Его сослуживцы по призыву с другого корабля, или как говорят годки, встретив его на пирсе и глядя на его погончики, не поверили своим глазам. «Ну, Мишка, ты карьерист. И как тебе это удается?» В ответ он лишь загадочно улыбался.
Однако и с присвоением звания проблема не была решена. Офицеры в обращении с ним все равно чувствовали неудобство. Ну посудите сами: «старший матрос Матрос». Так через несколько недель службы Михаил Матрос был удостоен звания старшина 2-й статьи. И неожиданно занял должность командира отделения, соответствующую новому званию.
Семен Михайлович Лобов, как утверждают многие знавшие его, был страстным поклонником русской словесности. Поэтому смысловые нонсенсы типа «масло масляное» приводили его в ярость. И словосочетание «матрос Матрос», «старший матрос Матрос», «старшина 2-й статьи Матрос» не могли удовлетворить взыскательный слух морского волка. В результате, к концу службы на погонах Миши Матроса красовались знаки отличия высшего старшинского состава, а сам он стал уважаемым человеком. За полгода до окончания службы он в звании мичмана был назначен на должность старшины команды.
После увольнения в запас Михаил вернулся в свой далекий таежный край. Любуясь возмужавшим сыном и золотом его погон, рядовой запаса Матрос-отец сделал вывод: «по всему видать, сухопутная служба Матросам противопоказана».
А спустя полтора месяца мичман запаса Михаил Матрос, заскучав по запаху моря и многотонной железной махине корабля, отписал письмо командиру крейсера с просьбой содействовать его призыву на сверхсрочную службу с дальнейшим определением на родной корабль. И по получении положительного ответа Миша сказал родителям: «По всему видать, жизнь моя в тайге мне противопоказана. Так что, дорогие родители, возвращаюсь на флот».
После завершения этого рассказа Семен Михайлович снял светозащитные очки с глаз, помассировал закрытые веки и предложил мне: «Давай так, сейчас пообедаем, отдохнем, а потом, если тебе интересно, заходи, побеседуем».
Я зашел к нему около 17 часов. Адмирал флота полулежал с книгой, завидев меня, он сказал, что читает книгу о композиторе Гекторе Берлиозе и если хочу, то после даст ее мне почитать. «Красивая фамилия, не правда ли? — спросил он. — И имя, наверное, из Древнего Рима. Кстати, был у меня еще один матрос с интересной фамилией. И из-за этой фамилии на него сыпались своеобразные неприятности». Пригласив меня присесть, Семен Михайлович, любивший веселые историйки, поведал мне и эту.
Фамилия, приносящая неприятности, была известная и яркая: Ленин. Родом он был из Архангельской области, где эта фамилия вовсе не редкость. Естественно, эту же фамилию носили и родители матроса. Хлопот среди поморов эта фамилия никому не доставляла. Ну разве что в школе, не очень хорошо учившегося Коленьку (кажется, его звали так), учительница, дабы не возникало никаких ассоциаций с именем основателя Коммунистической партии и Советского государства, называла не Ленин, а Левин. В старший классах Коля, узнав, что Левин — это еврейская фамилия, сильно возмутился, доказывая, что все наши предки-поморы никакого отношения ни к каким евреям не имели и не имеют.
Служил матрос Ленин в эскадре, в которой Семен Михайлович был командиром. Офицеры-специалисты строевой части распределили его для службы в центральную котельную, которая отапливала гарнизон, где находился штаб эскадры. Определили молодого матроса туда потому, что имел тот свидетельство об окончании ПТУ по специальности котельный кочегар. А, как известно, на Севере (на Северах, как говорят матросы) котельная — это источник всей жизни. Центральную котельную и в штабе и в тылу эскадры сокращенно называли ЦК.
Служба Ленину была не в тягость, он спокойно и уверенно выполнял свои обязанности. Никаких разводов, нарядов, спокойно работай да сиди в тепле. Тем более, все давно изучено и знакомо. В подразделении его, дисциплинированного матроса и хорошего специалиста, уважали. Особенно в нем души не чаял его непосредственный командир мичман Геращенко.
Вот как-то в один из однообразно тянущихся дней мичман по своим служебным делам ушел в поселок. А дежурный по штабу эскадры также по какой-то надобности позвонил ему в кабинет. Ответа не последовало. Тогда дежурный набрал номер телефона Центральной котельной, Николай поднял трубку и как полагается, коротко и четко представился: «ЦК, Ленин слушает».
После непродолжительной паузы дежурный по штабу офицер бросил в трубку: «Ничего себе шутник!» и положил ее на рычаг.
Ленин, услышав короткие гудки, произнес: «Неизвестно еще кто шутит». И в легком замешательстве положил трубку.
На следующий день о звонке знал заместитель командира эскадры по тылу. Он вызвал мичмана и строго выговорил: «Твои матросы в котельной совсем оборзели, хамят офицерам». Удивленно спросившему что случилось разговор был передан слово в слово. «Так все точно, товарищ капитан 1-го ранга, — облегченно вздохнул мичман, — вы же сами когда-то сказали, что центральная котельная — это ЦК». «Да, я говорил, но при чем тут Ленин?» «А Ленин — это наш матрос. Николай Ленин». «Вы что, издеваетесь?» «Никак нет, товарищ капитан 1-го ранга. У этого матроса фамилия — Ленин», — погасшим в процессе короткого диалога голосом разъяснил мичман.
На какое-то время в кабинете воцарилась тишина, затем капитан 1-го ранга безапелляционно сказал: «Ленин, говорите… значит так, Ленина из ЦК убрать сегодня же!».
На следующий день матроса Николая Ленина перевели в команду слесарей-ремонтников. Это подразделение, с которым даже начальники связываться не хотели, представляло собой сбор блатных бездельников и нарушителей воинской дисциплины. Вид у них был ужасный, они словно сомнамбулы, бродили по гарнизону, совершая все новые нарушения. Иногда, правда, по приказу свыше долбили мерзлую землю, ремонтировали трубы и т. д. Вот в такой компании и оказался Николай Ленин. Он смирился со своим положением и, может быть, так и продержался бы до конца службы среди разгильдяев. Тем более что на новом месте новый командир сразу оценил его золотые руки и усердие.
Но однажды в кабинете начальника тыла прорвало батарею отопления. Устранять ее прислали матроса Ленина. Капитан 1-го ранга, зная что подобный ремонт обычно затягивается надолго, решил перебраться в другой кабинет. В это время в дверь постучали. На пороге вместо ожидаемого грязного матроса-ремонтника стоял аккуратный подтянутый матрос с инструментами в руках.
— Товарищ капитан 1-го ранга, разрешите отремонтировать батарею.
Капитан, сам себе удивившись, взял все необходимые вещи и перешел в другой кабинет; но не успел он еще освоиться и приступить к работе, как матрос-ремонтник заглянул доложить, что неисправность устранена.
— Молодец, — похвалил он матроса. — Как твоя фамилия?
— Матрос Ленин, товарищ капитан 1-го ранга.
— Это тот, который из ЦК?
— Так точно, был, сейчас в ремонтном взводе.
— Хорошо. Можешь идти.
В тот же вечер начальник тыла приказал мичману Геращенко: «Сейчас же верни Ленина в ЦК!»
2
После этой истории Семен Михайлович неожиданно вернулся в события 1942 года, когда занимал должность помощника командира эсминца «Разящий». Он еще не мог знать, что скоро судьба его сделает резкий поворот и он станет командиром эсминца «Резвый». Но то будет через месяц, а в начале мая 1942 года он проходил службу на своем эсминце.
В Севастополе в это время назревали сложные события, ибо морскую крепость с Северной стороны вплотную прижали войска 11-й армии вермахта под командованием Манштейна. Неожиданно в эти майские дни капитан-лейтенанта Лобова вызвали в штаб и сообщили, чтобы он в течение 2–3 суток был готов отбыть на Черноморский флот.
Неизвестно что произошло, но ни через два ни через три дня, ни через 2–3 недели он так и не убыл в Севастополь, где разыгрывалась дичайшая трагедия с потерей и города, и Крыма.
Лишь осенью 1946-го, когда Семен Михайлович прибыл служить на Черноморский флот, он понял, что неизвестно, как бы сложилась его судьба и остался ли бы он в живых, если бы попал сюда раньше…
В начале мая 1942 года адмирал флота Н. Г. Кузнецов в связи со сложной обстановкой на юге вылетел на Черноморский флот. Предварительно дав команду начальнику управления кадров усилить офицерами с Тихоокеанского эскадру Черноморского флота. Такая шифровка тут же была отправлена командующему Тихоокеанским флотом, но ее исполнение было приостановлено; и виной тому — обвальная ситуация, сложившаяся в Севастополе.
Немецкие войска разгромили Керченскую группировку советских войск. Николай Герасимович принял решение изучить обстановку в районе Новороссийской военно-морской базы, которая со стороны моря обеспечивала отступление, если не сказать бегство частей и соединений трех армий, которые Манштейн уже почти полностью разгромил. Уж и Новороссийск, куда прибыл адмирал, подвергался жестоким бомбардировкам фашистской авиации.