Читать интересную книгу Романы - Александр Вельтман

Всякий своими собственными глазами видел подвиг Ивы Олельковича и его победу, какой ни одна старина не запомнит.

Радостные крики огласили город. Сердце княгини Яснельды вздрогнуло, опало от полноты радостных чувств.

Народ высыпал из стен встречать героя. А Лазарь с слезами на глазах стоит уже подле него и уверяет, что Татарин по причине смерти своей не может уже просить о пощаде.

С громогласными кликами толпы Белогородцев окружают Иву Олельковича, берут под уздцы коня его и ведут в город.

Громкие бубны и гулкие трубы провожают.

В воротах города встречают Иву старейшины.

От мала до велика народ весь на стогнах дивится.

– Оле диво, чюдо, братие! – восклицают со всех сторон.

Вот опять при дворе Княжеском встречает богатыря хоровод дев; на крыльце Бояре подносят ему заздравную чару зелена вина, принимают его под руки, ведут в мовню, из мовни в Княжеские светлые сени; в сенях встречает его с приветом Княгиня Яснельда и ведет за столы белодубовые, за скатерти браные. Сажает Иву на первое место, наливает своими руками Турий рог питья медвяного, разламывает сладкую перепечь надвое; одну полу ему, другую себе.

Ива Олелькович, не обращая внимания на Яснельду, без обычного: «Спасибо-ста, Боярыня, Княгиня!» – берет и кушает.

Подносят ему с челобитьем: на серебряном блюде лебедя жареного, да щи богатые, да уху живой рыбы, да спину белой рыбицы, да куря под взваром, да перепечь крупичатый в меру, да блюдо пирогов кислых с яицы, да пирог росольный, да каравай яцкий, да маковник, да папошник с медом, да взвар со пшеном и с ягоды, да коврижку с узорьями пряную, да смоквы.

Подносят ему с челобитьем кубок меду, да ковш серебряный, лаженный жемчюгом, пива ячного, да кружку злаченую в 12 гривен весом с олуем, да разные кубцы и роги злащены с медом и с вином Фряжским и Гречким.

Ест Ива досыта, пьет допьяна и молчит.

Велит Княгиня Яснельда петь своим красным девушкам-певицам песнь унывную.

Поют девушки песнь унывную:

Загрустила зоря, зоря-зоренька;Зоря ясная опечалилася:Ой вы, звездушки, вы, голубушки,Вы подруженьки мои милые!Не горите, светы мои, радостно!Улетел мой сокол, ясно солнышкоХодит по небу, небу синему,Сыплет по миру… лучи светлые;Позабыло меня мое солнышкоИ покинуло меня красное!Скоро ль, солнышко, ты воротишься?С зорей-зоренькой ты обоймешься?Не воротишься, обольюсь слезой,Не воротишься, то потухну я,Кинусь с горя-тоски в море синее!

Между тем как красные девушки поют, а Княгиня Яснельда обращается с приветами к Иве Олельковичу, он спокойно продолжает кушать и водить взоры кругом себя.

В Княжеской светлице много невидали.

Светлица с круглым выходцем на реку.

В светлице оконцы с писаными цветными стеклами Варяжскими.

Вокруг потолка выложено черепом муравленым[246].

Середа из белого камня.

Резной узорчатый потолок из черного дуба, да из белого дуба.

Палица с подзорами[247].

Лавки кругом устланы полавочниками[248] шелковыми, бахромчатыми.

У стены поставец[249] с кованою утварью.

На нем стоят мисы златые, блюда великие златые, кубки златые, лаженные жемчюгом и драгим камением, ковши серебряные червчатые, кружки, курганы, чары, чарки, лохани, турьи рога… Все золотое, серебряное, с узорочьями, с жемчюгом, бисером и самоцветными камнями.

Ива Олелькович в первый раз видит такое богатство, но он не дивится, не чюдится ничему.

С правой стороны светлицы видит он чрез отворенные двери стольную палату, лаженную червленицею, на выти[250] стоит стол[251], резанный из кости, выложенный золотом с хитрыми узорами да с многоцветною птицею, сеянною сардионом, аспидом, измругдом, томпазом и всякими иными честными камыками; да с багряничным навесом.

Но в какой восторг пришел Ива Олелькович, когда с левой стороны светлицы, чрез открытую дверь увидел оружницу. На стене червчатый кованый щит, и кольчатые доспехи, и меч обоюду острый с чешуйчатым влагалищем, и лук с налучнею, с рогами красного золота, и тул, полный стрел, перенных орлиными перьями, и высокий шелом с драконом-змеею.

Не замечает Ива Олелькович, как Княгиня Яснельда выпивает за здравие богатыря, спасителя Белогородского, турий рог меду сладкого.

– Во здравие! – говорит Княгиня.

Ива не слышит. Продолжает рассматривать, любоваться длинною сулицей, которая стоит в углу, и палицей, которая лежит на подставах.

– Что не промолвишь, государь Ива Олелькович, красного словечка? – говорит опять ему Княгиня.

– Ась? – отвечает он, устремив взоры на стяг[252] паволочитый и хоругви, тут же расставленные около стены. Ива понять не может: что это за оружия? В Сказках об них не было ни слова. «Это, – думает он, – еловцы с богатырских шлемов».

Между тем Княгиня с досадою выходит из-за стола; встают Княжеские Бояре, Думцы и Княжеские Боярыни; молятся богу, кланяются в пояс Княгине.

Ива также не отстал от прочих; но во время чтения благодарственной молитвы за трапезу он уже был в оружнице и распоряжался там.

Грустная вошла Яснельда в свой терем, приказав ублажать, покоить богатыря-спасителя и дорогого гостя в богатой одрине.

Ива Олелькович был ей по сердцу. Все странности его были для нее обидны; но нравились ей. «Это свойство великих душ», – думала она.

Женщины любят чудаков и храбрых.

Хотя Княгиня Яснельда не более года как произнесла над смертным одром Белогородского Князя, мужа своего: «О свете, мой светлый! како зайде от очию моею и како помрачился еси? Почто аз преже тебе не умрох!» Но время похитило у нее драгоценную скорбь о прошлом и заменило скорбью о настоящем.

Трудно представить себе влюбленную красавицу 14 столетия. В старину не то что теперь. Усладив сердце слезами, она припевала про себя:

Не воркуй во бору, голубица сизая,Не кличь на струях, лебедь белая,Ты умолкни, свирель голосистая,И без вас тоска погубила меня!Я напрасно кладу богу жалобы!Что без милого мне сердцу близкого?Скину я с головы венец Княжеский,Сброшу с плеч багряницу золотную!Мне родная земля как чужая страна:Горем черным она вся усеяна,Да слезами она вся поливана!

Боярыни, мамушки, нянюшки и дворовые Княженецкие девушки подслушивали ее, шептались и, смотря друг на друга, качали головами.

Но вот доложили Княгине, что богатырь Ива Олелькович, взяв в оружнице шлем богатыря Якуна, деда Княжеского, и стяг войска Белогородского, собирается ехать.

Княгиня не рассердилась на самовольство Ивы Олельковича. «Просите его остаться на праздник заутрия, просите!» – сказала она и разослала по очереди всех своих Боярынь просить Иву Олельковича остаться у нее гостить.

Хитрые придворные узнали, что конюший Лазарь был ключом к воле своего барича, и потому, не успев уговорить Иву лично, они угостили Лазаря; а Лазарь, доказав, что ни накануне великого праздника, ни в праздник ехать в путь не должно, убедил Иву Олельковича остаться в гостях у Княгини.

Между тем Княгиня Яснельда имела совещание с своими Княжескими Боярынями, а потом с великими и вящшими мужами и думцами Белогородскими. Между прочим, на-утрие, велела она приготовить в саду своем полдник и празднество на весь мир. Ключникам и ларечникам приказала она выставить на свет все богатство Княжеское; стольничим изготовить многоценные яствы; чашникам выкатить бочки меду и пива и разных иных напитков.

Исправнику веселья собрать хороводы, скоморохов в харях, медведей, что пляшут, да в клетке птицу многоцветную, да птицу Индейскую с птенцы, да соколов с челичами, да зверя, иже есть ублюдок с хвостом… и многих разных иных дивных вещей.

Все готовилось по ее приказу.

X

Ива Олелькович после великого подвига спал еще крепко. Высоко взошло уже солнце, на звонницах Белгородских колокола загудели благовест.

Иве Олельковичу видится во сне Кощей:

Старик не старик, а сед как лунь и весь в морщинах; человек не человек, а с руками и ногами; зверь не зверь, а с когтями и с хвостом длинным, как вдаль извивающаяся дорога; птица не птица, а с красным клювом да с мохнатыми крыльями, как у нетопыря; конь не конь, а из ноздрей дым столбом, из ушей полымя.