Теперь река была совсем близко. Я уже на ее берегу. Я высоко поднял маленького человека обеими руками и бросил его далеко в воду.
Повернулся, держа в обеих руках мечи, чтобы встретить нападение волчьей стаи.
Услышал еще один крик Люр. Волки остановились на бегу так неожиданно, что передний заскользил и перевернулся. Я посмотрел на реку. Далеко виднелась голова маленького человека, длинные волосы плыли за ним; он направлялся к противоположному берегу.
Люр подъехала ко мне. Лицо у нее было бледно, глаза жестки, как два голубых камня. Сдавленным голосом она спросила:
— Почему ты спас его?
Я серьезно задумался. Потом ответил:
— Потому что не хочу видеть дважды, как умирает надежда в глазах надеявшихся на меня.
Она смотрела на меня; гнев ее не ослабевал.
— Ты сломал крыло моего сокола, Двайану.
— А что ты больше любишь, ведьма, его крыло или мои глаза?
— Ты убил двух моих волков.
— Два волка — или мое горло, Люр?
Она не ответила. Медленно отъехала к своим женщинам. Но я заметил в ее глазах слезы, прежде чем она отвернулась. Может быть, это слезы гнева, а может, и нет. Но в первый раз я увидел слезы Люр.
Мы доехали до Карака, не обменявшись больше ни словом. Она гладила раненого сокола, а я обдумывал увиденное в Сирке.
Мы не остались в Караке. Я соскучился по тишине и красоте озера Призраков. Сказал об этом Люр. Она равнодушно согласилась, и мы отправились прямо туда и прибыли в сумерках. Вместе с женщинами поужинали в большом зале. Люр отбросила свое дурное настроение. Если она по-прежнему сердилась на меня, то хорошо это скрывала. Мы веселились, я много выпил. Чем больше я пил, тем яснее становился план взятия Сирка. Хороший план. Немного погодя вместе с Люр я направился в ее башню и смотрел оттуда на водопад и манящие туманные призраки. Тут план окончательно оформился.
Затем мой мозг вернулся к Калкру. Я долго раздумывал. Поднял голову и увидел, что Люр внимательно смотрит на меня.
— О чем ты думаешь, Двайану?
— Я думаю о том, что никогда больше не стану вызывать Калкру.
Она медленно и недоверчиво ответила:
— Ты это серьезно?
— Серьезно.
Лицо ее побелело. Она сказала:
— Если Калкру не будет получать жертвы, он уничтожит здесь жизнь. Все станет пустыней, как на родине, когда прекратились жертвоприношения.
Я ответил:
— Неужели? Я больше в это не верю. Да и ты, мне кажется, не веришь, Люр. В старину было много земель, которые не признавали Калкру, там ему не приносили жертвы, но эти земли не превращались в пустыни. И я знаю — хотя и не понимаю, откуда, — что есть и сейчас множество земель, где не признают Калкру, но там процветает жизнь. Даже здесь — рррллия — малый народ — не признает его. Он ненавидит Калкру, ты сама мне об этом говорила, однако земля на том берегу Нанбу не менее плодородна, чем на этом.
Она сказала:
— Так шептали на нашей родине давно-давно. Потом этот шепот стал громче — и родина превратилась в пустыню.
— Но у этого могли быть иные причины, кроме гнева Калкру, Люр.
— Какие?
— Не знаю. Но ты никогда не видела солнце, луну и звезды. А я видел. И мудрый старик однажды говорил мне, что, кроме солнца и луны, есть и другие солнца, вокруг которых кружатся другие земли, и на них — жизнь. Дух Пустоты, в которой горят эти солнца, должен сильно съеживаться, чтобы в маленьком храме в ничтожном уголке земли проявлять себя перед нами.
Она ответила:
— Калкру — повсюду Калкру. Он в увядшем дереве, в высохшем ручье. Все сердца открыты ему. Он касается их — и наступает усталость от жизни, ненависть к жизни, желание вечной смерти. Он касается земли, и на месте цветущего луга появляется безжизненная пустыня. Калкру существует.
Я обдумал это и решил, что она говорит истину. Но в ее рассуждениях был недостаток.
— Я этого не отрицаю, Люр, — ответил я. — Враг Жизни существует. Но то, что является на вызов кольца, — на самом деле Калкру?
— А кто же еще? Так нас учили с древности.
— Не знаю, кто еще. Многому учили с древности, что не выдержало проверки. Но я не верю, что тот, кто приходит, — Калкру, Дух Пустоты, Тот-К-Кому-Возвращается-Все-Живое и все прочие его титулы. Не верю и в то, что если прекратятся жертвоприношеия, кончится и жизнь здесь.
Она ответила очень тихо:
— Послушай меня, Двайану. Для меня неважно, что будет с жертвами и жертвоприношениями и вообще все остальное. Для меня важно лишь одно: я не хочу покидать эту землю и не хочу, чтобы она изменялась. Здесь я была счастлива. Я видела солнце, луну и звезды, видела другую жизнь вон в том моем водопаде. Я не пойду туда. Где я найду такое прекрасное место, как мое озеро Призраков? Если прекратятся жертвоприношения, те, кого удерживает только страх, уйдут. За ними последует все больше и больше. Прежняя жизнь, которую я так люблю, кончится вместе с жертвоприношениями,
— это несомненно. Если придет опустошение, мы вынуждены будем уйти. А если оно не придет, люди поймут, что все, чему их учили, ложь, и захотят посмотреть, не лучше ли, не счастливее ли жизнь снаружи. Так всегда случалось. Говорю тебе, Двайану, — здесь так не случится!
Она ждала ответа. Я молчал.
— Если ты не хочешь вызывать Калкру, почему бы не избрать другого вместо тебя?
Я пристально посмотрел на нее. Так далеко я еще не готов заходить. Отдать кольцо, а вместе с ним и всю власть!
— Есть и другая причина, помимо тех, о которых ты говорил, Двайану. Что это за причина?
Я резко ответил:
— Многие считают, что я просто кормлю Калкру. Убываю ради него. Мне это не нравится. И я не хочу видеть — то, что видел в глазах женщин, которых я скормил ему.
— Вот оно что, — презрительно сказала она. — Сон размягчил тебя, Двайану! Лучше поделись своим планом взятия Сирка, и я его осуществлю. Мне кажется, ты стал слишком мягкосердечен для войны!
Это меня укололо, отбросило угрызения совести. Я вскочил, оттолкнув кресло, поднял руку, собираясь ударить ее. Она смело смотрела на меня, в глазах ни следа страха. Я опустил руку.
— Не настолько мягок, чтобы поддаваться твоей воле, ведьма, — сказал я. — И я не отступаю от договоров. Я дал тебе Йодина. И дам Сирк и все остальное, что пообещал. До того времени — отложим вопрос о жертвоприношениях. А когда ты хочешь получить Тибура?
Она положила руки мне на плечи и улыбнулась, глядя мне в глаза. Обняла меня за шею и поцеловала мягкими красными губами.
— Вот теперь, — прошептала она, — ты Двайану! Тот, кого я люблю. Ах, Двайану, если бы ты любил меня так же, как я тебя!
Ну, что касается этого, то я любил ее так, как был способен любить женщину… Подобной ей не было. Я повернул ее и крепко прижал, и прежняя беззаботность, прежняя любовь к жизни проснулись во мне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});