— Да, Каппель близко, — согласился Венцлав. — Степан Иванович, вы уже полгода здесь воюете… Что такое Сайхен?
— Гора, — уверенно ответил Косухин. — То есть, горы. Ну, как его, хребет… Километров триста отсюда на запад.
— Горы… Мне принесли одну бумажку — раскопали все-таки… Этот Лебедев ездил куда-то на Сайхен. Что там есть у белых?
На минуту-другую Степа задумался.
— Лагерь какой-то, — вспомнил он. — Охранялся сильно, мы туда и не совались. Знаю, аэропланы туда летали…
— Аэропланы? — в голосе Венцлава послышалось такое, что Степа поневоле вскочил.
— Ну да, — растерянно подтвердил он. — Легкие, которые «Фарманы», и большие «Ильи Муромцы»…
— Разбираетесь в авиации?
— Немного, — кивнул Степа. — Брат летчиком был. Так что не спутаю…
Венцлав тоже встал и начал медленно прохаживаться из угла в угол. Степа смотрел на него немного удивленно, и, наконец, до него стало доходить.
— Значит, если они живы, чердынь-калуга и доберутся до аэродрома…
— Конечно! — рубанул рукой Венцлав. — А там — ищи их! Вы знаете, на сколько летит «Илья Муромец»?
— До тысячи километров, — кивнул Косухин, гордый, что его знания могут пригодиться. — Можно и баки дополнительные поставить…
Венцлав, достав из ящика стола карту, стал ее разглядывать. Степа подошел поближе. Вдвоем они отыскали горный хребет Сайхен, затем Косухин достаточно предположительно указал место авиабазы — читать карты он был не мастак.
— Уйдут, — бросил Венцлав и закусил губу. — Уйдут, товарищ Косухин! Там наших, считай, и нет — а вдогонку можем не успеть… Или успеем, а?
— Можно, — решительно заявил Степа. — Если наперерез. Они долиной поедут, по замерзшему болоту. Это если на лошадях… А я горами обойду.
— Зимой?
— Если на лыжах, дойду, — подтвердил Степа. — Да мне и до Сайхена идти не надо, я их, гадов, на полпути перехвачу. Места знакомые…
Венцлав минуту-другую молча смотрел на карту, затем постучал пальцами по столу, и решительно кивнул:
— Хорошо. Подберите нескольких человек и будьте готовы к завтрашнему утру. Сегодня к вечеру я буду знать, живы они или нет. И если да… Попытайтесь перерезать им путь, а я тоже что-нибудь придумаю. Ну что, это поинтереснее конвоирования Колчака, Степан Иванович?
— Куда уж! А если я перехвачу их, тогда чего? Всех брать живыми?
— Как получится, — пожал плечами Венцлав. — Но Лебедева и эту Берг — уж будьте добры. Последнее будет вам, наверно, не так трудно…
Степан вспыхнул, но смолчал, поспешив покинуть ставший почему-то таким неуютным кабинет. В голове у Косухина все смешалось. Зачем белым гадам физики и математики? Куда это они могут летать? Неужели золото спрятано так далеко? Степа не первый месяц интересовался золотым эшелоном Верховного — на то было специальное указание Сиббюро — и точно знал, что золото, хранившееся вначале в сейфах Омского банка, было затем перегружено в два состава, неотступно следовавших за поездами адмирала. Он, конечно, верил в сообщение товарища Венцлава о спрятанном золоте, но картина складывалась более чем странная.
И уж совсем не мог понять Косухин, как белые гады могли уцелеть в огненном смерче. Правда, сам товарищ Венцлав… Но ведь дом был полностью окружен! В конце концов, Степан решил не думать об этом — все равно ничего толкового в голову не приходило.
Степа еще раз вспомнил места, через которые придется идти. Летом местность была непроходимой — страшные комариные топи отрезали путь на Сайхен. Но зимой местные кержаки свободно ездили через замерзшие болота на санях. Правда, если Лебедев и все, кто с ним, действительно решили ехать этим путем, то на лыжах догнать их невозможно. Впрочем, Степа и не рассчитывал на это. Он неплохо знал короткую дорогу через горы, по которой не раз ходил с повстанцами осенью. Она вела как раз к предгорьям Сайхена. И где-то там беглецов можно будет остановить…
Между тем в тюрьме стоял шум — товарищ Чудов с триумфом доставил с вокзала пленного адмирала и теперь водворял его в камеру смертников, в которой некогда сиживал сам. Это занятие настолько увлекло Прова Самсоновича, что подступиться к нему было совершенно невозможно. Впрочем, Степа и не пытался. Он искал Федоровича. Ему повезло — глава Политцентра был тут же, вместе с Чудовым доставлял адмирала в тюрьму.
Выслушав просьбу Косухина выделить пятерых человек из числа его черемховцев, Федорович вначале удивился, а затем решительно отказал, заявив, что сейчас в Иркутске каждый штык на счету. Пришлось рассказывать о полковнике Лебедеве, о белом гаде Арцеулове и о крайней революционной необходимости их поимки.
— Вы с ума сошли, товарищ Косухин! — решительно заявил вражина-Федорович, выслушав план Степы. — Я сам знаю эти места. Погибнете ни за чих собачий! Вы что, юноша, в снегу ночевать будете?
На «юношу» Косухин смертельно обиделся, но ссориться не стал, пояснив оппортунисту-эсеру, что знает по пути несколько сторожек и охотничьих домиков, а в крайнем случае переночует и у костра. Степе это было не впервой.
Федорович пожал плечами, обозвал Степу каким-то «бойскаутом», но в конце концов согласился, начертав на клочке бумаги соответствующий приказ. Довольный Степа хотел уже идти за ребятами, когда внезапно Федорович остановил его.
— Погодите, товарищ Косухин. Вы доверяете этому… как вы его называете, Венцлаву?
Степа возмутился. Правда, возмущение его было не совсем искренним. Венцлав с каждым днем все более казался если не подозрительным, то по крайней мере странным. Но не с эсеровским двурушником было обсуждать эти сугубо внутрипартийные проблемы!
— Послушайте меня, — продолжал Федорович. — Здесь этого Венцлава помнят. Лет двадцать назад, в начале века, его искала полиция по всей Сибири.
Степа тут же почувствовал истинную гордость за товарища по партии. Выходит, еще в те давние времена товарищ Венцлав давал жару проклятому царизму!
— Его искали не за политику, — понял Степу вражина-Федорович. — Он был разбойник, один из самых страшных во всей Сибири…
— Котовский был тоже разбойник, чердынь-калуга! — не сдавался Степа. — А сейчас на всей Украине первый красный кавалерист!
— Он не просто разбойник, — спокойно, но твердо перебил Федорович. — Он убивал людей и, говорят, съедал их вместе со своими бандитами. На него завели дело за то, что он выкапывал трупы на кладбище.
— Что?! — Степа тут же вспомнил генерала Ирмана.
— Представьте себе, его обвиняли в каких-то тайных культах, чуть ли не в жертвоприношениях… В общем, я очень удивился, когда наши союзники-большевики приняли его в партию и даже, кажется, поручали что-то важное…