Тисса опять ничего не поняла, но на всякий случай кивнула. И когда тан ушел – вот что она такого сделала, чтобы его разозлить? – стянула несчастный чулок. Почему-то хотелось плакать, но слезы в данный момент были совершенно неуместны.
А волосы растрепались.
И ленточка потерялась.
Из-за ленточки сейчас расстраиваться глупо – наименьшая из ее проблем, но Тисса все равно расстроилась и до крови почти губу прикусила. Вот почему с ней всегда происходят какие-то несуразицы?
Ленточка отыскалась на кровати.
Если велено спать, то следует спать. Вот только волосы заплести, а то утром не расчешешь… про утро вообще лучше не думать. Будет стыдно.
Уже стыдно.
А к завтрашнему вечеру… об этом лучше не думать. Все равно ничего уже не изменить.
Забравшись под одеяло, Тисса свернулась калачиком и закрыла глаза. Если заснуть не выйдет, то она хотя бы притворится. Она лежала, лежала и действительно почти уже задремывать начала, когда вернулся тан. Он лег рядом и, обняв, тихо спросил:
– Спишь?
– Нет, – честно ответила Тисса.
– Зря.
Она не нарочно. И постарается исправить, но сон опять ушел, а молчать было невыносимо.
– А тот корабль… Вы успели?
– Успел. Я боялся, что они снимутся с якоря раньше, чем мы известим прибрежную стражу. Но выяснилось, что барк простоял бы еще несколько дней. И в принципе можно было бы не спешить. Зачем ты опять косу заплела?
– Так спать удобней. – Тисса хотела перевернуться: разговаривать спиной к собеседнику невежливо, но ей не позволили.
– Пожалуйста, не ерзай, – попросил тан. – Я избытком нравственности не страдаю.
В этом Тисса убеждалась неоднократно. Благородный человек уступил бы кровать Тиссе, но… тан ведь тоже устал. Он уже немолод. Хотя и не сказать чтобы стар.
Но Тисса спиной слышит, как быстро и часто бьется его сердце. И это нехороший признак: тану следует принимать настойку боярышника, но он же обидится, если предложить.
Ему не нравится быть больным.
– Что они везли?
– Рабов. Незаконных. Поэтому пришлось ждать темноты. Если бы они заметили нас, то предпочли бы избавиться от груза.
Как? И Тисса поняла.
– Я уже видел такое. Людей выбрасывают за борт в цепях. Цепи тяжелые, и выплыть не получится. А нет тел, нет и улик. Но сейчас нам повезло, и никто не пострадал.
А Тисса на него еще и злилась. Сидела. Думала всякие гадости. И дважды мысленно поругалась.
– И что с ними будет?
– С работорговцами? Их казнят. А рабов отпустят, только… – Он вздохнул как-то совсем уж печально. – Найдется кто-нибудь другой… или третий… я столько этих кораблей видел. Иногда кажется, что все, что я делаю, лишено смысла. И в этом мире ничего уже не исправить.
Неудивительно, что у него сердце беспокойное за такими заботами… еще и Тисса ведет себя неправильно. Она бы и рада иначе, но не знает как.
– Ничего не исправить, если не пытаться исправлять. Так дедушка говорил.
– Он был умным человеком. А ты закрывай глаза. Давай я лучше расскажу тебе что-нибудь не столь мрачное? Однажды я попал в мир, созданный из огня. Там реки лавы текут по красному камню, а небо цвета крови. Их солнце белое, большое и очень жестокое. Оно слишком близко к этому миру и давит на него, а если и исчезает с небосвода, то ненадолго. За несколько минут реки остывают и даже покрываются тонкой коркой. А камень хрипит и трескается.
Когда-то Тисса любила сказки.
Но их сиятельство не походили на престарелую нянюшку, которая рассказывала истории про альвов, сумеречников и прочих выдуманных существ. Хотя нянюшка полагала их отнюдь не выдумкой. И всегда оставляла блюдце молока для полной луны: чтобы волосы у Тиссы лучше росли и не темнели. А на ножку кровати привязывала красную нить, от кошмаров…
– Я возвращался туда раз за разом. Странно быть драконом… маг не проламывает мир, но как бы становится частью его, кем-то или чем-то, что способно выжить.
– Драконов не существует.
Как лунных кошек, сонников и цокотушек, которые крадут железные гвоздики из подков и обувных подметок.
– Существуют. Там. Они рождаются в жерлах вулканов из углерода. Изначально они – кристаллы, которые растут, пока не становятся достаточно большими, чтобы появился разум. А разум кристалл изменяет в сущность. Я уже был взрослым… почти взрослым.
Он был драконом? Чешуя, когти и крылья? Пещера с сокровищем и прекрасная дева… у нянюшки драконы всегда прекрасных дев воровали. Правда, потом появлялся благородный рыцарь и дракона убивал.
Хорошо, что это сказка.
– У меня были крылья, способные выдержать напор солнечного ветра. И когда начиналась гроза, а в месяц горячего солнца грозы бывали постоянно, я поднимался. Высоко. Выше других. Мое тело пылало и плавилось, я почти сгорал и, падая, нырял в озера лавы. Они казались прохладными. Мне жаль, что я не умею рисовать так, как Кайя. Я бы нарисовал для тебя этот мир.
– Вы… никогда туда не вернетесь?
– Скорее всего.
Ужасно. Он с такой нежностью говорит о том мире… быть драконом. И летать выше других. Там, наверное, не имело значения, что тан родился рабом. Вряд ли драконы знают, что такое рабство. Так Тиссе казалось. И титулы им не важны.
Они свободны в своих желаниях.
А тан взял и отказался.
Зачем?
– У этого мира тоже есть свои плюсы, – сказал он, точно подслушав мысли Тиссы. – А я не настолько самодостаточен, чтобы долго оставаться драконом.
Он все-таки уснул первым. И Тисса тихонько лежала, думая о том, каково это – ходить по всем мирам и каждый раз возвращаться туда, где тебя считают недостойным низким существом.
Это было неправильно.
Глава 13
ЛЮДИ
Чем шире грудь, тем больше змей пригреешь…{19}
Народная мудрость
А нотацию мне все-таки прочитали. Рано поутру придавили локтем к кровати и на ушко проникновенным душевным голосом изложили все то, что, как говорится, накипело. Наша светлость повела себя безответственно, когда покинула безопасные покои, выглянув в совершенно небезопасный город. В изложении Кайя наш поход представился чем-то вроде безумной прогулки юных антропологов по землям, заселенным племенами каннибалов.
Еще львы и гориллы… крокодилы… в общем, ужасы всякие в невероятных объемах.
Их светлость волновались.
Переживали.
И даже собирались лично начать поиски, что было чревато для города новыми потрясениями…
Совесть слушала. Молчала. Улыбалась этак ехидненько. Наверное, это было совершенно неправильно, но виноватой я себя не ощущала.