уши вопрошающих, производит на них столь устрашающе сильное и тревожное действие – на селян, что продолжают терпеливо выстраиваться каждый лунный цикл согласно обычаю в надежде всего лишь получить ясный исчерпывающий ответ на актуальный для развития деревни вопрос, – что после диалогов и беседы просители, пошатываясь, возвращаются в свои хижины, где ложатся калачеобразно на бок с закатившимися глазами и жаром, пока их примитивные ЦПУ панически пытаются перестроиться. Все это, очевидно, обуславливает страх и возмущение, с которыми селяне относятся к новой преображенной катастазической инкарнации экстраординарного ребенка, и многие, весьма вероятно, вовсе бросили бы выстраиваться каждый лунный цикл с подношениями и вопросами, не стань синедрический ритуал таким укоренившимся социальным обычаем, что селяне впадают в ужасное волнение и тревоги при одной мысли об отказе от него; плюс теперь нам сообщается, что вдобавок селяне также все больше и больше боятся оскорбить или спровоцировать ребенка на приподнятом помосте – ребенка, который, со слов глифоволосого пассажира, к этому времени уже достиг переходного возраста и отличается коренастым широкоплечим сложением, выдающимся лбом и волосатыми конечностями подлинно палеолитического взрослого мужчины, – и их страхи и возмущение усугубляются еще сильнее в развязке, в третьей и, судя по всему, финальной стадии развития ребенка, когда еще через несколько лунных циклов он начинает вести себя на сессиях вопросов все более раздражительно и брюзгливо и теперь начинает реагировать не с искренним ответом, новым вопросом и даже не с отвлеченным шатокуа, но теперь, как часто кажется, с отповедью или жалобой, почти порицая, интересуясь, с чего они взяли, что их вопросы действительно имеют значение, риторически восклицая, в чем смысл происходящего, почему он обречен жить на плетеной платформе, если не происходит ничего, ему лишь задают скучные, мелочные, банальные, заурядные, нерелевантные вопросы, ради которых коренастые косматые малоухие селяне целый день стоят с подношениями под пылающим солнцем третьего мира и осведомляясь, с чего они решили, что он им поможет, если сами не имеют ни малейшего представления, чего им нужно на самом деле. Вопрошая, не является ли все происходящее лишь тратой времени для всех вовлеченных партий. К этому моменту социальная структура деревни и все ее граждане, от экзарха до люмпена, находятся в разгаре культурной дезориентации, тревоги и антидетских настроений, и в эту истерию на каждом шагу подливает масла каста консультантов, большинство из которых теперь, конечно же, остались без работы из-за преображенческих перемен в режиме или стиле ответов на вопросы у ребенка и теперь им нечем заняться, кроме как проводить семинары для разъяренных селян, где за некую плату консультанты выходят и дебатируют о различных теориях, что именно случилось с ребенком, в кого или во что он преображается и что деревне предвещает тот факт, что их возлюбленный всеведущий ребенок с центрального помоста стал агентом разлада и культурной аномии; и в версиях с замаскированным зловещим шаманом или очаровательной дочерью покойного экзарха теперь также проводятся особенно дорогостоящие семинары для элитных каст, где консультанты рассуждают на тему рокового вопроса, нашептанного на гипотрофированное ухо мальчика диссимилирующим волхвом или jeune fille dorée[27], вызвавшего подобную отвратительную трансформацию, и консультанты из различных подверсий выдвигают всевозможные версии вопросов от «Зачем ты пошел в услужение селян, куда менее экстраординарных, чем ты сам?» и «В каких Богов Ямса и/или Темных Духов верит в глубине души столь сверхъестественно просвещенный человек, как ты сам?» до обманчиво простого, но, разумеется, потенциально катастрофического «Есть ли вопрос, который ты пожелал бы задать себе сам?» – а также другие несчетные примеры, заглушенные фоновым двигателем и шумом в салоне – по всей видимости, рейс «Юнайтед» отличался дурной погодой, турбулентностью и по меньшей мере одним интервалом, когда казалось, что их направят на посадку не по месту назначения, – но во всех гипотетических вопросах на семинарах из различных версий и подверсий есть одна сущностная рекурсивная черта, согласно которой когнитивную мощь ребенка обращают на него самого и трансформируют его из мессии в монстра, и такая летальная инволюция резонирует с темами зловещего самосознания во всем – от Бытия 3:7[28] и самопоглощающего Киртимукхи из «Сканды Пураны» до зеркальной погибели Медузы и геделевской металогики; и перед платформой ребенка в центре деревни каждые 29,52 дня выстраивается все меньше и меньше селян, хотя они не могут осмелеть до того, чтобы перестать приходить вовсе, поскольку селяне все еще весьма страшатся оскорбить или разозлить ребенка, особенно после одного инцидента в недавнем лунном цикле, когда, судя по всему, один из самых умных и амбициозных селян из касты воинов отправился в самый конец очереди, прождал, пока все остальные претерпят сессию вопросов и ответов и рассеются, после чего – то есть селянин из касты воинов дождался, пока все остальные уйдут, и уже после этого, – придвинулся и очень тихо спросил у ребенка о лучшей стратегии для атаки и победы над призрачными войсками и некромантом-шаманом господствующей деревни _______, захвата угодий деревни _______, сбора подати с них и со всех остальных примитивных деревень дождевого леса и утверждения собственной палеолитической империи во всем регионе, а ответ ребенка – который больше никто не слышит по причине рассеявшейся очереди, что, ретроспективно, вызывает вопросы о том, как именно молодой, энергичный, по большей части темноволосый повествователь благородных манер на рейсе «Юнайтед» оправдывает включение эпизода в катастазис, – но, так или иначе, ответ ребенка, для которого мальчик, по всей видимости, выдвигается за край платформы, чтобы прошептать его в крошечное и близко посаженное ухо воина, мгновенно изничтожает высшие способности, дух или душу воина и безнадежно сводит его с ума, и тот отшатывается от помоста, зажимая уши ладонями, плетется в дождевой лес и бессмысленно бродит по округе, издавая тревожные стоны, пока его не встречают и не съедают хищные ягуары сей области. После этого инцидента деревню накрывает первой волной открытого ужаса; и при подстрекательстве люмпен-консультантов граждане деревни начинают поистине ненавидеть и бояться ребенка, и теперь более-менее водворяется консенсус, что противоестественный ребенок, кому они так опрометчиво поклонялись, на кого полагались и на чьем совете основывали все свое просвещение и развитие, на деле либо один из танатических Белых духов, либо уполномоченный агент оных, и только вопрос времени, прежде чем кто-нибудь застанет ребенка в дурном настроении или задаст не тот вопрос, а ребенок изречет то, что изничтожит всю деревню или, возможно, даже всю Вселенную (а в палеолитическом разуме между этими понятиями существует весьма зыбкое различие); и кворум экзархов официально постановляет устранить ребенка в срочном порядке, но не может убедить никого из касты воинов