Читать интересную книгу История русской семиотики до и после 1917 года - Георгий Почепцов

Иванов Вяч. Собр. соч. — Т.2. — Брюссель, 1974

* * *

Аверинцев С.С. Системность символов в поэзии Вяч. Иванова // Контекст, 1989. — М., 1989

Белый А. Начало века. — М., 1990

Брагинская Н.В. Трагедия и ритуал у Вяч. Иванова // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных текстах. — М., 1978

Корецкая И.В. Вяч. Иванов и Иннокентий Анненский // Контекст, 1989. — М., 1989

Толмачев В.М. Саламандра в огне. О творчестве Вяч. Иванова // Иванов В. Родное и вселенское. — М., 1994

Шестов А. Вячеслав Великолепный // Шестов Л. Сочинения. В 2 тт. — Т. 1. — М., 1993

"Новое литературное обозрение", 1994, № 10 (номер посвящен Вяч. Иванову)

Б) Герменевтический подход

3.4. Густав Шпет

Густав Шпет (1879–1937) родился в Киеве, где закончил Университет св. Владимира. УчИЛС в Берлине, Эдинбурге, Париже, но главными оказались занятия в Геттингене у Эдмунда Гуссерля. Он принимал участие в Московском лингвистическом кружке вместе с Романом Якобсоном, Григорием Винокуром, Борисом Ярхо. В 1935 г. был арестован. Вместе с ним по одному делу проходили А.Габричевский, М.Петровский, Б.Ярхо. Был выслан в Енисейск, после чего ему было разрешено проживание в Томске. Но в 1937 г. Г.Шпет был арестован вторично и приговорен к десяти годам без права переписки. Этот "эвфемизм" сталинского времени означал смерть.

Г.Шпет одним из первых употребил в русской литературе сам термин семиотика, о чем мы говорили выше. Его интерес к этой проблематике также вырастает из истории, из попытки объективировать исторический инструментарий, сделать из истории точную науку. В своей работе "История как предмет логики" (написана в 1917 году, опубликована в 1922 г., переизд. в сб. "Историко-философский ежегодник 88". М., 1988) он писал: "История как наука знает только один источник познания — слово. Слово является формой, под которой историк находит содержание действительности, подлежащее его научному ведению, и слово является тем знаком, от которого историк приходит к своему предмету с его специфическим содержанием, составляющим значение или смысл этого знака" (С.302–303). Как видим, все ключевые понятия семиотики уже выделены Г.Шпетом в этом отрывке. И далее он пишет, определяя исторический материал как принципиально коммуникативный: "натуралист читает свое собственное, еще не записанное произведение, а историк — записанное и вообще переданное другими" (С.304).

Или в ином месте: "История как наука имеет дело со словом как знаком, который интересует историка прежде всего, и даже почти исключительно, со стороны своего значения, т. е. со стороны того, о чем слово сообщает. Оно сообщает историку о разного рода социальных событиях, отношениях, состояниях, переменах и т. д." (С. 309). Представлена здесь и точка зрения, получившая затем дальнейшее развитие в "Лингвистике и поэтике" Р.Якобсона, который, кстати, и считал Г.Шпета своим учителем. "Сообщение — коренной факт и условие социального общения; его изучение — основа исторической науки. Понятие "сообщения" есть понятие, выражающее соотношение и требующее, следовательно, терминов соотношения: говорящий — слушающий, писатель — читатель, авторитет — признание, источник — восприемник и т. п." (С.317).

Основная работа Г.Шпета "История как проблема логики" вышла в 1916 году и была его диссертационным исследованием. Другая его основная работа, имея в виду тематику нашего рассмотрения, получила название "Герменевтика и ее проблемы". Она частично была напечатана уже в наше время, а реально являлась вторым томом его диссертационного сочинения. Другие работы, представляющие для нас сущест

венный интерес, таковы: "Эстетические фрагменты" (вып. I–III), "Введение в эстетическую психологию", а также чисто семиотическая статья "Театр как искусство" (впервые напечатанная в 1922 году и переизданная в 1988 году), которая представляет собой достаточно серьезное исследование по семиотике театра.

И еще одно предварительное замечание. Алексей Лосев писал, что русские философы, в отличие от немецких, не заинтересованы столь сильно в систематизации своих мыслей, в их логической завершенности. Их философия носит более интуитивный, мистически творческий характер. И именно поэтому немецким философам трудно серьезно изучать русскую философию. (Парадоксально, что эта работа Алексея Лосева была сначала напечатана по-немецки в 1919 году, потом автор забыл о ней и в обратном переводе с немецкого она появилась уже в 1991 году).

Идеи герменевтики зарождаются, по Г.Шпету, тогда, когда "зарождается желание отдать себе сознательный отчет о роли слова как знака сообщения" (Шnem Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст. 1989. М., 1990. С.232). Г.Шпет видит два основных направления в герменевтике, одно признает многозначность интерпретации, второе — ведет к однозначности: "в основе рассматриваемого различия направления лежат уже разные скрытые предпосылки:

именно само понятие смысла здесь предполагается или как нечто предметно-объективное, или как психологически-субъективное. В первом случае слово как знак, подлежащий истолкованию, указывает на "вещь", предмет и на объективные отношения между вещами, которые вскрываются путем. интерпретации, и сами эти объективные отношения, очевидно, связывают сообщающего о них; во втором случае слово указывает только намерения, желания, представления сообщающего и интерпретация так же свободна и даже произвольна, как свободно желание сообщающего вложить в свои слова любой смысл или много смыслов, поскольку это соответствует его намерениям" (Там же. С. 234–235). На пути к единственности интерпретации лежит предложенное Г.Шпетом разграничение значение и смысла. Значением он считает тот многозначный набор, который фиксируется словарями, смысл же, он считает, лежит в плоскости того единственного понимания, которое возникает в данном речевом контексте. Это разграничение сделано им в примечании 49

(С.265), что и позволяет ему говорить: "когда мы видим один знак с двумя значениями, на самом деле перед нами два разных знаках" (С.239).

Суммарно эта точка зрения на однозначность/многозначность представляется Г.Шпетом следующим образом: "Слово кажется многозначным только до тех пор, пока оно не употреблено для передачи значения или пока мы, встретившись с ним, еще не знаем, для передачи какого значения оно здесь служит. Можно думать, однако, что иногда в намерения входит воспользоваться одним и тем же словом для достижения двух или более сигнификационных целей. Но, очевидно, раскрытие этих целей есть анализ не значения, а намерений автора, которые могут иметь свою риторическую форму (аллегории, олицетворения, притчи и пр.). Истолкование значений слов как задачи интерпретации, таким образом, должно иметь в виду не только значение как такое, но должно принимать во внимание и многообразие форм пользования словом, как и психологию пользующегося им" (Шпет Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст. 1990. — М., 1990. С.226).

Таким образом, попытаемся перечислить те новые перспективы, которые возникают в результате рассмотрения идей Г.Шпета в области герменевтики:

1. Г.Шпет четко вычленяет коммуникативный аспект, лежащий в основе герменевтики. "Сообщение есть та стихия сознания, в которой живет и движется понимание. Сообщаемое — сфера герменевтики. Data, которые ведут к предмету понимания и на которых организуется все его содержание, — слова как знаки" (Шпет Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст. 1991. М., 1991. С.222).

2. Г.Шпет рассматривает слово с семиотической точки зрения с достаточной долей детализации: при этом не приравнивает семиотику к только словарной семиотике. Слово

— это лишь специфический тип знака и было бы неверно приписывать слову некоторые общие принципы знака. "Нельзя довольствоваться простым перенесением на слово того, что мы можем сказать о знаке вообще" (Шпет Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст. 1990. — М., 1990. С.223).

3. Г.Шпет делает весьма существенный и новый шаг, он предлагает взгляд на человека в аспекте семиотики: "Однако картина меняется, только когда мы начинаем на действия и

поступки соответствующих лиц (авторов) смотреть не как на следствия причин, а как на знаки, за которыми скрывается свой известный смысл (мотивация?), т. е. когда они вставляются в контекст общих мотивов, предопределяющих место и положение данного поступка" (Там же. С.251).

4. Поскольку интерпретация должна привести нас к единственности сообщения, Г.Шпет пытается объяснить этот переход от многозначности к однозначности следующим образом: "Слово кажется многозначным только до тех пор, пока оно не употреблено для передачи значения или пока мы, встретившись с ним, еще не знаем, для передачи какого значения оно здесь служит" (Там же. С.226). Сходное понимание есть у Г.Шпета и в его "Эстетических фрагментах".

Такой путь предлагается Г.Шпетом для построения герменевтики. И, как справедливо написал А.А Матюшин, "уникальное место Г.Шпета в истории русской культуры определяется тем, что он глубоко и всесторонне разработал философию истолкования, герменевтику, указал на проблему понимания как на центральную гносеологическую проблему гуманитарных наук" (Матюшин А.А. Г.Шпет и его место в истории отечественной психологии // Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. — 1988. - № 2. С. 36).