Долго я плыл по течению, усталый и измученный своими пережитыми передрягами. Даже на воде было очень жарко. Однако страх был сильнее усталости, и я снова стал грести руками. Солнце жгло мою обнаженную спину. Наконец, когда за поворотом показался Уолтонский мост, лихорадка и слабость преодолели страх, и я причалил к отмели Миддлсэкса и в полном изнеможении упал на траву. Судя по солнцу, было около пяти часов. Потом я встал, прошел с полмили, никого не встретив, и снова улегся в тени живой изгороди. Помню, я говорил сам с собой вслух, как в бреду. Меня томила жажда, и я жалел, что не напился на реке. Странное дело, я почему-то злился на свою жену; меня очень раздражало, что я никак не мог добраться до Лезерхэда.
Я не помню, как появился священник, - вероятно, я задремал. Я увидел, что он сидит рядом со мной в выпачканной сажей рубашке; подняв кверху гладко выбритое лицо, он, не отрываясь, смотрел на бледные отблески, пробегавшие по небу. Небо было покрыто барашками - грядами легких, пушистых облачков, чуть окрашенных летним закатом.
Я привстал, и он быстро обернулся ко мне.
- У вас есть вода? - спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
- Вы уже целый час просите пить, - сказал он.
С минуту мы молчали, разглядывая друг друга. Вероятно, я показался ему странным: почти голый - на мне были только промокшие насквозь брюки и носки, - красный от ожогов, с лицом и шеей черными от дыма. У него было лицо слабовольного человека, срезанный подбородок, волосы спадали льняными завитками на низкий лоб, большие бледно-голубые глаза смотрели пристально и грустно. Он говорил отрывисто, уставясь в пространство.
- Что такое происходит? - опросил он. - Что значит все это?
Я посмотрел на него и ничего не ответил.
Он простер белую тонкую руку и заговорил жалобно:
- Как могло это случиться? Чем мы согрешили? Я кончил утреннюю службу и прогуливался по дороге, чтобы освежить, голову и приготовиться к проповеди, и вдруг - огонь, землетрясение, смерть! Содом и Гоморра! Все наши труды пропали, все труды... Кто такие эти марсиане?
- А кто такие мы сами? - ответил я, откашливаясь.
Он обхватил колени руками и снова повернулся ко мне. С полминуты он молча смотрел на меня.
- Я прогуливался по дороге, чтобы освежить голову, - повторил он. - И вдруг - огонь, землетрясение, смерть!
Он снова замолчал; подбородок его почти касался колец.
Потом опять заговорил, размахивая рукой:
- Все труды... все воскресные школы... Чем мы провинились? Чем провинился Уэйбридж? Все исчезло, все разрушено. Церковь! Мы только три года назад заново ее отстроили. И вот она исчезла, стерта с лица земли! За что?
Новая пауза, и опять он заговорил, как помешанный.
- Дым от этого пожарища будет вечно возноситься к небу! - воскликнул он.
Его глаза блеснули, тонкий палец указывал на Уэйбридж.
Я начал догадываться, что это душевнобольной. Страшная трагедия, свидетелем которой он оказался - очевидно, он спасся бегством из Уэйбриджа, - довела его до сумасшествия.
- Далеко отсюда до Санбэри? - спросил я деловито.
- Что же нам делать? - сказал он. - Неужели эти исчадия повсюду? Неужели земля отдана им во власть?
- Далеко отсюда до Санбэри?
- Ведь только сегодня утром я служил раннюю обедню...
- Обстоятельства изменились, - сказал я спокойно. - Не отчаивайтесь. Есть еще надежда.
- Надежда!
- Да, надежда, несмотря на весь этот ужас!
Я стал излагать ему свой взгляд на наше положение. Сперва он слушал с интересом; но скоро впал в прежнее безразличие и отвернулся.
- Это - начало конца, - прервал он меня. - Конец. День Страшного суда. Люди будут молить горы и скалы упасть на них и скрыть от лица сидящего на престоле.
Его слова подтвердили мою догадку. Собравшись с мыслями, я встал и положил ему руку на плечо.
- Будьте мужчиной, - сказал я. - Вы просто потеряли голову. Хороша вера, если она не может устоять перед несчастьем. Подумайте, сколько раз в истории человечества бывали землетрясения, потопы, войны и извержения вулканов. Почему бог должен был сделать исключение для Уэйбриджа?.. Ведь бог не страховой агент.
Он молча слушал.
- Но как мы можем спастись? - вдруг спросил он. - Они неуязвимы, они безжалостны...
- Может быть, ни то, ни другое, - ответил я. - И чем могущественнее они, тем разумнее и осторожнее должны быть мы. Один из них убит три часа назад.
- Убит? - воскликнул он, взглянув на меня. - Разве может быть убит вестник божий?
- Я видел это, - продолжал я. - Мы с вами попали как раз в самую свалку, только и всего.
- Что это там мигает в небе? - вдруг спросил он.
Я объяснил ему, что это сигналы гелиографа и что они означают помощь, которую несут нам люди.
- Мы находимся как раз в самой гуще, хотя кругом все спокойно. Мигание в небе возвещает о приближающейся грозе. Вот там, думается мне, марсиане, а в стороне Лондона, там, где холмы возвышаются над Ричмондом и Кингстоном, под прикрытием деревьев роют траншеи и устанавливают орудия. Марсиане, вероятно, пойдут по этой дороге.
Не успел я кончить, как он вскочил и остановил меня жестом.
- Слушайте! - сказал он.
Из-за низких холмов за рекой доносился глухой гул отдаленной орудийной пальбы и какой-то далекий жуткий крик. Потом все стихло. Майский жук перелетел через изгородь мимо нас. На западе, высоко, над дымом, застилавшим Уэйбридж и Шеппертон, под великолепным, торжественным закатом, поблескивал бледный нарождающийся месяц.
- Нам надо идти этой тропинкой к северу, - сказал я.
14. В ЛОНДОНЕ
Мой младший брат находился в Лондоне в то время, когда в Уокинге упал цилиндр. Он был студентом-медиком и готовился к предстоящему экзамену; до субботы он ничего не слышал о прибытии марсиан. Утренние субботние газеты в дополнение к длинным специальным статьям о Марсе, о жизни на нем и так далее напечатали довольно туманное сообщение, которое поражало своей краткостью.
Сообщалось, что марсиане", напуганные приближением толпы, убили нескольких человек при помощи какой-то скорострельной пушки. Телеграмма заканчивалась словами: "Марсиане, хотя и кажутся грозными, не вылезли из ямы, в которую упал их снаряд, и, очевидно, не могут этого сделать. Вероятно, это вызвано большей силой земного притяжения". В передовицах особенно подчеркивалось это последнее обстоятельство.
Конечно, все студенты, готовившиеся к экзамену по биологии в стенах университета, куда отправился в тот день и мой брат, очень заинтересовались сообщением, но на улицах не замечалось особенного оживления. Вечерние газеты вышли с сенсационными заголовками. Однако они сообщали только о движении войск к пустоши и о горящих сосновых лесах между Уокингом и Уэйбриджем. В восемь часов "Сент-Джеймс газэтт" в экстренном выпуске кратко сообщила о порче телеграфа. Предполагали, что линия повреждена упавшими вследствие пожара соснами. В эту ночь - в ночь, когда я ездил в Лезерхэд и обратно, - еще ничего не было известно о сражении.