворение мира - Гор Видал

Нет, не уверенность завораживает меня в джайнах — ее хватает и в других религиях, — меня завораживает древность их веры. Возможно, их атомистическое воззрение на человека — древнейшая из известных нам религиозных теорий. Веками они изучали все стороны человеческой жизни и соотносили ее со своим видением мира. Хотя слияние со Вселенной признается целью каждого монаха-джайна, не многие достигают ее. И все же эти попытки приводят к лучшему возрождению, если таковое существует.

— Ты можешь вспомнить какое-нибудь из прошлых воплощений?

Впервые Махавира взглянул на меня:

— Нет. А зачем? Какой смысл? В конце концов, нетрудно представить себе, каково быть львом, богом Индрой, слепой женщиной или песчинкой.

— Один грек по имени Пифагор говорит, что помнит все свои прошлые жизни.

— О, бедняга! — Махавира, похоже, искренне сострадал. — Помнить восемьдесят четыре тысячи прошлых воплощений! Это действительно ад, если такое возможно.

Число восемьдесят четыре тысячи напомнило мне о Госале. Я сказал Махавире, что встречался с его бывшим другом.

Махавира прищурился. Он напоминал добродушную толстую обезьяну.

— Шесть лет мы были как братья, — сказал он. — Потом я перестал быть собой. Мне больше нет до него дела. Как и ни до кого другого. Я достиг слияния. А бедный Госала — нет, и не может. И мы расстались. Через шестнадцать лет, когда мы встретились снова, я уже был переправщиком. Он не мог этого перенести и возненавидел себя. Тогда-то он и отринул саму веру джайнов. Если мы не можем — некоторые из нас — слиться со Вселенной, какой смысл в наших деяниях? В это мгновение Госала решил, что в нашем поведении нет смысла, потому что… Он бросал для тебя клубок?

— Да.

Махавира рассмеялся:

— Интересно, что произойдет с теми мельчайшими частицами нити, которые отделяются друг от друга, когда клубок разматывается? Подозреваю, некоторые из них сольются в целое, как ты думаешь?

— Понятия не имею. Расскажи мне о конце цикла мироздания.

— О чем тут рассказывать? Он кончается…

— Чтобы начаться снова?

— Да.

— Но когда начался первый цикл? И почему они продолжаются?

Махавира пожал плечами:

— То, что не имеет конца, не имеет и начала.

— А этот… колоссальный человек? Откуда он взялся? Кто его создал?

— Его никто не создавал, потому что он уже был, и все сущее есть его часть, всегда.

— А время…

— Времени не существует. — Махавира улыбнулся. — Если тебе трудно это понять, — он взглянул на дравида Караку, — представь время как змею, заглатывающую свой хвост.

— Время — это кольцо?

— Время — кольцо. У него нет начала. У него нет конца.

Тут Махавира наклонил голову, и аудиенция закончилась. Встав, чтобы уйти, я заметил, что на обнаженном плече Махавиры примостился москит. Махавира не шевельнулся, пока тот пил его кровь.

Один из монахов уговорил нас осмотреть приют для больных и покалеченных животных. Их держали в нескольких развалюхах рядом и заботливо ухаживали. Никогда ни до того, ни после я не встречал такого зловония, воя, мычания.

— Вы так же ухаживаете и за людьми? — спросил я, зажав нос.

— Некоторые да, но не мы. Мы помогаем истинно беспомощным. Посмотрите на эту разрывающую сердце корову! Мы нашли ее…

Но мы с Каракой поспешили прочь.

Позднее в тот же день я встретился с одним из самых видных городских купцов. Хотя торговцы считаются ниже воинов и брахманов, купцы контролируют большую часть всех индийских богатств, и часто представители высших каст ищут их расположения.

Я бы назвал имя этого человека, да забыл его. Довольно любопытно, что он переписывался с вездесущими «Эгиби и сыновьями», вавилонскими ростовщиками. Несколько лет он пытался наладить с ними обмен караванами.

— Караваны — основа процветания.

Он произнес это так, словно цитировал религиозный текст. Когда я сообщил ему о желании Великого Царя ввозить в Персию железо из Магадхи, он сказал, что может оказаться полезным. По его словам, у него было много торговых партнеров в Раджагрихе. Мне следовало связаться с ними. Некоторые оказались ростовщиками, имеющими дело с деньгами.

Вообще-то индийцы мало чеканят монету. Они или торгуют посредством обмена, или используют грубо отбитые куски серебра, иногда меди, определенного веса. Весьма любопытно, что они совсем не чеканят золотых монет, хотя наши персидские дарики ценят высоко. И тем не менее индийцы производят немало золота, которое добывают для них гигантские муравьи. Хотя мне показалось странным, что эти высокоцивилизованные и древние страны так примитивны в отношении денег, их кредитная система произвела на меня большое впечатление.

Из-за воров и грабителей индийцы редко путешествуют с сундуками золота или других драгоценностей. Вместо этого они у себя в городе отдают свои ценности какому-нибудь купцу, пользующемуся хорошей репутацией, а тот дает им письменное подтверждение, что товары определенной стоимости оставлены у него, и просит своих друзей-купцов в шестнадцати странах обеспечить владельца данного документа деньгами или товарами взамен денег или товаров, переданных ему. Путешественники охотно идут на такую сделку. Еще бы! Ведь деньги не только сохраняются, но дающий получает до восемнадцати процентов прибыли. А купец, берущий ваши ценности, платит вам и сам получает хороший процент за собственные вложения ваших денег.

Система надежна, удобна и очень эффективна. В самом деле, за время моего посольства доходы мои оказались даже выше расходов. Несколько лет назад я попробовал ввести такую же кредитную систему в Персии, но она вряд ли приживется. Персы честны и недоверчивы одновременно — не лучшие качества для предпринимательства.

Во время моей беседы с купцами в комнату вошла пожилая служанка с кувшином воды.

— Простите, я должен принести одну из пяти жертв, — сказал хозяин.

Он зашел в нишу, где на изящной изразцовой полочке располагалось в ряд множество грубо вылепленных глиняных фигурок. Полив пол перед ними, он прошептал несколько молитв и передал кувшин служанке, которая тихо удалилась.

— Это молитва моим предкам. Каждый день мы должны выполнять то, что называется пятью великими жертвами. Первая — Брахме, мировому духу. Мы читаем ему части из Вед. Потом мы совершаем возлияние водой в честь предков, а в честь богов поливаем священный огонь буйволиным маслом — ги. Потом разбрасываем зерно для птиц, зверей и духов. И наконец, воздаем честь человеку, оказывая гостеприимство чужестранцу. — Он низко поклонился мне. — Только что я имел честь выполнить две жертвы одновременно.

Я процитировал ему описание сходного арийского обычая еще дозороастровых времен.

Затем мой новый знакомый спросил, как персы обучают свою молодежь. Особенно его заинтересовала придворная система образования, введенная Киром.

— У наших царей то же самое, — сказал он. — Но мы очень ленивы. Наверное, из-за жары и дождей. Наша каста воинов обучается стрельбе из лука, и некоторые из них в самом деле умеют воевать. Но только воевать. Если кто-то выучит хоть немного из Вед, его считают высокообразованным. А я думаю, что мы, купцы, образованнее всех. Конечно, брахманы знают тысячи и тысячи строк из Вед, но они редко разбираются в вещах, которым мы придаем большое значение, например в математике, астрономии, знании языка. Нас очень занимает природа языка. На севере, в Таксиле, персидский язык стали изучать задолго до того, как Дарий завладел рекой Инд. Нас всегда околдовывали слова, разделяющие и связывающие людей. Сам я здесь, в Варанаси, помогаю местной школе, где изучают шесть метафизических учений и тайны календаря.

Хотя меня ошеломила запутанность индийского образования, я согласился до отъезда в Раджагриху встретиться со школьниками.

— Они с почтением и вниманием выслушают персидского посла, — заверил меня купец.

Школа занимала несколько комнат в старом здании сразу за базаром, где продавали изделия из металла. Доносившийся перестук молотков по меди не улучшил моей лекции, но ученики в самом деле слушали со вниманием. Большинство из них были светлокожими, некоторые относились к касте воинов, остальные — к торговцам. Брахманов не было.

Демокрит интересуется, как я определил, кто к какой касте принадлежал. А вот как: когда индийский мальчик взрослеет для так называемого второго, арийского, рождения, ему вручают шнурок из трех перевитых нитей, и человек носит его на груди всю жизнь, через левое плечо под правой рукой. У воинов шнурок хлопковый, у жрецов пеньковый, у торговцев шерстяной. У нас в Персии существует схожий ритуал инициации, но без внешних признаков касты.

Я сидел на стуле позади учителя, который хоть и принадлежал к касте торговцев, но был очень религиозен.