Все жалобы, обращенные к российским властям, обычно лишь приумножали традиционные предостережения «не предаваться никакой самоуправной попытке, которая может вовлечь… в совершенную гибель»[452]. Российский кабинет по-прежнему не поощрял нелегитимных методов борьбы южнославянских народов и даже в самых тяжелых для них обстоятельствах не забывал напоминать о недопустимости вооруженных действий против законной власти султана. Надежды на то, что Николай I «не захочет оставить народ христианский страдать невинно», ни на чем не основывались. Болгария в это время оставалась оплотом османского влияния на Балканах и не могла привлечь пристального внимания России. Если Сербия уже превратилась в островок относительной самостоятельности югославян внутри Османской империи, то Болгария, густо населенная турками, чувствовавшими себя здесь полновластными хозяевами, не представляла для российских политиков перспективного региона для успешного антиосманского противодействия. То же относилось и к Боснии, частично населенной мусульманами и католиками, которая к тому же являлась регионом столкновения интересов Турции и Австрии. Таким образом, Россия могла рассчитывать лишь на сохранение своего влияния в Сербии. Что касается Черногории, то однородность ее славяно-православного населения и дружеское расположение к России, безусловно, составляли основу давних русско-черногорских связей. Дело осложнялось лишь тем обстоятельством, что Порта упорно не хотела признавать за Черногорией статуса независимого государства, каковым считали свой край сами черногорские владыки. Иметь еще один повод для бесконечных пререканий с османским правительст вом Россия не хотела, но, принимая во внимание близость Черногории к адриатическому побережью, а также приверженность ее руководства к державе-покровительнице, Петербург считал необходимым оказывать денежную и моральную поддержку этой небольшой горной области.
Несмотря на то что славянское население европейской Турции еще продолжало взывать к помощи единоверной России, реальная политическая ситуация заставляла его все более отчетливо осознавать иллюзорность этих надежд. В данных обстоятельствах единственный способ противостоять натиску турок виделся во всеславянском объединении. Подобные идеи проникали в бал канские провинции вместе с агентами Гарашанина, находя отклик и понимание.
Гарашанин впервые выдвинул лозунг «Балканы – балканским народам». Однако деятельная личность Гарашанина предполагала не только выдвижение лозунга, но и практическую работу по его воплощению в жизнь. По его мнению, следовало заняться непосредственным распространением идеи объединения среди народов Болгарии, Боснии, Северной Албании. Не упускались из виду и австрийские сербы – жители Славонии, Хорватии, Далмации, Срема, Баната и Бачки. По плану Гарашанина все они должны были войти в состав великой и свободной южнославянской державы. Широкая веротерпимость стала основой объединительного движения – без нее нельзя было рассчитывать на успех, принимая во внимание принадлежность части южных славян к мусульманству и католичеству. Гарашанин возлагал большие надежды на католических священников Австрии, приверженных идее создания единого государства. Известный политический деятель сербской Воеводины Дж. Стратимирович, принявший активное участие в военных действиях сербов против венгров в 1848–1849 гг., также выступал не за создание сербской автономии в составе венгерских земель, а за единое государство, включающее в себя широкий географический ареал, вплоть до Константинополя[453]. Таким образом, объединительная идея получила широкое распространение не только среди турецких славян, но и подданных Австрийской империи. Гарашанин полагал, что работу по сплочению славянства должны выполнять специально посланные в провинции агенты. Во главе всей пропагандистской работы стоял сам министр внутренних дел.
Основные задачи агентов были сформулированы в «Начертании». Они должны были:
1) обращать внимание на партии, существовавшие в провинциях,
2) описывать военное положение земель, число войск и вооружения,
3) составлять списки знатнейших фамилий края, включая и противников Сербии,
4) выяснять, что говорят и думают о Сербии в данной провинции[454].
Агентурная сеть, во главе которой стоял сам автор «Начертания», была выстроена по вертикали в соответствии с классическими принципами конспиративной организации: каждый новый член общества знал только своего начальника, чтобы в случае гонений на них не иметь возможности выдать большого числа соратников. Весь Балканский регион делился на Западную и Восточную части, которые курировались М. Баном и Т. Ковачевичем. Непосредственным заместителем Гарашанина стал Йован Маринович[455].
Описание организации агентурной сети оставил бывший секретарь Валевского окружного суда Йован Миленкович, который сам принимал участие в этой работе: «Агентов было 52, и им платили по 50, 60, 70, а некоторым 100 талеров в год. Из сербской государственной казны ежегодно тратилось на организацию 5–6 тысяч талеров»[456]. Из данного отрывка видно, что деятельность всей агентурной сети была важной частью государственной политики Сербии, на которую выделялась значительные государственные средства. Агентами становились люди разного социального положения и вероисповедания. С ними сотрудничали священники, монахи, торговцы. Значительную часть среди них составляли католики.
Для успеха всего объединительного движения большое значение имела позиция двух регионов – Черногории и Болгарии, то есть тех краев, где традиционно господствовало православие. Черногорский правитель Петр Петрович Негош сочувственно воспринял идею создания славянского государства – он готов был отказаться от верховной власти в пользу представителей сербской династии и оставлял за собой лишь высший церковный сан. Однако для черногорцев, имевших тесные и сложившиеся связи с Россией неприемлемой была сама идея антирусской направленности предложенного проекта. В связи с этим можно предположить, что деятельность агентов в Черногории не сулила большого успеха. Пытаясь заменить Россию в деле покровительства Черногории, сербское правительство приняло решение о выделении этой провинции ежегодной денежной помощи в размере 1000 дукатов. Фактически Сербия пыталась переориентировать внешнюю политику Черногории. Эта же тактика была применена по отношению к Болгарии – Сербия брала на себя расходы по обучению болгарской молодежи, по печатанию книг на болгарском языке.
Практически во всех провинциях Балканского полуострова Гарашанин имел доверенных людей. Достаточно подробно об этом говорится в книге К. В. Никифорова. Упомянем здесь только некоторых: в Северной Албании это был католический священник Карл Красничи, имевший большое влияние на мирдитского вождя Биб Доду и местный католический приход. Условием их согласия на объединение стала свобода вероисповедания. В Герцеговине с Гарашаниным поддерживал связь православный священник Й. Памучина, в Дубровнике – протоиерей Дж. Николаевич[457].
Большое значение для расширения пропагандистской работы имели путешествия М. Бана и Т. Ковачевича по Хорватии, Далмации, Черногории, Боснии, Герцеговине, Старой Сербии и Юго-Западной Болгарии. В 1848 г. Бан посетил в Сремски Карловцах патриарха Раячича. В Загребе с помощью Л. Гая виделся с хорватским баном Елачичем. В сентябре 1848 г. Т. Ковачевич также совершил поездку по Хорватии, Далмации и Боснии. В своем отчете о путешествии, составленном на имя Александра Карагеоргиевича, он подчеркнул, что босняков и герцеговинцев следует оградить от «русско-австрийского… и турецко-венгерского наступления» для большего сближения с Сербией[458]. Вслед за автором «Начертания» Ковачевич повторял имена главных врагов «сербства», среди которых первое место занимала Россия.
Деятельность Гарашанина и его сподвижников по расширению пропагандистской работы активизировалась в 1848–1849 гг., что было связано с развитием военных событий в Воеводине. В 1849 г. министр внутренних дел выработал «Устав политической пропаганды в землях славяно-турецких» – практическое руководство к действию рассылаемых в провинции агентов. Теперь «Устав» ориентировал южнославянские народы на подготовку и проведение «одновременного вооруженного восстания». Период собственно пропагандистской работы должен был смениться реальными действиями вооруженного народа. В 1850 г. был принят второй «Устав», аналогичный первому. Пропаганда агентов сербского правительства, регламентированная этими документами, велась вплоть до 1853 г., пока Гарашанин оставался премьер-министром Сербии. Смещенный со своей должности усилиями российского правительства, Гарашанин свернул сеть своих агентов.