Читать интересную книгу Бастион одиночества - Джонатан Летем

Автором рисунков все равно был Дилан, значит, он по праву мог считать себя причастным к появлению шедевров на стенах полицейской машины. Мингус был исполнителем, Дозой, а Дилан — его неизменным художественным руководителем.

В общем и целом, всех тинейджеров объединяла некая тайна.

В тринадцать лет ты оставлял все больше следов, придумывал себе новые и новые прозвища и все чаще настаивал на том, что свою простыню выстираешь сам.

Подобно непослушным колесикам спирографа, твоя извилистая тропинка постоянно уходила куда-то в сторону.

Для становления Аэроменом требовалось много смелости, только вот очень мешал этот плащ.

Куда в Гованусе податься новоиспеченному супермену, чтобы наткнуться на замышляемое преступление, которое он мог бы предотвратить? Дилан ежился на крыльце заброшенного дома, вслушиваясь в подвывание предосеннего ветра, носившего по улице обрывки смеха и голосов. Вокруг никого, за исключением парочки геев, выгуливающих собаку. На Дин, по всей вероятности, ничего не могло случиться. А на Невинс-стрит с ее проститутками, компанией Рамиреза на углу и постоянно ошивавшимися там парнями из Уикофф зла было слишком много. Равно как и на Смит-стрит. Дилану требовался короткий ночной эпизод, улица, женщина, кричащая, что у нее украли кошелек, словом, классическая сцена из «Человека-Паука», с которой в жизни он ни разу не сталкивался. Похоже, в Гованусе супергероя поджидает чересчур много сложностей.

Наверное, ему нужна высота.

Дилан спустился с крыльца, прошел до угла и зашагал по Бонд-стрит к станции метро Хойт-Шермерхорн, куда в столь поздний час он никогда не отважился бы пойти, если бы не изменились обстоятельства. А они изменились, и весьма серьезно. В плаще Дилан походил на самого себя и вовсе не напоминал Аэромена. И потом, Аэромен не ходит по земле, а летает. Значит, пока Дилан не спрыгнул с крыши, он остается обычным мальчиком в костюме и плаще. Кольцо лежало в носке. Белый мальчик на углу Бонд и Шермерхорн в одиннадцать вечера. Вокруг ни души. Автостоянки и баскетбольные площадки пустовали, здания муниципальных учреждений дремали во мраке, на широких улицах ни звука. Тишина удивляла. Оказывается, в местах, которых ты боялся как огня, никого нет, значит, твой страх был напрасным. Ты опасался, что там-то или там-то тебя прибьют, и никогда туда не ходил, и другие не ходили по той же причине, — так какой толк хулиганам от этих мест?

Ночная жизнь в этом районе бурлила под землей, в длинном, пропахшем мочой переходе метро. Вход располагался в самом центре квартала. Это была берлога нищих, спавших под застекленными рекламными плакатами — напоминанием о тех временах, когда Абрахам и Строс еще не сообразили, что рекламировать товары в переходах метро не имеет смысла. Вот тут-то пахло настоящей опасностью. Дилан вовремя смекнул, что в подземном переходе летающий человек не принесет пользы. И избежал ошибки, радуясь собственной предусмотрительности. Какое счастье, что он даже не заглянул в этот переход.

Быть может, ему все-таки отправиться на Смит?

Завтра начинался восьмой класс.

Аэромену хотелось убраться с улицы, пока не поздно, и в то же время услышать наконец крик о помощи.

Под ногами завибрировал асфальт, когда к платформе внизу подъехал очередной состав. Из перехода вышли и слились с ночью несколько одиноких фигур. Аэромен стоял у фонарного столба и наблюдал. Белая женщина бросила на него тревожный взгляд, осматриваясь вокруг. Она пошла в сторону Бонд, потом свернула на Стейт-стрит.

Обливаясь потом и сильно сутулясь, Аэромен побрел за ней.

Быть может, что-нибудь произойдет. Ее страх будто заворожил Дилана. Он видел, как напряжена женщина, и все больше возбуждался. Вот кому требуется защита Аэромена — пугливому созданию, идущему по темной улице, фонари которой укрыты густыми ветвями деревьев.

Идя за незнакомкой быстрыми, уверенным шагами, он достал из носка кольцо и надел на указательный палец левой руки. С утопавших во тьме крылец слышались голоса пьяниц — бессильных наблюдателей, неспособных помочь женщине.

Она была скромно одета, напугана, проклинала тот день, когда впервые услышала слово Бруклин, и тем более тот час, когда согласилась снять за весьма невысокую плату один из этих известных на весь Нью-Йорк домов.

Все соответствовало его запросам, за исключением единственного: женщину не преследовал злоумышленник. Только он сам, Аэромен.

Это его шаги так сильно пугали ее.

Операция по защите жертвы походила на яйцо с фермы, где нет петуха: была неполной, неплодотворной.

Когда женщина побежала, Аэромен, от огорчения замер посреди Стейт, давая ей уйти. Может, ему следовало взлететь, нагнать ее и извиниться? Нет, так он лишь сильнее напугает женщину.

Аэромен повстречал врага — самого Аэромена.

Он устало побрел по Смит-стрит. Неприметный в своем мешковатом плаще, с прижатыми к груди руками — правая поверх левой, на которой было кольцо, — и даже довольный тем, что больше ни на кого не нагоняет страх. Летняя ночь жила своей жизнью. Выходившие из пуэрториканских клубов мужчины присоединялись к игрокам в домино на тротуарах. У входа па станцию метро Берген толпились подростки из Гованус Хаузис — парни в спортивных шапочках и вечно чем-то недовольные девчонки, многие из которых учились с Аэроменом в одной школе. Школа. Она уже готовилась вновь загнать его в угол. Ему нестерпимо захотелось сейчас же наткнуться на какое-нибудь преступление, на нечто такое, что можно было предотвратить.

Мимо подростков из Гованус Хаузис он прошмыгнул тихо, как мышь, сознавая, что не может предложить им свою помощь.

Его начинал терзать голод. Боязливо оглянувшись по сторонам, он остановился и достал из другого носка доллар. Бумажка повлажнела от пота. Аэромен переложил ее в карман брюк и прижал к бедру, высушивая о ткань. Пиццерия на углу Берген и Смит тоже кишела старшими подростками. Однажды днем, по пути из школы к дому Артура они набрались храбрости и зашли сюда. Тогда их дружба только-только начиналась. Аэромен подумал вдруг, что в первый месяц нынешнего лета, во время безумного шахматного марафона чуть не порвал эту дружбу. Если бы это произошло, он больше не смог бы уплетать на ленч бутерброды с индейкой, которые готовила для них миссис Ломб. Нет, не стоило позволять себе грустить по прошлому. Артур был притворщиком, и Мингус вот-вот должен узнать об этом. В ушах Аэромена зазвучал голос Артура: «Джек Керби разучился рисовать, но первый выпуск, он и в Африке первый, надо покупать их, запечатывать в полиэтиленовые пакеты и класть на полку, я всем так советую». Аэромен вошел в пиццерию и положил на стойку свой влажный доллар.

Когда на место доллара легла сдача — две монеты в двадцать пять центов, их внезапно перехватила чья-то рука. Дилан повернул голову. Его деньги опускал в карман Роберт Вулфолк. Всем остальным у стойки было до лампочки: взаимоотношения подростков никого не волновали. Дилан, или Аэромен, тоже не особенно расстроился. Взяв лист прозрачной бумаги, он осторожно положил на него пиццу и посыпал ее чесночной солью. Желто-коричневые песчинки мгновенно растворились на жирной поверхности. Дилан вышел на людную улицу. Роберт следовал за ним. Он был не один, а с приятелем — таким же черным и сухощавым, только маленьким. Дилан видел его впервые.

— Не разевай рот, — сказал Роберт.

— Что?

— Отбери у него, — велел Роберт дружку, который был явно младше Дилана.

— Ты про что? — спросил мальчик, будто не понимая.

— Возьми пиццу.

К подобному Дилан давно привык; старший инструктирует младшего: «Отбери у него и проверь карманы», играя в Бэтмена и Робина.

Вот только пиццу у Дилана еще ни разу не пытались отобрать. Это что-то новенькое.

— Да ладно, — умолял ученик, не глядя на Дилана.

— Отбери, тебе говорят. Давай!

Дилан откусил от пиццы и, жуя с открытым ртом, чтобы остудить расплавленный сыр, посмотрел в глаза мальчишке. В них застыло смущение, и Дилан испытал странное удовольствие. Да, я твой первый белый парень. Полюбуйся на меня. У тебя их будет немало, на многих напустишь страху.

Он откусил еще.

— Я же сказал тебе, закрой рот, — крикнул Роберт. — Отбери пиццу, — повторно велел он дружку.

— А-а-а… Она уже покусана, — протянул тот с несчастным видом.

Роберт показал пальцем на пиццу.

— Сейчас же прекрати или получишь по шее!

Дилан проглотил и снова впился зубами в лепешку. Роберт стоял растерянный, упрямый дружок подставил его: если бы он сам сейчас отобрал у Дилана пиццу, то тем самым признал бы свое поражение. Пицца тем временем таяла на глазах. Оставались лишь принципы, кроме которых, быть может, больше ничего не существовало. Дилан сознавал, что играет в этом спектакле эпизодическую роль, что по большому счету ничего собой не представляет ни для Роберта, ни для его младшего товарища. Маленькому черному мальчишке сегодня предстояло серьезное испытание: вытерпеть немало насмешек и издевательств.