Читать интересную книгу Главнокомандующий - Николай Гуданец

Несколько мгновений Кхан безуспешно силился распознать и подчинить себе путаницу незнакомых ассоциативных цепей и реакций, но едва не увяз в них. А между тем нападавший хищник разинул пасть, норовя с разгона вцепиться Кхану в голову. Ихличи увернулся, однако враг сумел сомкнуть мощные челюсти на его боку. Ловкостью и силой он также превосходил зубана.

Отчаянным рывком Кхан сумел высвободиться, на боку затлела рваная рана. По счастью, неглубокая. Что ж, придётся действовать приёмами мускульного боя.

Быстро развернувшись, противник опять бросился на него. Кхан встретил его натиск, выставив напружиненные щупальца веером. Одним из них придётся пожертвовать. Челюсти зверя ухватили правое ходовое щупальце и перекусили его с лёгкостью, как водоросль. Превозмогая дикую боль, Кхан обвил лобастую голову нападавшего остальными щупальцами, напряг присоски, намертво беря врага в плен. Этот приём, отточенный им с юности, назывался «смертельное объятие цветка».

Под кончиком левого ловчего он ощутил студенистое яблоко глаза. Это означало победу. Когда роговое навершие щупальца вонзилось в глаз, Кхана обдала кипучая лавина чужой ярости, настолько мощная, что у него слегка помутилось сознание. Однако он не ослабил хватки, изо всех сил долбя щупальцем глазницу, стараясь проломить черепную кость и добраться до мозга.

Жестоко израненный Кхан ощутил прилив торжества, его ловкость и самообладание брали верх над грубой нерассуждающей силой.

И тут осёдланный Кханом противник выгнулся, ударил хвостом, ринулся вниз головой на придонный скальный гребень. Это случилось так неожиданно, что Кхан не успел разжать щупальца. Удар пришёлся по центру спины. Хрустнули позвонки, и сразу оборвалась связь между головным и крестцовым мозгом. Бессильно распластанный по дну, Кхан тщетно пытался пошевелиться. Собственное тело отказывалось ему повиноваться, однако в то же время он отчётливо чувствовал, как зубы врага бешено рвут его внутренности.

* * *

Первые дни пребывания в госпитале показались Березину тихим адом. Культи ног, схваченные пластиковыми манжетами и погружённые в ёмкости с регенерационным раствором, нестерпимо зудели. Спать приходилось под сильным снотворным, от которого по утрам голову обволакивала ватная одурь.

На третий день Березина проведала Джейн Галахер. Когда на Псковской базе соорудили первую регенерационную установку, она вызвалась в добровольцы для испытаний. Лучившаяся от радости Джейн размахивала своей выращенной заново рукой и болтала без умолку. Она сказала, что зуд пройдёт примерно через неделю, потом будет гораздо легче.

Березин с тихим изумлением разглядывал её правую кисть, асбестово-белую, как обыкновенно бывает у рыжеволосых, и усеянную веснушками. До сих пор у него не укладывалось в голове, что чудеса бывают и через несколько месяцев он сможет ходить на своих двоих.

А вскоре после ухода Галахер в палату заявился почтальон в белом халате поверх форменной кожаной куртки.

– Вы Андрей Николаевич Березин?

– Да. Чему обязан?..

– Вам пакет с уведомлением. Распишитесь, пожалуйста.

Березин расчеркнулся на бланке, почтальон вручил ему тонкую бандероль с обильно налепленными марками Североамериканских Штатов и ушёл. Вообще-то генерал запамятовал, когда в последний раз получал корреспонденцию на бумаге. Сущий анахронизм, да и только.

Надо полагать, внутри нет ничего отрадного. Единственным местом в Северных Штатах, откуда ему могли прислать пакет, была комиссия ООН. Небось какие-то дурацкие бюрократические формальности, связанные с уходом в отставку. Хотя вроде бы всё улажено и инцидент исчерпан... Может, его удостоили напоследок почётной грамоты для сортирного гвоздика?..

Ага, на обратной стороне конверта указан адресант, некто Бисмарк. Впрочем, нет, это город называется Бисмарк, отправителя же зовут А. Карр. Это русские застенчиво пишут фамилию внизу, после города и страны, американцы поступают наоборот.

Вскрыв бандероль, Березин вытряхнул на одеяло плотный удлинённый конверт и письмо на бланке адвокатской конторы.

С удивлением прочёл он скупые строчки на английском:

«Многоуважаемый мистер Березин! Выполняя указание, изложенное в завещании моего клиента, покойной мисс Эвелин Хадсон, я посылаю вам её письмо.

С наилучшими пожеланиями, Август Карр, адвокат».

Бумажная почта – ещё куда ни шло, но письмо с того света Березин получил впервые. Неопределённо хмыкнув и подняв брови, он сломал сургучную печать на конверте с каллиграфической пометкой «То Mr. Berezin, esq.» и достал оттуда сложенный втрое листок почтовой бумаги.

Письмо Хадсон оказалось написанным по-русски, аккуратным округлым почерком.

«Андрей Николаевич, если Вы читаете эти строки, значит, я уже нахожусь там, где нет ни генералов, ни рядовых.

Дело в том, что мне о вас известно почти всё, во всяком случае, то, что можно почерпнуть из публикаций в глобальной сети. Вы же обо мне почти ничего не знаете. И мне хотелось бы немного исправить это положение вещей.

Моя судьба перевернулась после того, как я впервые прочитала статью о Вас в еженедельном журнале и увидела Вашу фотографию. Надеюсь, Вы не судите обо мне слишком пренебрежительно и строго, ведь даже девчонка из американской сельской глухомани имеет право на мечту. А я никогда не встречала человека, который мог бы хотя бы отдалённо сравниться с Вами.

Поверьте, я почти счастлива, ведь моя мечта уже сбылась наполовину, а так случается далеко не у каждого. Я смогла приобрести квалификацию рейнджера и добиться назначения на Псковскую базу, чтобы служить под Вашим непосредственным началом. У меня есть наградной лист за вашей подписью. Мне дважды довелось повидаться и разговаривать с Вами, пускай виртуально, через компьютер. Спасибо Провидению и на том.

Я мечтала о личной встрече, в конце концов, разве Вы отказали бы в ней? Возможно, я смогла бы сказать Вам очень многое из того, что не хочу доверять бумаге. Не могу себе представить, каким был бы Ваш ответ. Но теперь и это не имеет значения.

Всё, на что я смогла пока что решиться, это написать Вам письмо, которое Вы держите в руках. Оно будет отослано при уже известных Вам обстоятельствах.

Допускаю, что с Вашей точки зрения мой поступок лишён всякого смысла. И тем не менее я от всей души желаю Вам счастья.

Эвелин Хадсон».

Даты под письмом не было.

Березин отложил листок и откинулся на подушки, закрыв глаза. В памяти сразу возникло необычайно эффектное, раздражавшее своей восхитительной неуместностью лицо златокудрой красавицы, которое Хадсон носила в апреле. Чуть ли не физическим усилием он что-то сместил, обнажил в своём подсознании. С запозданием понял, насколько это поразительное, недосягаемое лицо и будоражило его, и бесило.

И впрямь, ему почти ничего о ней не было известно, даже её настоящего облика он ведь не видел. Только строил ехидные догадки о том, что в действительности она далеко не так привлекательна.

Взяв с тумбочки мобильный телефон, Березин вызвал заложенный в адресном реестре номер.

– Слушаю вас, товарищ генерал, – ответил полковник Лихачёв.

– Здравствуйте, товарищ полковник. Я вас беспокою по довольно-таки пустячному поводу. Видите ли, мой доступ к служебной документации аннулирован. Поэтому у меня к вам довольно странная просьба. Я хотел бы видеть фотографию Эвелин Хадсон, если она сохранилась у нас... то есть, у вас в архиве. Это возможно? /

– Конечно, товарищ генерал. Нет никаких проблем.

Похоже, Лихачёв нисколько не удивился.

– Пожалуйста, пришлите мне файл с её фото на мой личный почтовый ящик. Не в службу, а в дружбу.

– Рад быть вам полезным, – сказал полковник. – Максимум через полчаса вы получите файл.

– Благодарю вас.

– Не за что, товарищ генерал. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, неплохо. Как дела на базе?

– Всё в порядке. До сих пор ещё не было ни одной тревоги. Есть предположение, что пришельцы теперь долго к нам не сунутся.

– Будем надеяться, – произнёс Березин. – Что ж, ещё раз спасибо и всего вам доброго.

Он отложил телефон, вытащил из тумбочки ноутбук с радиомодемом. Включил его, выставил таймер на полчаса вперёд.

Почему-то ему казалось очень важным увидеть лицо Эвелин – такое, каким оно было в жизни, прежде чем её душа переселилась туда, где нет ни генералов, ни рядовых, ни красавиц, ни дурнушек. То есть, в свою очередь, совершить поступок, лишённый всякого смысла.

Пришедшее с того света письмо лежало на одеяле возле его локтя. И Березин никак не решался взять его и перечитать.

Рига, 1998-2000