Читать интересную книгу Шпион особого назначения - Андрей Троицкий

Поездов долго не было. Через открытый переезд проходили легковушки, пустые грузовики шли к лесопилке и цементному заводу и с грузом возвращались обратно. Над поселком торчала труба заводской котельной, пускавшая черный дым в голубое небо. Май месяц, жара, как в июле, молодая листва на тополях, разросшихся по краю площади, казалась серой под слоем пыли.

Наконец, автобус пришел, мать, одетая в черную болоньевую куртку, короткие сапоги, вышла из передней двери. Колчин шагнул к ней, поставил сумку с гостинцами на землю, обнял мать за худые плечи. Мария Степановна отстранилась, посмотрела на него снизу вверх. Когда мать щурила глаза, по вискам расходились тонкие лучики морщинок: «Седины у тебя прибавилось, Валера». «Да где там прибавилось», – улыбнулся Колчин. «Похудел ты, сынок», – сказала Мария Степановна, глаза ее увлажнились, платок съехал с головы. Колчин, не придумав ответа, только пожимал плечами и моргал глазами. Он сжал своими ладонями ладони матери, сухие и горячие.Слова застряли в горле.

Над площадью висела мелкая въедливая пыль, которую ветер гнал с цементного завода. Казалось, это от нее, от пыли, слезятся глаза, щиплет в носу, а язык сделался шершавым, как наждак. «Мама… Ну, что вы, мама», – сказал он. Мария Степановна с Колчиным залезли в тот же автобус, что привез мать на станцию, сели на переднее сидение. «Надолго приехал? – спросила Мария Степановна. – Недельку хоть поживешь?» Колчин отрицательно помотал головой: «Завтра уезжаю. Утром».

…Колчин проснулся, словно его резко толкнули в грудь. Полосу сна от полосы бодрствования отделили две-три короткие секунды. За те четверть часа, что он спал, ничего не изменилось. Та же темнота вокруг. Все так же беспокойно скрипел флюгер, тихо стучал дождь по стеклу.

Но к этим звукам, кажется, добавились другие тревожные шумы. Скрипнула половица в коридоре, кто-то тихо кашлянул… Колчин сел на кровати, затем поднялся на ноги, сбросил с себя плащи и пиджак. Стараясь не издать ни звук, ступая на носки, подкрался к двери, переставил стул, подпиравший дверную ручку.

Удача дважды улыбнулась Тарасенко и его друзьям за те четверть часа, что занял путь от пивной «Славянский дом» к двери номера триста десять.

На улице не встретилось ни единой живой души – и это удача, потому что лишние люди в таком деле, это нежелательные лишние свидетели. В первом часу ночи город словно вымер, даже освещенные окна попадались не часто. Тарасенко похвалил себя за то, что не стал спешить, дождался позднего часа, теперь может действовать спокойно.

Второй приятный сюрприз поджидал поздних гостей в холле пансиона. Входная дверь оказалась открытой, а старик хозяин заперся в туалете почитать газету и справить нужду. Если бы ночью дежурила сама пани Новатны, то входная дверь в пансион была ровно в десять тридцать вечера заперта на замок и широкую металлическую задвижку. И каждому постояльцу, опоздавшему к этому сроку, пришлось бы унижено топтаться на крыльце, долго стучать в дверь. И, если хозяйка не в духе, оправдываться, объяснять ей причину своего опоздания и выслушивать замечания, полные яда и горькой иронии.

Но пани Новатны лежала с температурой. А ее муж, человек широких либеральных взглядов, считал, что запирать на ночь дверь не нужно. В городе почти нет преступности. А постояльцы вправе возвращаться в номера, когда им вздумается, даже заполночь, не спрашивать у него разрешения войти и не барабанить в дверь. В своих самых смелых суждениях пан Вацлав допускал, что некоторые жильцы изредка могут привести к себе женщину. При том, разумеется, условии, что дама не останется до утра и не попадется на глаза хозяйке.

Никем не замеченные Тарасенко и его люди поднялись по лестнице на третий этаж, свернули направо. Первым шагал Василий Шкиль, он расстегнул зеленую матерчатую куртку, запустил руку за пазуху, придерживая правой рукой молоток. Тарасенко шел следом, в кармане его плаща лежал полуавтоматический «Люгер» девятого калибра. Замыкал шествие бритый наголо амбал Ломков, похожий на пещерного человека, только что сходившего в парикмахеру.

Остановились в трех шагах от двери. Шкиль распахнул куртку, вытащил молоток, повернулся к хозяину, ожидая указаний. Нужно решить, выбивать замок молотком, двинуть в дверь ногой или действовать как-то иначе. Возможно, дверь открыта, хозяин номера забыл повернуть ключ в замке. Тарасенко покусывал губу и раздумывал над тем, как бы ловчее подступиться к жертве.

Из-за двери слышалась приятная песня саксофона, видимо, по телеку крутили концерт джазовой музыки. На пороге номера стояла пустая стеклянная бутылка, большая банка из-под газировки и черные ботинки, забрызганные грязью.

– Убери это дерьмо с дороги, – скомандовал Тарасенко, обращаясь к Шкилю, и показал пальцем на грязные ботинки.

Тарасенко говорил совсем тихо, прикрывая рот ладонью. Шкиль кивнул, вытащил из-под куртки молоток, положил его на пол, чтобы не мешал.

Колчин стоял, прислонившись плечом к запертой двери, вслушивался в тихую возню, что происходила в коридоре. Он присел на корточки, глянул в замочную скважину. С этой неудобной позиции смог увидеть только спину Ломкова, нижнюю часть короткой кожаной куртки и зад, плотно обтянутый черными джинсами. Этот зад закрывал весь обзор, Колчин даже не смог понять, сколько гостей находится у двери его номера.

Выпрямившись, Колчин положил пистолет в карман брюк. Сняв с пальца правой руки золотой перстень, опустил его в нагрудный карман рубашки, расстегнул ремень, вытащил его из брюк. Намотал ремень на кисть правой руки. С тем расчетом, чтобы в бою на средней дистанции можно было достать противника гнутой пряжкой, остро заточенной по углам, а в ближнем бою приложить тяжелым кулаком.

В коридоре наступила напряженная тишина. Шкиль наклонился вперед, взял один ботинок и поставил его в сторону, к стене, затем переставил второй ботинок. Двумя пальцами подхватил за горлышко пустую водочную бутылку, чтобы не звякнула, вложил ее боком в башмак. Двумя пальцами потянул вверх банку «пепси-колы», но банка не оторвалась от пола, даже на сантиметр не сдвинулась с места, будто приклеилась к порогу.

Шкиль бездумно обхватил банку пальцами, с силой дернул на себя. В наступившей гулкой тишине он услышал, как что-то щелкнуло внутри посудины, у банки отломилось днище. Шкиль даже не почувствовал вонючий дух, то ли керосиновый, то ли скипидарный. В следующее мгновение жидкость вспыхнула неестественно ярким ослепительным пламенем, брызги разлетелись по сторонам, попали на лицо, на шею, на губы. Шкиль не успел отдернуть руку, не успел почувствовать боли, он был ослеплен вспышкой. Успел лишь сомкнуть веки, спас глаза. Шкиль коротко вскрикнул, отпрянул от двери, повалился на спину. Закрывая обоженное лицо горящими рукавами куртки, покатился по полу, пронзительно закричал.

После взрыва банки с газировкой Тарасенко не за секунду пришел в себя. Огненная вспышка, выброс пламени не задели ни его, ни Ломкова. Но Тарасенко растерялся, отступил от двери номера. Все происшедшее оказалось выше его понимания. Но уже через мгновение он сообразил, что удирать из пансиона, не сделав дела, нельзя. Не затем он сюда явился, чтобы сейчас убегать.

По коридору уже расползались темные клубы дыма, загорелась дверь триста десятого номера, огонь быстро распространялся, пламя захватывало простенок между номерами, оранжевые языки поднимались к потолку. Жильцы, еще не знающие о пожаре, но разбуженные воплями Шкиля, просыпались. Вскакивая с кроватей, высовывались в коридор. Тарасенко развернулся, выбросив вперед ногу, врезал подметкой ботинка по объятой пламенем двери. Посыпались искры, но замок выдержал удар, дверь удержалась на петлях.

– Давай, – приказал Тарасенко Ломкову.

Лом отошел к противоположной стене, поднял воротник кожаной куртку, прижал подбородок к груди, сгруппировался. Выставив вперед правое плечо, бросился на горящую дверь, словно живой таран. Маловато места, чтобы разбежаться, набрать скорость, но тяжелый Лом одолел преграду живым весом и мускулами. Он врезался в дверь плечом, разломал ее надвое, влетел в номер. Поскользнувшись, упал, перевернулся через голову, но через секунду уже вскочил на ноги.

– Тут никого, – заорал Ломков.

– В шкафу посмотри, – крикнул в ответ Тарасенко.

Колчин вставил ключ в замочную скважину, повернул его, опустил ручку и рванул дверь на себя. Чуть не споткнулся о человека, катающегося по полу, сбивающего пламя с рукавов куртки. Человеком был Василий Шкиль, горящая жидкость обожгла ему лицо и руки. Колчин шагнул к Тарасенко, размахнулся. Но тот успел отступить, выхватил из внутреннего кармана пистолет.

Пряжка ремня просвистела в воздухе. Ее острый край прошелся по лбу Тарасенко, прочертив линию над бровями, глубоко, до кости рассек кожу. Тарасенко вскрикнул, но не выпустил оружия. Колчин сделал обратный замах и снова ударил.