Читать интересную книгу Лавка древностей. Часть 1 - Чарльз Диккенс

Онъ зажегъ свѣчу, заперъ на крючокъ оконную ставню и притворилъ дверь. Но, посидѣвъ съ минуту, схватилъ шляпу и вышелъ изъ комнаты. Ему хотѣлось самому взглянутъ на больного. Уходя, онъ попросилъ дѣвочку подождать его.

Съ полчаса и даже больше просидѣла Нелли, ожидая его возвращенія. Ей было какъ-то не по себѣ одной, въ этой незнакомой комнатѣ. Дѣдушку она раньше уговорила лечь въ постель. Кругомъ тишина: слышно только тиканье часовъ, да листья въ садикѣ слегка шелестятъ отъ вѣтра. Но вотъ вернулся учитель и, не говоря ни слова, усѣлся въ уголокъ около камина. Долго сидѣлъ онъ молча, наконецъ, повернулся къ дѣвочкѣ и попросилъ ее помолиться въ этотъ вечеръ о больномъ ребенкѣ.

— Вѣдь это мой любимый ученикъ, говорилъ бѣдняга учитель, поднося къ губамъ незажженную трубку и окидывая печальнымъ взоромъ расписанныя стѣны. — Какая крошечная ручка, а какъ хорошо все написано. Теперь она не въ состояніи поднять пера. Да, золотая ручка!

XXV

Нелли отлично выспалась въ маленькой комнаткѣ наверху, подъ самой крышей, которую много лѣтъ кряду занималъ пономарь: незадолго передъ тѣмъ онъ женился и обзавелся собственнымъ домикомъ. Когда она спустилась внизъ, учителя уже не было дома. Она воспользовалась его отсутствіемъ, прибрала комнату и привела все въ порядокъ, за что учитель очень ее благодарилъ. Если бы не Нелли, его комната не была бы прибрана въ этотъ день, такъ какъ старушка, хозяйничавшая у него въ домѣ, ухаживала за больнымъ ребенкомъ, о которомъ онъ наканунѣ говорилъ. Когда онъ возвратился, Нелли спросила его:

— Какъ здоровье больного? не лучше ли ему.

— Нѣтъ, нисколько не лучше, говорятъ даже, что хуже.

Учитель печально покачалъ головой.

— Мнѣ очень, очень жаль бѣднаго ребенка, съ искреннимъ участіемъ проговорила дѣвочка.

Ея слова тронули учителя и отчасти смутили его, возбудивъ въ немъ мрачныя мысли. Чтобы себя успокоить, онъ поспѣшилъ прибавить:

— Люди часто преувеличиваютъ опасность, и я надѣюсь, что ребенокъ вовсе не такъ плохъ, какъ говорятъ.

Нелли попросила у него позволенія приготовить завтракъ и принялась за стряпню. Дѣдушка къ тому времени также сошелъ внизъ, и они втроемъ сѣли за столъ. Хозяинъ замѣтилъ, что у старика очень утомленный видъ, и предложилъ своимъ гостямъ остаться у него еще на одну ночь и отдохнуть хорошенько, если только имъ нѣтъ необходимости спѣшитъ. Старикъ нерѣшительно взглянулъ на Нелли.

— Я былъ бы очень радъ провести денекъ въ обществѣ вашей милой внучки, а вы въ это время отдохнули бы, уговаривалъ онъ старика. — Останьтесь, окажите эту любезность одинокому человѣку. Если же вамъ надо, во что бы то ни стало, идти дальше, я провожу васъ немножко, пока классы еще не цачались, и отъ всей души пожелаю вамъ счастливаго пути.

— Что намъ дѣлать, милая Нелли, скажи, что намъ дѣлать? безпомощно повторялъ старикъ.

Нелли рада была хоть чѣмъ нибудь отблагодарить добраго хозяина за его радушный пріемъ: она убѣдила дѣдушку остаться и всѣми силами старалась замѣнить отсутствовавшую хозяйку. Исполнивъ все, что требовалось въ домѣ, она вынула изъ сумочки работу и присѣла у окна, — по всей его рѣшеткѣ вилась жимолость и наполняла комнату пріятнымъ ароматомъ. A дѣдушка въ это время сидѣлъ въ садикѣ и грѣлся на солнышкѣ, любуясь плывшими по нему облачками.

Когда учитель приготовилъ книги и тетради для воспитанниковъ и усѣлся за свой столъ, Нелли собралась было уйти наверхъ, — она боялась, что будетъ мѣшать своимъ присутствіемъ въ классѣ, но учитель и слышать объ этомъ не хотѣлъ, и она осталась.

— У васъ, сударь, много учениковъ? спросила она.

— Нѣтъ, немного. Какъ видите, всѣ они умѣщаются на двухъ скамьяхъ.

— И все способныя дѣти?

И она невольно вскинула глаза на стѣну съ прописями.

— Хорошіе мальчики, нечего сказать, но ни одинъ изъ нихъ никогда не будетъ въ состояніи писать такъ, какъ это написано.

Въ эту минуту въ дверяхъ показалась свѣтлая, почти бѣлая головка и загорѣлое личико мальчика. Онъ остановился, отвѣсилъ поклонъ — просто, по-деревенски — вошелъ въ классъ, сѣлъ на скамейку, разложилъ на колѣняхъ истрепанную книжку, сунулъ руки въ карманы и принялся считать камешки, которыми они были наполнены. Судя по выраженію его лица, можно было безошибочно сказать, что мысли его были за тысячу верстъ отъ книжки, лежавшей передъ его глазами. Минуту спустя, въ комнату явился еще одинъ бѣлоголовый мальчикъ, за нимъ рыженькій, потомъ еще два бѣлоголовыхъ, еще одинъ съ льняными волосами и т. д., пока ихъ набралась цѣлая дюжина. Всѣ они усѣлись на двухъ скамьяхъ; были между ними и четырехлѣтніе мальчики, чутъ не на аршинъ не достававшіе ногами до полу; былъ и четырнадцатилѣтній шалунъ, на полголовы переросшій учителя.

Первое мѣсто на скамьѣ, которое обыкновенно занималъ лучшій ученикъ, теперь отсутствовавшій по болѣзни, такъ же какъ и первый колокъ на вѣшалкѣ, гдѣ помѣщалось его пальто и шапка, не были заняты. Ни одинъ изъ мальчиковъ не осмѣлился бы воспользоваться ни тѣмъ, ни другимъ; нѣкоторые изъ нихъ переводили глаза съ пустого мѣста на учителя и украдкой шептались другъ съ другомъ.

Начались занятія. Поднялся шумъ и гамъ по всему классу: мальчуганы вслухъ учили уроки и въ то же время шалили и даже потихонько играли въ разныя игры. Среди этого шума, молча и задумчиво, сидѣлъ учитель, — истинное олицетвореніе кротости и доброты. Онъ былъ точно въ забытьѣ, никакъ не могъ сосредоточить мыслей на занятіяхъ, которыя еще болѣе напоминали ему о дорогомъ больномъ.

Разсѣянность учителя не ускользнула отъ зоркихъ глазъ учениковъ: самые лѣнивые изъ нихъ не преминули широко ею воспользоваться. И чего только они не дѣлали въ этотъ день въ классѣ: играли въ четъ и нечетъ, не стѣсняясь, передъ глазами учителя угощали другъ друга щипками, невозбранно ѣли яблоки и даже вырѣзывали свои имена на ножкахъ учительскаго стола. Когда одному лѣнтяю-тупицѣ пришла очередь отвѣчать урокъ, онъ ужъ не счелъ нужнымъ искать вдохновенія въ потолкѣ: недолго думая, онъ подошелъ вплотную къ учителю и сталъ безъ церемоніи читать изъ его книги. Другой, первый шалунъ въ школѣ, дѣлалъ гримасы мальчику, даже не прикрываясь книжкой, и возбуждалъ восторгъ въ товарищахъ, громко изъявлявшихъ ему свое одобреніе. Въ тѣ минуты, когда учителю удавалось отогнать отъ себя гнетущую мысль, и онъ, возвращаясь къ дѣйствительности, съ изумленіемъ взглядывалъ на шумѣвшихъ дѣтей, картина мгновенно мѣнялась: дѣти, тише воды, ниже травы, сидѣли на своихъ мѣстахъ и казались очень заняты уроками. Но зато, когда учитель снова впадалъ въ задумчивость, шумъ подымался пуще прежняго.

Въ довершеніе всего день былъ нестерпимо жаркій, располагающій къ лѣни. Даже трудолюбивыя пчелки, и тѣ уткнулись въ цвѣточныя чашечки, да такъ и замерли, словно рѣшили навсегда отказаться отъ своей работы, — добыванія меда. Въ такой знойный день можно только лежать въ тѣни на травкѣ, да смотрѣть на небо, пока ослѣпительный блескъ солнца не заставитъ васъ невольно сомкнуть очи и не погрузитъ васъ незамѣтно въ сонъ. A тутъ извольте сидѣть въ темной комнатѣ, отъ которой само солнце отвернулось, и зубрить склады. Ну да и рвались же мальчуганы на чистый воздухъ! Нѣкоторые съ такой жадностью смотрѣли въ открытыя окно и дверь, что, казалось, вотъ-вотъ они сейчасъ выскочутъ изъ комнаты и убѣгутъ въ лѣсъ, въ самую чащу, скорѣе станутъ дикарями, а ужъ къ указкѣ не вернутся. A вотъ этотъ здоровенный мальчикъ, что растегнулъ воротъ и обмахиваетъ букваремъ раскраснѣвшееся лицо. Въ его воображеніи рисуется прохладная рѣчка съ журчащими волночками и въ особенности одно чудное мѣсто для купанья, гдѣ плакучая ива своими вѣтвями совсѣмъ свѣсилась въ воду. Онъ готовъ обратиться въ кита, въ летучую мышь, въ муху, во что хотите, только бы не учиться въ этотъ палящій день. Счастливѣе всѣхъ тотъ, что сидитъ съ края у двери: онъ поминутно выбѣгаетъ въ садъ къ колодцу, обливаетъ водой лицо, катается по травѣ, на зависть товарищамъ, не дерзающимъ послѣдовать его примѣру. Но даже и онъ находитъ, что такого жаркаго дня еще никогда не было.

Сидя у окна, Нелли внимательно слѣдила за всѣмъ, что дѣлалось въ классѣ. Неугомонные школьники порядкомъ безпокоили ее своей возней. Но вотъ зубренье кончилось, начался урокъ чистописанія. Въ комнатѣ былъ всего одинъ столъ. Каждый мальчуганъ, по очереди, усаживался около учителя и выводилъ вкривь и вкось каракули на цѣлой страницѣ. Теперь стало немного потише. Учитель ходилъ по комнатѣ, останавливался у стола и кротко дѣлалъ мальчику замѣчанія, совѣтуя ему вотъ эту букву писать такъ, какъ она написана вонъ на томъ листѣ, что на стѣнѣ, а вотъ эту, какъ она изображена на другомъ листѣ, и восторгаясь каждымъ штрихомъ этихъ надписей. Среди занятій онъ вдругъ сталъ разсказывать имъ о больномъ товарищѣ: что онъ говорилъ наканунѣ вечеромъ и какъ онъ рвался къ нимъ. И такъ мягко, такъ добродушно бесѣдовалъ онъ съ мальчуганами, что имъ стало совѣстно безпокоить его своими шалостями и въ продолженіе цѣлыхъ двухъ минутъ они сидѣли смирно, не ѣли яблокъ, не вырѣзывали именъ, не щипались, не гримасничали, словомъ, вели себя какъ слѣдуетъ раскаявшимся шалунамъ.