– We all came out to Montreaux
On the Lake Geneva shoreline…
Пел он не очень точно, но зато самозабвенно и харизма-тично. Якубович и Мучник ошеломленно смотрели на него.
– Smoke on the water And fire in the sky! –
прокричал тот в очередной раз и вновь принялся наигрывать басовый риф, тряся немытым хайром.
– Ну вот, – сказал Моисей Миронович, когда песня закончилась. – Музыку, значит, любите…
– А «Битлз»? – очнувшись, поддержал товарища Якубович. – К «Битлз» как относитесь?
– Индифферентно, – отозвался Кукуцаполь, отключив громкость и засовывая бас обратно под кровать. – Слишком на мой вкус сладенько. Попса кромешная. Да колитесь вы уже, чего вам надо.
– Куку… – начал Моисей Миронович и снова запнулся.
– Кука, – поправил его машинист, резинкой забирая волосы в хвост. – Для друзей-музыкантов я – Кука.
– Кука, выручай! – воскликнул Якубович, моментально меняя тактику.
– …Эх, вы, деятели культуры… – укоризненно покачал головой Кука, выслушав Якубовича с Мучником. – А сразу сказать, так, мол, и так, братья-музыканты в беде, не могли? Всё подходы искали. И кто вы только по национальности? Впрочем, зря спросил, и так вижу.
– А вот этого не надо! – нахохлился Моисей Миронович. – Это тут ни при чем!
– Кто ж знал, милейший, что вы музыкант? – поспешил разрядить обстановку Леонид Аркадьевич. – «Машинист»… «Михалыч»… «Перебрал»… Мы думали, вы – типичный пролетарий.
– Одно другому не мешает, – гордо поднял голову Кука. – А что «Михалыч»… Должна же быть какая-то профессиональная этика.
– Так довезете вы мою «аннушку» до Буркина? – не унимался Якубович. – Это займет у вас один день, обещаю! Ну, два максимум, все равно успеваете. А там сбросите его – и в обратный путь.
– Что я зверь какой, по-вашему? Жаль, конечно, что не «Пёп-лы» там застряли или «Цепеллины», ну, или хотя бы «Юрай Хип» какой на худой конец. Но и «битлам» помогу, чего уж. Как басиста я Пола Маккартни уважаю. Он, можно сказать, пионер этого дела, и партии у него интересные. А за «Come Together» я им и вовсе все прощаю… Егор Дмитриевич, за басухой моей последишь?
Сторож кивнул.
– Хотя нет, – передумал Кука и снова вытянул инструмент из-под кровати. – С собой прихвачу для автографа… Подъем тогда, – кивнул он просителям. – Рассиживать у нас времени нет.
Мучник и Якубович вскочили. Накинув бушлат, Кука снял с железной вешалки клетчатый клеенчатый гитарный чехол, напялил его на инструмент, открыл дверь и обернулся:
– Ну, бывай, Егор Дмитриевич. До послезавтра.
– А маршрут с диспетчерами согласовать? – отозвался тот со знанием дела.
– Из кабины согласую, по рации.
– Ну тогда с Богом, ребята, с Богом, – отозвался сторож, усаживаясь обратно к шахматной доске. – Хорошее дело делаете. И что по железке сперва, это вы правильно придумали, так хотя бы раньше времени не собьют.
По пути к составу путешественники узнали, что их новый знакомый играет в Центральном клубе железнодорожников в группе с незатейливым названием «Серебряные рельсы». Но в профессионалы не рвется. На вопрос Мучника «почему?» Кука с достоинством пояснил:
– Не хочу превращать радость в профессию. Не получится у меня за деньги радоваться…
Добравшись, они отцепили от локомотива все платформы кроме одной, сняли с нее маленьким аэродромным краном новенький биплан, предназначенный для братсткой страны, и погрузили на его место видавший виды «Ан-2» Якубовича.
Кука затянул крепеж и залез в кабину тепловоза. Якубович и Мучник тем временем перепарковали машину, занесли чемоданы, и поезд, лязгнув, медленно покатил по рельсам аэродромной ветки, держа путь в деревню Буркин-Буерак.
…Гул мотора гипнотизировал.
– Я всегда понимал, что Россия – страна странностей, – прервал затянувшееся молчание Джон, – но не думал, что все будет настолько безумно.
– Я думаю, странность этой страны перемножается на нашу собственную странность, – глубокомысленно заявил Ринго.
– Точно подмечено, – кивнул Джордж. – Вспомните Филиппины с госпожой Маркое, вспомните Будокан… Разница только в масштабах, но на то она и сверхдержава.
– Не знаю, о чем вы толкуете, – вмешался Пол с мрачным видом, – но лично я чувствую себя пингвином, которого перевозят из зоопарка в зоопарк.
Джон пристально посмотрел на него и, приподняв одну бровь, заметил:
– С тобой и правда что-то не так, Макка. Перышки поблекли, крылья не в тонусе… Не вешай клюв, все будет о'кей.
– Болван, – отозвался Пол и отвернулся, чтобы не видеть довольных ухмылок остальных.
– О чем они болтают, Леня? – поинтересовался Моисей Миронович, заметив, что друг, не отвлекаясь от пилотирования, напряженно прислушивается к беседе англичан.
– Они говорят, что похожи на пингвинов, – подытожил услышанное Леонид Аркадьевич.
– Правда? – удивился директор. – А чем? – Он внимательно оглядел пассажиров. – По мне так – ни малейшего сходства.
– Да не внешне, – усмехнулся пилот, – а в том смысле, что твари бессловесные, манекены, что ли. Груз, другими словами.
– Ах, вот что… – Мучник немного помолчал, а потом сказал, явно волнуясь: – Леня, переведи им, пожалуйста, вот что. Я считаю их нынешнее поведение в высшей степени достойным. Будучи звездами мирового класса, они действительно ведут себя как простой и удобный груз – как пингвины, как манекены и как не знаю кто еще. Ни протестов, ни капризов, ни малейшего самовольства. И это самое лучшее, что они могут сейчас делать. Или не делать, не знаю, как правильно. Я просто восхищен, просто восхищен, так и скажи им. Сейчас с их стороны это – позиция наивысшей доблести! Переводи.
Леонид Аркадьевич, как мог, перевел эту тираду на английский, сквозь шум двигателя произнося слова громко и отчетливо, не отрывая при этом взгляда от лобового стекла. Но в конце на миг обернулся:
– Все поняли?
– Так точно, – отозвался за всех Ринго. – Быть пингвинами – наша наивысшая доблесть. Обещаем пингвинеть и дальше.
Остальные с улыбками согласно покивали.
– Хотя лично я – морж, – брякнул Джон. – Ку-ку-ру-ку-чу…
Леонид Аркадьевич в переводческом напряжении нахмурил лоб.
– Что они сказали? – спросил раскрасневшийся Мучник.
– Они сказали, что ты тоже похож на пингвина, – охотно перевел Якубович.
– Да? – удивленно поднял брови Моисей Миронович. А затем согласился: – Хотя почту за честь такое мнение. Если они тоже не про внешность. Впрочем, и внешне… А ты, Леня, со своими усами больше похож на моржа.
– Ха! – От нахлынувших чувств Якубович треснул ладонью по штурвалу, и самолет дернуло. – Морж! Вот оно – это слово!
– …Вышка, я – Беркут, наблюдаю «аннушку», курс юго-восток, скорость сто восемьдесят, высота три.
– Беркут, я – Вышка. Выясни, что за корыто.
– Вышка, я – Беркут. На требование идентифицироваться пилот ответил, что он сценарист программы «А ну-ка, девушки» Леонид Якубович и везет ансамбль «Битлз» на гастроли в Сибирь.
– Беркут, я – Вышка. Шутники, мать их… Значит, так, приказывай идти на посадку на наш резервный, если не подчинятся, первую по курсу, потом гаси этих мудаков. У тебя «Х-двадцать восемь» есть?
– Вышка, я – Беркут. Имею в боекомплекте две штуки.
– Беркут, я – Вышка. Только аккуратно там, не покалечь. Летом опылять некому.
– Вышка, я – Беркут. Обижаешь, у нас как в аптеке.
– Беркут, я – Вышка. Если срежешь винт и ничего больше не зацепишь, ставлю «Рижский бальзам»…
– Вышка, я – Беркут. Готовь. Работаю.
«Здрастуй, четатель „Глупостного Дневника". Миня зовут Ринго Старр, я битл. Джон Леннон предложил нам записовать самые страные, глупые или смишные случаи из нашей жизни или просто так. Навроде его „Пешу как пишется". А потом мы обубликуем ету книжку, деньги паделим, и все будут извесными песателями, а нитолько Джон, и даже я, хотя я уже актер и ба-рабаншчик.