молодости не защитил их. Вот такого не мог забыть никто. Такое должно было разнестись по России.
А Иван Васильевич даже не просил, он «молил» «людей Божьих и нам дарованных Богом», что прежних «обид и разорений и налог исправити невозможно», но «оставите друг другу вражды и тяготы свои». Обещал, что отныне «сам буду судья и оборона, и неправды разоряти и хищения возвращати» [235]. Да, народ увидел царя. Услышал его. Поверил в него. Понял, что это действительно свой царь. От Бога — но народный. Теперь все обиженные получали право подавать челобитные непосредственно государю, рассматривать их требовалось быстро и без волокиты.
О том, что происходило 25–26 февраля, источники умалчивают. Но никак не могло быть, что эти два дня, после общего собрания с выступлением государя, остались праздными. Тем более что часть делегатов, от «хрестьян» — от простонародья, в последующих заседаниях уже не участвовали. Очевидно, перед роспуском по домам их собирали отдельно, и лица, назначенные царем, опрашивали их о местных нуждах, жалобах. Упоминать о таких рабочих встречах летописец счел излишним. А 27 февраля открылось заседание в царских палатах. Здесь собрались делегаты уже не «всякого чина». Упоминаются члены Освященного Собора, Боярской думы, придворные, дьяки, дети боярские.
Иван Васильевич снова произнес речь об «обидах великих», которые чинились «детям боярским и всем христьянам», о неправедных судах, поборах. Требовал прекратить беззакония, «а кто вперед кому учинит силу или продажу или обиду какую, и тем от меня, Царя и Великаго Князя, быти в опале и казни» [236]. Бояре винились и просили прощения, обещали впредь служить верно «безо всякие хитрости». Но и царь был склонен преодолеть кризис миром и согласием. Поэтому у историков первый Земский Собор получил название «собор примирения». Государь простил бояр, заверил, что ни на кого зла не держит и опалы не наложит, только бы они в будущем не повторяли прежние преступления. Пожаловал и обласкал он и воевод, княжат, дворян, детей боярских.
Протоколов, вероятно, не велось, и летописи передали то, что считали главным, — в основном речи царя. Но, судя по содержанию сообщений, выступали и другие присутствовавшие — бояре, дети боярские. 28 февраля было оглашено решение Собора. Дети боярские выводились из-под суда наместников. Значит, воинское сословие жаловалось, что в наместничьих судах их притесняют и разоряют, грабят «продажами» (штрафами), отбирают поместья. А служили они государю, и было установилено, что отныне они будут подлежать только царскому суду. Но и бояре обеспокоились, что дети боярские и крестьяне, получив право жаловаться на них, начнут возводить напраслину. Просили, чтобы им в таких случаях давали суд с челобитчиками. Это сочли справедливым, просьбу удовлетворили.
Других итогов Собора в летописях не зафиксировано, но они были. Царь принял решение о создании нового Судебника — свода законов. Очевидно, обдумывая выступления делегатов, поступившие от них сведения, он пришел к выводу: одной из главных причин злоупотреблений является несовершенное законодательство. Действующий Судебник был принят его дедом в 1497 г. Он был очень кратким, рассматривал лишь основные законы. Потом добавлялись указы отца Ивана Васильевича и те, которые издавались от его собственного лица в малолетстве, добавлялись постановления Боярской думы. Но и в жизни произошли изменения, возникали ситуации, не предусмотренные Судебником. А это давало возможность толковать законы, как будет выгодно начальнику или судье, запутывать и обманывать людей.
Как видим, реформы Ивана Васильевича нацеливались на утверждение Правды, на защиту и благосостояние всего народа. Но и «Избранная рада» хорошо сумела использовать его настроения и начинания. Принимать челобитные на свое имя о каких-либо несправедливостях царь поручил подручному, которому безоговорочно доверял, — Алексею Адашеву. И сами челобитные отдал под его надзор, подарив советникам мощное орудие против неугодных и защиту для их собственных ставленников.
А в эйфории общего примирения и в надеждах на оздоровление государства царя уговорили расширить Боярскую думу, ввести в нее новых людей — как предполагалось, достойных, способных помочь в его начинаниях. После «Собора примирения» прокатилась волна пожалований в бояре и окольничие, Дума выросла на треть, до 41 человека. Но в это число попали члены «Избранной рады» или лица, близкие к ним, — Курлятев, Хабаров. Адашев получил чин думного дворянина. Теневая группировка создавала фунтамент для своих дальнейших планов.
Глава 12
Первая полоса реформ
Казанский хан Сафа Гирей ненавидел «неверных», но сам законы ислама нарушал, любил спиртное. В марте 1549 г. он в пьяном виде ударился головой «в умывальный теремец» и «убился». Вполне может быть, что и не сам ударился. Вечно пьяный хан, отдающий во хмелю самодурские приказы, был не слишком приятным правителем. Вероятно, и мужем не лучшим. Его главная жена Сююн-Бике быстро утешилась с крымским уланом Кощаком, «свирепым», воинственным и властолюбивым. А казанская знать провозгласила ханом двухлетнего сына покойного, Утемыш Гирея при регентстве той же Сююн-Бике.
Смерть хана дала и прекрасный повод для переговоров с Россией. Казанцы сообщили, что виновника войны уже нет в живых и они готовы замириться на старых условиях, принести присягу Московскому государю. Но они лгали. Одновременно направили послов к Сахиб Гирею. Просили, если он хочет, «чтобы тот юрт» от него «не отошол» и продолжилась война «с русскими людьми» (и не просто война, а «священная война»!), пусть пришлет им хана. В этом качестве звали к себе племянника крымского хана, Девлет Гирея, находившегося при дворе султана. Рассчитывали, что он сумеет получить турецкую помощь, а потом унаследует и крымский престол.
Но послы до Бахчисарая не доехали. Их перехватили казаки и представили письмо в Москву [237]. Иван Васильевич и бояре узнали об истинных намерениях Казани. Но ударить на нее были еще не готовы. Поэтому решили обеспечить хоть какую-то передышку и сделали вид, будто поверили. Пригласили полномочных послов для переговоров о мире. Однако они так и не прибыли, казанцы лишь тянули время, ожидая помощи от крымцев и турок. Так что замирение получилось недолгим.
Но тем временем Россия жила другими вестями — по ней катилось эхо Земского Собора. Народ воспрянул надеждами на своего царя. Ему стали писать не только челобитные с жалобами на обиды, ему хотели помочь! Люди совсем не высокого происхождения, из «низов», разрабатывали для него предложения, как лучше преобразовать страну. До нас дошло два таких проекта. Автором одного из них был Иван Пересветов, родом из Литвы, из мелких русских дворян.
Он мечтал об идеальном государстве, искал