Читать интересную книгу Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Василий Звягинцев

Иосиф Виссарионович вспомнил сказанные Шестаковым слова. «Я хочу командовать Тихоокеанским флотом». Очень хорошие слова. Почему бы не пойти товарищу навстречу? Сделаем его подобием адмирала Алексеева. Наместником Дальнего Востока, комфлотом, дадим звание, которого ни у кого еще нет. Допустим — адмирал флота. Вообще пора восстановить адмиральские звания. И генеральские тоже. Да и погоны, наверное. Двадцать лет прошло, старые штампы можно забыть, а традиции — они и есть традиции. Ладно, еще подумаем. Не горит.

Но с Шестаковым нужно решать незамедлительно. Или пусть сначала вернется, поговорим с глазу на глаз, тогда и определимся.

Это было в характере Сталина — все предварительно продумать, разложить по полочкам, но окончательное решение отложить на последний момент. К судьбам людей это особенно относилось. Бывало, косой взгляд, не к месту сказанное слово перевешивали самые рациональные доводы. На то он и вождь, а не бухгалтер. Интуиция, чутье, озарение — называйте как хотите, но без этого на вершине власти долго не удержаться.

Сейчас интуиция нужна для другого. С европейской шахматной доски одна за другой исчезли две сильные фигуры. Франко сам по себе, допустим, слон, но до последнего занимавший длинную диагональ и прикрывавшийся ладьей и фигурами помельче. Зато Чемберлен позиционировал себя не иначе, как ферзем. И — нет его! Странно, очень странно. Смысл устранения не просматривается. Что это сделали не мы — факт. Но далеко не факт, что нам это на пользу. Черчилль — старый знакомец, антикоммунист и антисоветчик с первых дней революции. При нем курс Англии может еще ужесточиться. Но немцев и Гитлера лично он не любит и опасается в не меньшей степени. Значит, открывается простор для маневра. Что бы там ни говорили мудрецы-политики — Мировая война до сих пор не закончена. Просто, как писал Ленин, пока еще длится передышка. Мы ею воспользовались в полной мере, но счета до сих пор не закрыты. Не возвращены утраченные по Версалю и Бресту территории, Черное море все так же заткнуто турецкой пробкой. Половина Сахалина и Курилы у японцев.

Зато теперь у нас есть Испания с несколькими отличными портами. Но нет океанского флота и долго не будет. Не потянуть. Царская Россия смогла после Цусимы восстановить его за девять лет, а мы двадцать продолжаем использовать «остатки былой роскоши».

Сталин, в отличие от Ленина и Троцкого, флот любил. Несколько иррационально, эстетически, как, наверное, и Гитлер, пехотный ефрейтор. Флот — синоним имперского величия. Броня, пушки, ряды выстроенных на шканцах матросов в парадных форменках. По правде же — что такое «Бисмарк» и «Тирпиц» в сравнении с Гранд-флитом? Букашка на рукаве. Кайзеровский «Хохзеефлотте[42]» имел десятки отличных линкоров и линейных крейсеров, и где он? Сгодился лишь на то, чтобы мятеж в Киле устроить и в английском плену затопиться. И все равно теперь строят новый!

Так же и Сталин мыслил. Была бы у него возможность, приказал бы строить линкоры — эскадру за эскадрой, как японцы. Но понимал, что ни финансов, ни технической базы для этого нет. Так не «разменять» ли Испанию на что-нибудь более практичное?

Он велел Поскребышеву пригласить к нему Литвинова часов после двадцати двух. Нужно дать наркоминделу время подготовиться. К чему — пусть сам соображает.

Гитлер в это же самое время совещался с группенфюрером СС и начальником РСХА Рейнгардом Гейдрихом. Гиммлера ему видеть и слышать не хотелось. Верный товарищ, но отличающийся удивительным отсутствием полета фантазии. Тоже по натуре бухгалтер. Потом его назовут «бухгалтером смерти». Но — потом. Тем не менее обсуждать с ним вопросы тонкой политики бессмысленно.

Гейдрих — совсем другое дело. Полная противоположность. Фанатик интриг и тайных операций. Виртуоз. Не зря великолепно играет на скрипке. И служил на флоте. Обер-лейтенантом всего лишь, но тем не менее.

— Как вы думаете, Рейнгард, у нас есть способы подойти к нынешнему руководству сталинского НКВД?

— На каком уровне, мой фюрер?

— Я думаю, сразу к Заковскому, — эту фамилию фюрер выговорил с некоторым усилием. Чужая фонетика. — Вы же с ним контактировали раньше? Пока он только входит в курс дела, неплохо бы сориентировать его на определенные приоритеты. Чтобы нас англичане не опередили.

— Да, контактировали, в других обстоятельствах и по другим поводам. Тогда инициатива исходила из окружения Ежова и, как предполагаю, с санкции самого Сталина. Собственных выходов на Заковского, увы, у меня нет. Абсолютно все весомые персоны, с которыми осуществлялась связь, сразу же были перемещены на менее значимые должности или вообще отстранены. На Лубянке идет большая перетряска.

— Думайте, Гейдрих, думайте. Это очень важно.

— Разве только сыграть в открытую? Поручить нашему человеку в посольстве передать Заковскому записку из рук в руки? Технически это осуществимо. А смысл послания?

— Идея мне нравится. Так и надо, без всяких шпионских штучек. И смысл самый простой. Руководство РСХА в связи с изменением мировой конъюнктуры желает обсудить некоторые вопросы, представляющие взаимный интерес, на неправительственном уровне. Встреча может состояться в Москве, для чего туда прибудет облеченный доверием представитель. Может, вы и будете этим представителем, Гейдрих?

— Я готов, мой фюрер. Никогда не был в Москве. Но ведь Заковский немедленно доложит Сталину. У них там иначе быть не может.

— А вы, Рейнгард, вы ведь тоже доложили бы мне, получив подобное предложение? — Гитлер пытливо посмотрел группенфюреру в глаза.

— Несомненно, мой фюрер!

— Вот пусть и он докладывает. Если согласие на встречу будет получено, сразу станет ясно… Вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, мой фюрер. Я займусь этим немедленно.

— Спасибо, Рейнгард. А я пока подумаю, о чем же вы станете говорить.

Глава четырнадцатая

В тридцать восьмом году полет из Лондона в Москву занимал целый день, включая пересадку в Берлине. Сильвия могла бы переправить Антона в красную столицу мгновенно, но роль нелегала его сейчас не устраивала. Все должно быть как положено, с регистрацией на границе, правом экстерриториальности, законным поселением в «Метрополе» и так далее. Внимание со стороны ГУГБ тоже обеспечено, но как раз это бывшего форзейля не волновало. От слежки, если такая и будет установлена, он уйдет в любой нужный момент, да так, что «наружники» ничего не поймут.

Самолет оказался достаточно комфортабельным, двухмоторным, из четырнадцати мест были заняты только восемь. Антон оказался единственным пассажиром в заднем ряду. Это его устроило, не нужно будет поддерживать необязательные разговоры с незнакомыми людьми. А в полете очень многими овладевает неудержимая болтливость от страха или, наоборот, избытка волнующих ощущений.

Убедившись, что трап поднят, входная дверь закрыта и никто больше в салон не войдет, Антон, получив от стюарда положенный стаканчик виски и пакет с леденцами, развернул газету. Комментарии по поводу гибели премьер-министра все так же заполняли первые страницы. Большинство из них были удивительно глупыми, но это к лучшему. Сумятица в умах вполне соответствует требованиям момента.

Пакет для британского посольства он вез во внутреннем кармане пиджака, поэтому кожаный портфель небрежно сунул на багажную полку. Положенный по должности пистолет, на который имелось особое международное разрешение, пристроился в наплечной кобуре и снаружи был совсем незаметен. Только вряд ли им придется пользоваться, он же не Теодор Нетте[43].

Над Ла-Маншем лайнер взобрался наконец на положенные десять тысяч футов. Моторы гудели ровно и мощно, потряхивало совсем немного, половина пассажиров, те, кто летели не в первый раз, начали подремывать. Прочие вглядывались в медленно ползущую внизу землю Европы, не оставляя без внимания бесплатные напитки из бара. Авиакомпания не скупилась, доказывая, что летать не только выгодно, но и приятно.

Худощавый джентльмен лет сорока, с сильно загорелым, несмотря на зиму, лицом, сидевший во втором ряду, поднялся со своего места, направился в хвост, уверенно ступая, не цепляясь за спинки кресел, что выдавало привычку если не к воздушным перелетам, то к палубам кораблей. Тем более в руке он нес почти полный высокий стакан, и жидкость в нем не плескалась.

— Простите, сэр, — мягким баритоном произнес он, останавливаясь рядом с Антоном. — Вы позволите присесть рядом?

«Ну, начинается», — с тоской подумал тот. Пожал плечами, кивнул, показывая, что возразить не позволяет вежливость, но поддерживать общение желания не имеет.

Мужчина явно не собирался вдаваться в такие тонкости.

Сел, вытянул ноги, глотнул, прижмурился от удовольствия.