меня не за что жалеть! – возразила она, улыбаясь.
Крейг умел слушать и сочувствовать – это ценное качество, но оно подталкивало Кейт к признаниям, что было ей совершенно несвойственно.
– Мы опять уходим последними, – заметила она, указав на большие настенные часы.
Струи дождя казались цветными в свете прожекторов, горевших на школьном дворе. Кейт сняла с вешалки плащ, и Крейг помог надеть его.
– Ты всегда вынуждаешь меня говорить о себе, а вот я совсем немного знаю о твоей жизни, – добавила она. – В следующий раз рассказывать будешь ты!
– Неужели тебе это интересно? – шутливо спросил он.
И положил ей руку на плечо. Он часто делал это, но сейчас Кейт вдруг почувствовала смущение. Дружескую фамильярность, установившуюся между ними, можно было интерпретировать по-разному. Она вдруг поняла это и сразу пожалела, что позволила ситуации зайти так далеко. Однако она не могла внезапно оставить Крейга и убежать, потому что обычно они возвращались к своим машинам вместе.
– Я уже опаздываю, дети, наверное, заждались меня.
Схватив портфель, Кейт вышла первая и торопливо пересекла двор.
– До завтра, Крейг! – крикнула она ему, садясь за руль.
Ее сердце билось немного быстрее обычного, как будто ей только что удалось избежать опасности. Но она сама была виновата и прекрасно это понимала. Почему она не устояла перед соблазном понравиться ему? «Ведь дело только в этом», – убеждала себя Кейт. Безумная любовь к Скотту возникла в ее жизни так рано, что она не успела заинтересоваться другими мужчинами. Если не считать злополучного «жениха», у нее не было ни малейшего опыта флирта с молодыми людьми. Ее ровесницы развлекались, пока она неотступно мечтала о Скотте, и до их первой ночи Кейт была девственницей. Неопытная в игре обольщения, она не знала и ее правил, однако ясно видела, что отношения с Крейгом принимают опасный оборот.
Кейт медленно ехала в Джиллеспи, пытаясь припомнить все случаи, когда они оставались наедине, – а их было много! Его комплименты отличались такой непосредственностью и искренностью, что она позволила себе поддаться на его лесть. Может, она этим подала ему надежду? И разве ей самой общение с ним не доставляло удовольствия?
– «Я должна положить этому конец, – думала она. – Это ловушка, и я рискую в нее угодить. У Скотта не зря возникло такое предчувствие, и может быть, он не болезненный ревнивец, а мудрый муж?»
Ей не терпелось узнать, вернулся ли он домой, и, припарковав машину, она торопливо поднялась на крыльцо и направилась на кухню, где обычно в этот час собиралась вся семья. Однако на кухне оказалась только Мойра, которая была занята приготовлением крошечных тостов с огурцом и лососем.
– А у нас гостья! – объявила она. – Скотт с ней в гостиной, это его новая секретарша.
– А где дети?
– Твоя мать их сейчас купает.
– Почему она никогда не ждет меня?
– Потому что она обожает заниматься ими сама.
– Я тоже, – сердито заметила Кейт.
Войдя в гостиную, она увидела Скотта, Филипа с Малькольмом и очень красивую молодую женщину, которая сразу же подошла к ней, приветливо протянув руку.
– Добрый вечер! Вы – Кейт, не правда ли? Эти господа только что говорили о вас. Меня зовут Грейс, и ваш муж сегодня утром взял меня на работу вместо своей бывшей секретарши.
Кейт машинально улыбнулась:
– Рада познакомиться…
Грейс оказалась выше ее, на ней был элегантный черный костюм, который оживляли ярко-красная блузка и туфли-лодочки на умопомрачительных каблуках. Кейт, в своем повседневном «школьном» свитере с высоким воротом и в мокасинах на плоской подошве, почувствовала себя бедной Золушкой. К тому же у Грейс были красивые серые глаза, которые она умело подкрашивала, тонкие черты лица и белокурые локоны до плеч. На такую женщину, наверное, оборачиваются все мужчины.
– Мы дегустировали пятнадцатилетний виски из Инверкипа, – продолжала Грейс, – он совершенно замечательный…
Так-так, значит, она еще и разбирается в виски?
– Я бы сказала, что он полнотелый, у него богатый букет. Аромат пряный, с ноткой кожи, а травянистый оттенок, наверное, дает гвоздика?
Радостное лицо Скотта говорило о том, что Грейс не ошиблась. Он счел нужным пояснить:
– Грейс три года работала в Гленфиддих[16].
– Я ушла оттуда, – подхватила Грейс, – потому что устала от Хайленда[17] и Спейсайд[18]. Там рядом нет большого города, а мне хотелось быть поближе к Глазго или Эдинбургу и, если возможно, по-прежнему работать на винокурне. Объявление Скотта появилось как нельзя кстати!
Повернувшись, она благодарно улыбнулась ему и поставила пустой бокал на столик. Кейт молчала, и Филип, должно быть почувствовавший ее замешательство, объявил:
– Сегодня мы готовили вместе с Мойрой хаггис! Так что вечером будет пир!
– Пойду загляну к детям, – сказала Кейт и заставила себя улыбнуться.
Почему ее так встревожило неожиданное появление этой женщины? Полностью поглощенная близнецами, домом, работой в школе, она редко бывала на винокурнях и почти не знала тех, кто работает у Скотта. Его предыдущая секретарша была серенькой мышкой, а эта Грейс – настоящая красотка. Устоит ли он, если она все время будет рядом?
– Хочешь, я поднимусь с тобой? – спросил он ее, обняв за талию.
– Нет, я ненадолго.
Он прижал ее к себе, потом отпустил. Никогда Скотт не упускал случая поцеловать ее, обнять, сказать комплимент. Встречаться с ним дома по вечерам было настоящей радостью, так почему же у нее так испортилось настроение?
В ванной комнате плескались и хохотали близнецы: Амели, сидя на краю ванны, смеялась вместе с ними. Увидев мать, дети радостно закричали и начали брызгаться водой. Кейт позволила себе ненадолго включиться в игру, а потом начала вытирать Ханну, пока Амели занималась Люком.
– Дэвид сделал им кегли из пенопласта – их теперь не оторвешь от этой игры! Так что нечего тратиться на игрушки! Разумеется, теперь у них в комнате полный кавардак! Но сегодня полдня шел дождь, и я не смогла вывести их на улицу.
– Тогда я пойду приберу у них, – предложила Кейт.
– А я пока надену на них пижамы.
Кейт постоянно удивляла безудержная любовь матери к близнецам. Она не помнила, чтобы Амели так возилась с ней в детстве. Правда, в то время Амели приходилось иметь дело с проказами старших сыновей, и к концу дня она была уже без сил. Войдя в детскую, Кейт поспешно собрала плюшевые игрушки и маленькие машинки, разбросанные среди тех самых кеглей. Перестелив кровати, она приоткрыла окно, неотступно думая о Грейс, о ее светлых локонах, о ее сногсшибательных лодочках. И особенно о том, с каким апломбом она говорила о виски. Если не считать шампанского по особым случаям и время от времени – бокала пива или шардоне, Кейт