не позволишь никому тебя… тебе… – Я обняла его изо всех сил и прижала к себе, вплела пальцы в его волосы, стараясь не думать о том, что в сказках всего по три. Будет ли у нас четвертый поцелуй? – Я люблю тебя.
– Клянусь, ничего со мной не случится, – еле слышно сказал Чон Мин, и я безнадежно уткнулась губами в его висок.
– Клянусь, что буду ждать тебя дома. Буду ждать сколько угодно.
Он отстранился, удерживая меня за талию. Еще раз коснулся губами моих губ и несколько секунд просто смотрел на меня. Так, будто тоже любит меня. Получается, он тоже в меня влюблен? От этой мысли счастье чуть не разорвало меня изнутри.
На этот раз он припарковался прямо перед нашим домом, не скрываясь. Достал из машины все мои пакеты и вручил мне. Мы молча постояли рядом. День был прохладный и пасмурный, как будто на дворе уже август, хотя лето началось совсем недавно, и это показалось мне плохим знаком.
– До встречи, – притворно бодрым голосом сказала я.
Чон Мин молча вернулся за руль и уехал. Мне едва удалось романтично постоять, глядя ему вслед.
В саду папа возился с розами. Он так много их высадил – сколько же он потратил на такие роскошные кусты? И как бы ни ныло мое сердце, я замерла, очарованная их красотой. Розовые, белые, желтые – за пару дней, что мы не виделись, отец засадил ими добрую половину лужайки.
– Пап, ты не устал? – тихо спросила я, стоя со своими бесконечными пакетами посреди сада.
Он поднял голову и улыбнулся мне. Я чувствовала себя такой взрослой, словно с нашей последней встречи росла и росла, как та сказочная девочка, которой достался волшебный напиток с надписью «Выпей меня».
– Я рад, что ты дома, – сказал он, и на душе у меня немного полегчало.
– Как мама? – буднично спросила я.
Раньше я никогда бы не поверила, что могу пропасть на два дня, а когда вернусь, мне скажут только: «Я рад, что ты дома». Это и значит быть взрослой? В последние несколько дней я чувствовала с отцом связь, какой не было раньше: если так и дальше пойдет, я даже про Чон Мина ему расскажу.
– Мама грустит, – сказал папа, разрыхляя крохотными, как игрушка, граблями землю вокруг розового куста. – Она любит тебя.
Я подождала деталей, но он больше ничего не сказал.
– Хочешь, я тебе помогу? – спросила я.
Папа с улыбкой покачал головой:
– Нет, мне нравится возиться с землей. Чем планируешь сегодня заняться? – Об этом я в своей тоске вообще не думала, и он предложил сам: – Можем заказать кучу еды и весь день вместе смотреть телевизор.
Так мы и поступили.
Я весь день не выпускала из рук телефон. Он молчал.
Мама вернулась с работы к вечеру, застав нас с папой за просмотром дорамы про врачей. Я никогда не была фанаткой разрезания людей в кадре, но тут увлеклась – что угодно, лишь бы не думать о том, почему Чон Мин все не звонит. Увидев меня, моя непрошибаемо-идеальная мама охнула, бросилась ко мне и обняла, упав на диван рядом со мной и папой.
– Юн, ты дома, – зашептала она, поглаживая мою спину.
Она никогда не была такой нежной, и это было странное ощущение, словно за последние дни во Вселенной сдвинулись какие-то тектонические плиты. Мир вокруг меня принимал странные формы. В саду росли розы, мама прижимала меня к себе, отец понимал, как никогда. Я побывала в кафе, баре, лавочке доброй удачи, отеле и полицейском участке. У меня появился любимый мужчина. Блеклый безопасный мир, в котором я восемь лет рассчитывала прогноз бацзы на каждое действие, трещал по швам, и если он стал таким под угрозой смерти, то оно того стоило.
Я обняла маму в ответ и расплакалась. Она ни разу не обнимала меня вот так – горячо, по-настоящему, – с тех пор, как произнесла свое пророчество.
– Мне кажется, вам надо поговорить, – тихо сказал папа, не отрываясь от хирургов, которые спорили на экране.
– Нет. – Мама помотала головой. – Нет! Потом. Давайте смотреть. Я так устала! Сплошной расчет финансовых потоков, и хоть бы один глубокий анализ жизненного пути! Нет, сегодня только деньги были у людей на уме.
Я принесла ей еды с кухни, и мы втроем ели прямо на диване. Мы с папой пересказали маме, что происходило в сериале. Телефон не звонил.
Тревога догнала меня к ночи. Я с трудом задремала, но быстро проснулась – показалось, что в комнате кто-то есть. У меня вырвался вскрик, прежде чем я успела хоть что-то сообразить, но оказалось, меня напугала тень клена из нашего сада.
Собственный вскрик меня обрадовал: я поняла, что, напади кто-нибудь сейчас, я бы дралась. Вырывалась, билась, царапалась. Любовь разморозила мое заледеневшее от многолетнего страха сердце – любовь Чон Мина, любовь отца, любовь матери.
Остаток ночи я ворочалась, вздрагивала, не находя себе места. Звук телефона был включен на максимальную громкость, я бы не пропустила звонок, но все равно прислушивалась даже во сне. Этот же обостренный слух заставил меня окончательно проснуться, когда поздним утром встала мама. Я слушала, как она собирается в салон, но не пошла к ней – боялась как-нибудь выдать себя. «Мама, сегодня вечером между девятью и полуночью я могу умереть, не поминай лихом свою единственную дочь, хорошего дня!» Я зябко завернулась в одеяло и лежала очень тихо, пока мамины шаги в доме не стихли. На улице зашуршал гравий под колесами ее машины, и снова наступила тишина.
«Я выживу», – пообещала я себе, стараясь не давать волю пессимизму, который нашептывал, что у четырех моих предшественниц это не получилось. Вся надежда была на Чон Мина, который сейчас, наверное, бегает по городу и ищет преступника, пытаясь спасти меня. А вдруг с ним что-то случилось? Он обещал вернуться, но что такое наши обещания перед лицом судьбы!
Чтобы хоть как-то унять страх, сжиравший меня изнутри, я обратилась к проверенному средству: впервые за много дней разложила бацзы. Ли Юн Хи, двадцать лет, Обезьяна, знак Ян, стихия дерева. Я внимательно прочла прогноз для моего знака в брошюре «Календарь благоприятных дат – 2024»:
«День земляной Змеи. Подходящий день для деловых переговоров. Любые судебные разбирательства закончатся выигрышем. Хорошо заняться возвращением долгов, а некоторые должники сами изъявят желание погасить старые обязательства. День пройдет под знаком „закрытие“, он предназначен для подведения итогов и завершения старых дел».
Прогноз лишил меня остатков мужества. Раз всему сегодня так или иначе