Читать интересную книгу Отдел Химер (СИ) - Бурак Анатолий

Вскоре вернулась Майя в сопровождении человека в форме.

— Где? — лаконично спросил он.

Я взял похищенного на руки и спрыгнул на палубу, вызвав удивленный взгляд мужчины в форме.

— Идите за мной.

Мы спустились в трюм и, развязав узлы, продемонстрировали пленного. Утвердительно кивнув, встретивший нас человек достал шприц и сделал укол.

— Груз принял. — Он улыбнулся.

Закрыв дверь небольшого помещения, ставшего тюрьмой для того, кто еще недавно причислял себя к сильным мира сего, он пригласил нас следовать за ним.

Каюта, отведенная нам, не поражала роскошью, но в ней имелись две узкие койки и, что самое главное, она запиралась на ключ…

В один из российских портов прибыли средь бела дня. Как видно проинструктированный Асмодеем или кем-то еще, помощник капитана не беспокоил, и мы проспали до захода солнца. Разбудил нас опять Старик. Увидев его в каюте, я чертыхнулся.

— Не надо стесняться. — Он усмехнулся. — Я давно достиг того возраста, когда подобные сцены оставляют полностью равнодушным.

Я лишь хмыкнул, а он, сказав, что ждет нас на палубе, опять, прошел сквозь стену.

Разбудил Майю, осторожно поцеловав в щеку.

— Есть хочется. — Она зевнула.

— Видно, придется потерпеть.

— Случилось что?

— Не знаю. Но Асмодей торчит за дверью каюты, так что придется поторопиться.

Плеснув водой в лицо, она быстро оделась, и мы вышли в коридор.

— Молодцы! — В практически полностью лишенном обертонов голосе донора мне тем не менее послышались довольные нотки.

— Рады стараться, ваш-соко-бродие.

— Старайтесь, молодые люди, непременно старайтесь. Ибо только усердием вы сможете пробить себе дорогу наверх.

По молодости лет я не задумывался о таких вещах, как карьерный рост. Тем более став гемоглобинозависимым. Но, как видно, некоторые не мыслят себе существование без непременного подъема по служебной лестнице, и я промолчал, не желая, чтобы у непосредственного начальства сложилось обо мне превратное впечатление.

В конце концов, не исключено, что наши отношения начнут строиться по методу кнута и пряника. Зачем разочаровывать хорошего человека, сообщая о том, что угрозы понизить в звании и лишить перспектив не являются для меня чем-то страшным. И заставлять его тем самым изыскивать новые способы сделать нас с Майей управляемыми.

Однако после успешно проведенной первой операции мы как будто заслужили доверие. Во всяком случае, контроль со стороны Старика ослаб и щекочущих нервы вечерних визитов больше не случалось. Иногда он звонил, порой же, завладев телом донора, подходил на улице и представлялся, улыбаясь своей фирменной улыбочкой. Время от времени вспоминая события полугодовой давности, я не могу сдержать нервного смеха. И частенько задаю себе вопрос, чем мы обязаны столь странному стечению обстоятельств. Если Отдел положил глаз на наши скромные персоны изначально, то почему просто не предложили сотрудничество? А если всё произошло спонтанно, то мотив, движущий Стариком, еще более неясен.

Несмотря на неурочное время суток, я спал как убитый и ночные кошмары абсолютно меня не тревожили. Может, потому, что таких, как мы, должны выводить из себя сновидения дневные? Во всяком случае, проснулся я свежим и отдохнувшим. Лежа в кромешной тьме, бывшей для меня чем-то вроде легких сумерек, освежил в памяти события, которым был обязан столь странному пробуждению. Ибо биологические часы меня не обманывали никоим образом, и я твердо знал, что наступает рассвет.

Первые несколько секунд лежал не двигаясь и, не чувствуя присутствия Майи, думал сразу о двух вещах. Причем обе были не очень симпатичными. Во-первых, привычный уклад становился с ног на голову, что само по себе не могло не вызывать раздражения. Второй же неприятностью, и, на мой взгляд, самой главной, было то, что мы с Майей из слаженного дуэта становились, если можно так выразиться, «артистами сольного жанра». И если в рабочее время я кое-как мог мириться с этим обстоятельством, то, представив горечь одиночества в столь интимные предрассветные и послезакатные часы, хотел выть волком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Всё же пересилив эмоции, обуревавшие мою нежную душу, занялся делами. В полусонном состоянии, а потому машинально проделал весь гигиенический комплекс и выбрался наружу.

Гос-с-споди ты Боже мой! Теперь понимаю, почему гемоглобинозависимые не могут вести нормальный образ жизни днем. С моими обостренными чувствами каждый квант света, каждый децибел оказывались лишними. В буквальном смысле слова. Шарахаясь из стороны в сторону, я втянул голову в плечи и, пройдя несколько кварталов, присел на скамейку.

Впервые в жизни меня обуял непреодолимый смертельный ужас. Я не решался поднять взгляд, страшась разглядеть в совсем недавно привычном дневном мире какие-то жуткие видения. Меня бросало то в жар, то в холод. Кашлянув, я испугался звука собственного голоса. И как в не очень отдаленном во времени, но всё же канувшем в Лету полгода назад прошлом, вдруг захотелось позвать на помощь. Конечно, в мои годы рановато думать о Вечности. Да и судя по тому, что писали, пишут и будут писать о таких, как мы, у любого инициированного есть вполне реальные шансы обратиться к ней на «ты». Но ощутив всепоглощающий, сшибающий с ног и уносящий стремительным потоком дневной свет, я чувствовал себя не в своей тарелке.

«И это только раннее утро, — мелькнуло в голове. — А что же случится со мной и с Майей в жаркий летний полдень? Когда солнце стоит в зените и от пронизывающих насквозь лучей плавится асфальт?» Мелькнувшую было мысль взлететь отбросил как непродуктивную. Во-первых, в таком ужасном состоянии я бы просто разбился. Во-вторых, соображения конспирации занимали не последнее место.

Майя, расположившаяся на наблюдательном посту с вечера, находилась не так чтобы очень далеко. По ночным меркам. Но вот днем… Покатав в голове думку вернуться и доехать до места на машине, я всё же решил взять такси. Ибо возвращаться, как известно, плохая примета. Да и мало ли что. Где-то же придется ее оставить.

Выйдя из салона, я окинул взглядом двор. Вполне обычный, каких в городе тысячи. Люди спешили по своим ранним делам. Кто-то, держа за руку, вел детишек в садик. Ребята постарше с ранцами за спиной бежали в школу. Дворники, чьи места в последнее время позанимали переселенцы из южных республик, делали свое дело, иной раз переговариваясь на незнакомом языке и белозубо улыбаясь.

Такая привычная, повседневная картина. И никому из этих людей невдомек, что в мире существуют такие, как я. Да что там я! Пусть и гемоглобинозависимые, но мы всё же люди. У нас с Майей вполне обычные матери, и никто из нас ни разу не слышал семейных историй, рассказывающих о чем-то подобном. А вот существование Старика наводило на очень серьезные размышления. Так же, как и таинственного Санатория под Москвой. Согласитесь, что иметь лабораторию по созданию призраков и заставлять привидения работать на правительство — это не укладывается ни в какие рамки. Не лезет ни в одни ворота, если хотите.

Хуже всего то, что за прошедшие полгода Асмодей не удосужился ничего объяснить. И, пару раз наткнувшись на вежливое, но очень красноречивое молчание, я оставил бесплодные попытки.

Фургон стоял напротив подъезда. Постучав в дверцу, я оказался внутри. Майя, удобно развалившись в кресле, смотрела на экран монитора, наблюдая, как жена фигуранта пытается накормить завтраком трехлетнюю девочку. Обернувшись ко мне, она насмешливо поинтересовалась:

— Ну, как самочувствие?

— Хреново, — промямлил я.

— То-то, — резюмировала чертовка. — Я ж тебе говорила, давай меняться до восхода солнца. А то уперся, как ба… прости, Господи, — запнулась она. — Я, видите ли, мужчина, и будет по-моему. — Я насупился, и она сменила гнев на милость. — Ладно, Игорек, у дяди ученого сегодня библиотечный день, так что задача у тебя проще некуда. Сиди, пялься в экран и, если что, сообщи Ольге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пожав плечами, я на всякий случай кивнул. Она принялась наштукатуривать лицо противоожоговой гадостью и с каждым мазком теряла милые и привычные черты пусть бледной, но семнадцатилетней девчонки, становясь на добрый десяток лет старше. И даже приблизившийся к естественному — для нормальных, — цвет лица не делал ее краше.