Читать интересную книгу Везунчик - Виктор Бычков

К завтраку нарвал немного щавеля, и ел его вместе с хлебом и салом. Получилось неплохо. Осталось еще три порции на трое суток. Так рассчитывает Антон. Слишком уж затянулось его путешествие, пора бы и домой вернуться.

Если это на самом деле коса, так глубоко входящая в болото, то дела его не так уж и плохи: до дома остается двадцать, двадцать пять километров.

Антон дождался восхода солнца, чтобы сориентироваться на местности. Опять вспоминает, как его вели в лагерь: Рунь обходили слева, потом – по болоту строго на восток, за ним сместились снова влево, до первых партизанских постов. Перед этим ему завязали глаза. В любом случае сейчас он наверняка находится правее Руни. Ну, что ж, тем лучше.

Вспомнил вдруг вчерашних преследователей, и страх закрался в душу: а что, если они прошли болото раньше, просчитали его маршрут, и уже идут на этот мыс, находятся здесь где-то рядом?

«Береженого Бог бережет», – прошептал Антон, и столкнул в воду плот. Следы за собой заметать не стал, а, напротив, срезал несколько лозин, очистил их от коры, и разбросал ее вместе с листьями на краю мыса. Пускай думают, что он уже ушел отсюда. Кому может прийти в голову, что Щербич пойдет и дальше по болоту, а не по суше?

Солнце уже взошло, зависло над лесом, разогнало туман, когда беглец пристал к очередному островку. Уставший, промокший насквозь, решил немножко отдохнуть, набраться сил. Он вспомнил, и уже твердо знал, где находится. В детстве, когда гостил у своей тетки в Руни, они с двоюродным братом Ванькой часто ходили за черникой. Так вот, тетя всегда говорила им, перед тем как отправить в лес: «Смотрите, не заходите на Матренин нос, не вернетесь!» Это она имела ввиду как раз вот этот мыс. Она же и объяснила ребятишкам, что когда-то у них в деревне жила колдунья Матрена. И, якобы, чем-то она прогневила сельчан, и те выгнали ее из деревни. Но она не стала уходить далеко, а поселилась где-то здесь, на этой косе, глубоко уходящей в болото. С тех пор это место считается колдовским: человек может днями плутать по этому узкому участку, и не выбраться к людям. Потом, вроде, Матрена сжалится над ним, и укажет дорогу.

Так это или нет, Антон не знает, не проверял, и, на всякий случай, обойдет это место стороной. Да и безопасней будет: зачем зря рисковать, когда дом почти рядом?

Все реже и реже пользовался плотом, а волочил его за собой: появлялся и сплошной травяной покров, и островки с кустарником стали все чаще попадаться на пути. Приходилось обходить их стороной, но почва была вязкой, то и дело проваливался то по пояс, то по грудь в это месиво, и только к вечеру почувствовал под ногами твердую землю.

Выбрал небольшую лужу, сполоснул одежду от болотной грязи, умылся сам, и только после этого подумал о ночлеге. Надергал мха, постелил его в зарослях шиповника, и мгновенно уснул.

Так же, как и год назад, возвращался в деревню со стороны реки Деснянки на исходе дня, в сумерках. Сначала утолил жажду с родника, ополоснул лицо холодной, прозрачной водой, присел на камень-валун на Пристани. Сидел, думал, опустив ноги в воду.

«А мог бы и не вернуться, – холодком дохнула мысль. – Не сглазить бы, не накаркать, только повезло в очередной раз. Да не просто повезло, а счастливый билет вытащил ты, Антон Степанович Щербич, ох, счастливый! Почитай, на краю могилы стоял, смерть в глаза заглядывала, за горло щупала – примерялась, а надежду не терял, не терял, вот что важно в таком деле. За жизнь бороться надо, а не сопли жевать, грудь свою выпячивать, показать, ах, какой я герой, смерти не боюсь! Да боишься, не обманывай ни кого, боишься. Только о жизни думать надо, а не о том, как ты с ней расстаешься. Если бы смирился, так и стоял бы привязанным к березе, как бык перед бойней, ждал, когда пулю вгонят в дурную башку. Ждать не надо, она сама без спроса найдет ее, голову твою, надо бороться за жизнь, бороться! И тогда будет вести, как повезло мне и в этот раз, ведь я – везунчик!», – то ли спорил с невидимым собеседником, то ли доказывал себе самому.

В дом к Фекле не вошел, а ввалился: без стука, распахнув настежь дверь, рухнул на пол, успев сказать напуганной до смерти хозяйке:

– Баню! Есть! Спать!

Глава пятнадцатая

– Значит, ты говоришь, что партизаны покинули землянки, – комендант разложил на столе карту. – А ты можешь показать, где был, где тебя держали? Хотя бы приблизительно.

– Нет, господин комендант! – Антону было неловко, что он не может выполнить просьбу майора. – Во-первых, на карте написано по-немецки, а, во-вторых, лесной массив большой, боюсь ошибиться.

Видно было, что Вернера не устраивают такие ответы полицая, он начинает злиться, нервничать.

– Да что ж ты такой за бестолковый, Антон Степанович? – еле сдерживая себя, майор продолжает вглядываться в карту. – А болото то где перешел? В каком месте?

– Так бы и сказали! – повеселел Щербич. – Если отсюда смотреть, то левее Руни километров пять. Как раз мимо Матрениного носа прошел.

– Это что за такой нос? Вот этот мыс, что ли? – Вернер обвел ручкой выступающий в болото участок суши левее Руни. – Тогда это меняет дело.

На некоторое время в кабинете коменданта воцарилась тишина, даже полицай старался реже дышать, чтобы не нарушить ее.

– Сейчас скажи мне, ты уходил от партизан по прямой, или петлял? И сколько суток шел? – майор с интересом уставился на подчиненного. – Только не ври, не фантазируй. А то у вас, русских, есть такая черта: наврут с три короба, чтобы себя представить в геройском виде.

Эта беседа или допрос длились больше двух часов: Антон устал, весь вспотел, а Карл Каспарович все расспрашивал и расспрашивал его, зачастую интересуясь совершенно мелочными, на взгляд полицая, вопросами.

– А во что одеты партизаны? Чистая одежда на них или грязная? Какое настроение у них? Ругаются между собой или нет?

Щербич отвечал обстоятельно, стараясь говорить только то, что он видел или знал. Потом, правда, не стерпел, спросил:

– А нам что с этого – бритый партизан или в рванье ходит? И того и другого надо уничтожать!

– Не скажи, Антон Степанович, не скажи! – оторвался от карты комендант. – По этому я сужу о боевой готовности противника, о дисциплине, о моральном духе, – назидательно закончил он. – Стыдно признаться, но они становятся силой, с которой приходиться считаться. Все, можешь быть свободен.

А какой свободе может идти речь, если Антон только и успел помыться в бане, как партизаны расстреляли немецкий патруль на том краю деревни, и укатили на их мотоциклах? Пришлось бежать в Слободу, спасаться в комендатуре. Сколько это продлится, не ведомо.

От коменданта Щербич направился к Прибытковым. В последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что этот видавший виды мужичок все больше и больше нравится ему. Особенно – его прозорливость, практичность, умение приспособиться к любой ситуации. Антон считал, что этому стоит и поучиться у старшего товарища. Тем более, пришел срок напомнить про документы, которые обещал Кирилла Данилович. А вообще-то, больше всего хотелось поговорить о жизни. Что-то в последнее время не так радужно на душе, все больше печаль да тоска.

Хозяин сидел за столом, перед ним стояла полная миска холодника со щавеля с густым пятном сметаны посредине.

– Мир дому твоему, Кирилла Данилович! – поприветствовал гость.

– И твоему это лишним не будет, – ответил хозяин. – Проходи, садись за стол. Даша! – крикнул уже в соседнюю комнату. – Налей-ка Антоше, да бутылочку не забудь.

Из передней хаты вышла жена Прибыткова, такая же крепкая, подстать мужу, с бутылкой самогона в руках.

– Давно не видела тебя, Антон Степанович, где пропадал, чего к нам не заходил?

– Так это, – замялся гость, не находя, что сразу ответить.

– Не приставай к парню, – видя замешательство Щербича, Кирюша пришел к нему на помощь. – Лучше накорми его, потом и спрашивай.

– Вот, не знаю, может моя стряпня и не по нраву, – кокетливо пожала плечами хозяйка. – У тебя, говорят, сейчас есть кому вкусняшки готовить.

– Скажешь тоже, тетя Дарья, – засмущался Антон. – А готовит Фекла на самом деле очень вкусно! – не преминул похвастаться гость. – Она у меня молодец! – добавил с гордостью.

– Поставь-ка закуску на стол, да сходи к соседям: там, говорят, новую чесалку для языков сделали, – Прибытков стал выпроваживать жену из дома. – Вот бабье племя – так и норовят в душу залезть.

– Не спрашиваю, где был, но догадываюсь, – после того, как гость выпил, хорошо закусил, хозяин достал кисет, принялся сворачивать самокрутку. – Но по тому, что вид твой не геройский, думаю, что поход был неудачным.

– Ты, дядя Кирюша, радуйся, что живым и здоровым видишь меня. Скажу только, что чудом спасся, – не стал вдаваться в подробности Антон. – Хлебнул с лихвой.

– Живой, и слава Богу! Тут, пока тебя не было, столько новостей, что не знаю, с чего и начать. Про Петра Сидоркина слышал, ай нет? – Прибытков наклонился в сторону гостя. – Помнишь, я говорил тебе, что Петька не тот, что был в начале войны?