Читать интересную книгу Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник) - Чарли Роксборо

Виктория Симмондс содрогалась от рыданий. Придя в себя, она рассказала, что произошло дальше:

– Петр принес бренди, чтобы провозгласить тост за революцию и мою сестру, казнившую предателя. Все это происходило рядом с трупом Ивана, по-прежнему привязанным к стулу. Затем Богданович принял у этих чудовищ присягу на верность Организации. И все они пили бренди и кричали: «Слава революции!»

А потом Богданович повел их к Борису Буртлиеву, связанному в другой комнате. Петр объявил Борису, что тот может выбрать между смертью и вступлением в Организацию. Когда, ко всеобщему удивлению, Буртлиев выбрал последнее, ему приказали расчленить тело Ивана, дабы доказать свою новообретенную преданность и помочь товарищам избавиться от трупа. Но бедняга не сильно в этом продвинулся, даже выпив бренди. Анджела полагает, что, возможно, его теперь тоже убили. Один ужас за другим…

С тех пор никто не имел права выйти на улицу без разрешения группы. Однако ваша идея о деньгах сработала – Анджеле позволили встретиться со мной.

Некоторым удалось улизнуть. Подруга Анджелы, Катя, добровольно вызвалась отнести мешки с останками Ивана в подлесок Хэмпстед-Хита. Больше она не возвращалась.

Когда Богдановича не было в «Либерти-хаус», там неожиданно появилась Софья, очевидно прервавшая свое путешествие по России. Ей рассказали о произошедшем, и Софья почти сразу же исчезла, прежде чем кто-либо успел подумать, что с ней делать. Тогда-то она и пришла ко мне, пребывая в ужасном состоянии, но не могла мне ничего рассказать.

Виктория Симмондс сделала паузу и глубоко вздохнула. Чувствовалось, что тревожные переживания, которые она разделила с мрачным миром «Либерти-хаус», теперь отступили. Я взглянул на Холмса. Он внимательно смотрел на девушку. Его лицо обрело выражение, которое я редко встречал у него, – печальная нежность, близкая к состраданию.

Между тем наша клиентка продолжила:

– И сейчас Анджела почти с нетерпением ждет свершения собственной судьбы, жаждет принять ее во всех проявлениях. Иногда она говорила неестественно возбужденным тоном о тех жутких акциях, которые Петр сейчас заставляет их готовить. Но порой ею, казалось, овладевала паника. Она тяжело засыпает и плохо спит, ужасаясь того, что случится дальше. К тому же по ночам Петр Богданович заставляет всех допоздна вести длительные коллективные дискуссии.

Новый лидер революционеров много пьет, и его планы постоянно меняются: то он говорит, что все еще ждет дальнейших приказов Организации, то утверждает, будто Организация устроит его на службу в здешнее российское посольство. Затем вдруг сообщает, что намерен вернуться в Россию, но пред этим необходимо совершить в Лондоне несколько терактов, которые напугают правящие классы не меньше акции анархистов в Испании, взорвавших бомбы в ложах богачей в оперных театрах, – подобные операции они называют «пропагандой действием».

Каждый обитатель «Либерти-хаус» обязан теперь представить самую шокирующую идею теракта, на которую только способен. Богданович считает, что группа сама должна выбрать, какие идеи она осуществит. Он внушает своим подчиненным, что, устраивая один теракт за другим, они смогут подавить собственный страх с помощью эмоционального возбуждения. Поэтому им нужно подыскать террористические идеи, которые действительно разожгут воображение.

Анджела упоминала, что они обсуждали нападение на ювелирную фирму «Аспри», намереваясь убить побольше богатых клиентов с помощью револьверов, топоров и ножей. Еще одна идея – устроить пожар сразу в нескольких магазинах «Хэрродс». И, представьте себе, Богданович даже убедил их напасть на марксистский учебный кружок в Хэмпстеде, поскольку там якобы пренебрегают массами, используя слишком заумные и длинные тексты! – Виктория Симмондс горько усмехнулась: – А ведь мы с Анджелой ходили на марксистские собрания в Хэмпстеде…

Следующая идея заключалась в том, – продолжила мисс Симмондс свой рассказ, – чтобы кинуть бомбы в окна домов богачей в Белгравии или в Палату общин с рядов общественной галереи, чтобы продемонстрировать отказ Богдановича от буржуазной демократии. Однако у группы не хватало необходимых взрывчатых веществ. И… и… – Виктории было трудно подобрать слова. Она снова всхлипнула: – И моя младшая сестра использовала свое естественно-научное образование, чтобы помочь со взрывчаткой. Она составила из йода, позаимствованного в медицинском кабинете, и бытовой химии жуткую кустарную смесь – только ее и можно сделать из доступных материалов. Сначала Анджела пошла на это, потому что Петр хотел запастись взрывчаткой на случай, если полиция нагрянет в «Либерти-хаус». В логовах революционеров в России на каминной полке всегда стоит бутылка взрывчатого вещества, чтобы быстро замести следы и поджечь дом, если придут полицейские. Но теперь Петр заставляет Анджелу сделать еще больше бутылок – для терактов в Лондоне. Сестра опасается увеличивать число взрывчатки, потому что при высыхании жидкость может вспыхнуть от малейшего прикосновения.

Холмс понимающе кивнул:

– Я знаю этот дьявольский состав. Действительно, он, скорее всего, взорвется в этом случае.

Виктория Симмондс больше не могла сдерживать рыдания.

– Наверное, это лучшее из того, что может случиться с Анджелой, – причитала она сквозь слезы. – Пусть уж лучше весь этот проклятый дом взорвется прямо сейчас, пока Анджела не успела совершить новые преступления. Пусть все это бесследно канет в Лету, и наши родители никогда не узнают, что она натворила.

Богданович убеждает мою сестру, что они смогут нанести сильнейший удар британскому обществу, если акт насилия совершит именно Анджела, образованная представительница английской буржуазии, а не кто-нибудь из русских эмигрантов. Но Анджела якобы должна принять решение сама, ибо если она не достаточно тверда в своем сердце, то не сумеет произнести грозную речь на судебном процессе.

Богданович продолжает уверять бедную девочку, что ей теперь нечего терять. Ведь казнить ее могут только один раз, а ей и без того грозит виселица из-за убийства Ивана. В ближайшее время роковой выстрел Мышкину в голову так или иначе приведет ее к смерти – либо в петле палача, либо от пули полицейского, поэтому Анджела, как считает Богданович, должна потратить оставшееся в ее распоряжении время на самые жестокие теракты, на какие она способна.

Петр приготовил для моей сестры много отвратительных дел, которые не провернуть без англичанки респектабельного вида, отлично знающей Лондон. Богданович хочет, чтобы она помогла совершить нападение на старого графа Кропотского, который, как они теперь знают, находится в сговоре с охранкой. Петр намеревается отобрать у графа фонд, из которого финансируются общины эмигрантов. Группа собирается силой проникнуть в дом Кропотского в Хэмпстеде и пытать его, пока он не отдаст все деньги. – Виктория Симмондс опять закрыла лицо руками. – Один омерзительный план за другим, всюду ложь… Да еще бесконечные ночные дискуссии, распитие бренди, расчленение останков двух убитых шпионов охранки… Анджела показалась мне сбитой с толку и покорной: она будто сама стремится поскорее расстаться с жизнью и умереть за их ужасные идеи. А я не вижу даже малейших признаков хоть какого-нибудь выхода из ситуации. Любые мои действия могут либо ускорить арест и казнь моей сестры, либо подтолкнуть ее к тому, чтобы взорвать «Либерти-хаус» вместе с собой и всеми остальными. Однако, возможно, последнее все-таки лучше, чем позволить Анджеле опорочить свое имя еще более отвратительными преступлениями. – Бедную девушку сотрясали рыдания.

– Мисс Симмондс, – серьезно сказал Холмс, – в данный момент я тоже не вижу какого-либо выхода из ситуации. Но дайте мне время, чтобы подумать о той информации, которую мы только что получили от вас. Все еще есть шанс найти какое-то решение. Я даю честное слово, что поддержу вас и сохраню в тайне эти жуткие секреты. И сделаю все возможное для достижения наилучшего результата.

Покинув квартиру мисс Симмондс, мы с Холмсом молча шли по темной Блумсбери-стрит. Потрясение и подавленное состояние овладели нами после всех тех ужасов, о которых мы услышали.

– Холмс, в какой беспросветно кошмарной ситуации оказались сестры Симмондс! – воскликнул я наконец. – Теперь мы понимаем, что заставило бедную Софью броситься под поезд.

Мой друг резко повернулся ко мне:

– Нет, Уотсон, я не думаю, что мы видим картину полностью. Рассказ Виктории Симмондс не помог нам узнать, почему Софья, которая даже не присутствовала в «Либерти-хаус» во время этих событий, покончила с собой. Боюсь, старина, у обитателей «Либерти-хаус» есть еще какие-то отвратительные тайны, которые нам предстоит раскрыть, если мы хотим разрешить это дело.

Мы молча прошли до полосы мягкого желтого света следующего газового фонаря, и Холмс снова заговорил: