Читать интересную книгу Выживает сильнейший - Джонатан Келлерман

Моя попытка говорить с ними ни к чему путному не привела – я же не был их коллегой, лечащим врачом, я не применял химио и радиотерапию, следовательно, не могпонять сути спора. Страстно преданный своему делу старичок-профессор произнес целую речь о Гиппократе и его клятве, о морали и нравственности, чем заставил их смолкнуть. Но затаенное, высказываемое шепотом недовольство осталось.

Какими же врачами станут эти практиканты?

Что избрали они для себя в качестве критерия?

Качество жизни.

Мне приходилось работать с тысячами детишек, у которых были врожденные патологии и дефекты, умственная отсталость, трудности в учебе, хронические и неизлечимые заболевания.

Большинство испытывало обыкновенные человеческие эмоции, в том числе и радость.

Помню восьмилетнюю девочку, жертву талицомида, препарата, регулировавшего протекание беременности, но нередко приводящего к необратимым изменениям плода. Родилась без рук, с вывернутыми, недоразвитыми ступнями. Но как сияли ее глаза, какое счастье жить в них светилось.

Вот качество жизни, которое и не снилось многим высокомерным идиотам из числа тех, кого я знал.

Но в принципе это не так уж и важно, поскольку кто я такой, чтобы судить?

Последователи евгеники утверждают, что уровень общественного прогресса можно измерить, исходя из достижений отдельных, наиболее одаренных личностей, и, в какой-то мере, это так. Однако какая польза от прогресса, если он приводит к бездушию, жестокости, холодным рассуждениям о заслугах, к угасанию искры Божьей в каждом из нас?

Кто тогда станет новыми богами? Этики? Генетики?

Ученые тысячами вступали в нацистскую партию.

Политики?

Одержимые самыми низменными пороками чиновники?

Кто, после того как мир будет очищен от первой группы «дегенератов», станет следующим в хромосомном регистре?

Слабохарактерные? Безобидные? Скучные? Некрасивые?

Пугающая перспектива. Я испытывал отвращение и стыд за то, что психология уже пошла однажды по этому пути.

От расистского пойла, выплеснутого в общество Терманом и Годдардом, мутило. А ведь оба имени произносились среди моих коллег не иначе как с почтением.

Подобно ребенку, внезапно обнаружившему, что его родители – преступники, я ощутил леденящую пустоту в желудке.

Проведя бесчисленное количество тестов, я гордился тем, что знал возможности и недостатки каждой из методик.

Осуществляемое должным образом тестирование представляло собой инструмент бесценный.Но гниль, обнаруженная в сердцевине райского плода, заставила меня задуматься над тем, что еще,несмотря на всю эрудированность в собственной сфере, я мог упустить.

Я просидел в библиотеке пять часов. Приблизилось время обеда, но аппетита у меня не было никакого. Раскрыл «Утечку мозгов».

Суть книги явственно проступила на первых же страницах.

Материальный успех, высокая мораль, счастливый брак, здоровые дети – все это определялось величиной предполагаемого врожденного фактора интеллектуальности, существование которого подвергается сомнению на протяжении десятилетий.

Автор полагал его наличие бесспорным.

Вкрадчивый, льстивый язык: книга адресована читателю думающему и в высшей степени интеллигентному.

Постижение истины через ассоциации. Поцелуй авансом.

Может быть, именно это – плюс попытка успокоить мятущееся от страха перед социальными проблемами сознание верхушки среднего класса – и объясняло популярность издания.

Ни о какой науке тут не могло идти и речи, поскольку на каждой странице я находил ложные предпосылки, неточные цитаты, ссылки на авторитеты, которые при ближайшем рассмотрении не подтверждали, а, наоборот, опровергали автора.

Обещания проиллюстрировать выводы цифрами оказались лишь обещаниями. Современное переосмысление Гальтоновской теории одного гена.

Чушь столетней давности – кто сейчас мог написать эту бессмыслицу?

В биографии автора на последней странице обложки я нашел имя: Артур Холдэйн, занимающийся «общественными науками» доктор философии.

Сотрудник института Лумиса в Нью-Йорке.

Этим информация исчерпывалась.

Суперобложка отсутствовала, значит, не было и фотографии автора.

Отвратительное чтиво.

Отвратительные времена.

Что нового удалось мне узнать?

Сердце ныло, в глазах ощущалась резь.

Что я сообщу Майло и Шарави?

Весть об устойчивом спросе на псевдонаучную писанину?

Но какое отношение это будет иметь к убийству троих детей?

Хищник, крадущийся за стадом, выслеживающий свою жертву...

С дипломом и репутацией ученого?

Ну, раз отдельные человеческие существа не заслуживают права на жизнь...

Нет, он не убийца.

Он – всего лишь вольноопределяющийся биоэтик.

Глава 29

С меня было достаточно.

До «Науки наизнанку» я так и не добрался, поэтому прихватил ее с собой.

На ответчике ждало сообщение: домашний номер Майло и имя – доктор Ричард Силверман.

Рик жил с Майло уже долгие годы, однако разговаривать с ним мне приходилось нечасто. Он больше предпочитал слушать. Сдержанный, аккуратный, в отличной физической форме, со вкусом одетый, он являл собой разительный контраст по отношению к Майло; многие воспринимали их как весьма необычную пару. Я знал, что оба умны, полны тяги к действию, весьма самокритичны, глубоко страдают от своей сексуальной ориентации. Обоим пришлось потратить немало времени, прежде чем они смогли отыскать свою нишу – как независимые личности и в качестве пары. Работа обоих так или иначе была связана с кровью – будучи главным хирургом отделения интенсивной терапии госпиталя «Сидарс», Рик проводил в операционной многие часы. Оставаясь вместе, оба большей частью молчали.

– Спасибо за звонок, Алекс. Как дела?

– Отлично. У тебя?

– То же самое. Слушай, я хотел спросить про Хелену Дал. Ничего конфиденциального, а так просто. Что у нее там?

– В последнее время у меня от нее никаких вестей, Рик.

– Понятно.

– Какие-нибудь проблемы?

– Ну, – протянул он, – вчера она уволилась. Без всяких объяснений. Естественно – то, что произошло, любого может выбить из колеи.

– Да, испытание не из легких.

– Я раз встречался с Ноланом. Не через нее. Он пришел по поводу огнестрельного ранения. Про сестру не сказал ни слова, а мне было не до табличек с именами на груди. Потом кто-то просветил меня.

– А Хелены на дежурстве не было?

– Именно в ту ночь – нет.

– Что-нибудь странного в его поведении ты не заметил?

– Нет. Крупный молодой парень, уверенный в себе, как будто только сошел с рекламного плаката – именно такие призывают вступать в полицию. Я был поражен, что он ни разу так и не спросил про Хелену, хотя, с другой стороны, может, он знал, что ее в то время нет на дежурстве. Зато она, услышав о приходе брата, страшно удивилась. Но не хочу лезть в чужие дела. Увидишь ее – передай от меня привет.

– Непременно.

– И Майло тоже. – Рик рассмеялся. – Ты встречаешься с ним чаще, чем я. Дело с ребятишками его совсем достало. Нет, он не болтает и не жалуется. Только начал говорить во сне.

Половина третьего. По DVLL так и не нашел ни единой зацепки. Робин после полудня куда-то подалась, и пустой дом казался слишком огромным для меня. Скучный день.

Мысли о Хелене и Нолане я отправил на задворки, но звонок Рика вновь заставил меня вернуться к ним.

Что послужило ей причиной для такого решительного, если не окончательного, разрыва?

Обнаруженные в гараже Нолана семейные фотографии? Воспоминания, пересилившие все остальное?

На работе Хелена была компетентным специалистом и сильной женщиной, но дома-то ее ждало одиночество.

Такое же, как и брата, в чем она не отдавала себе отчета.

Уход из жизни Нолана заставил ее задуматься, как закончит свои дни она сама? По какой еще нехоженой тропе пойдет?

Склонность к депрессии как фамильная черта. Не пропущено ли тут что-нибудь важное?

Я набрал ее домашний номер. Пока в трубке звучали гудки, мне лезло в голову самое мрачное.

Значит, Нолан приходил в отделение, ни разу не поинтересовавшись сестрой.

Даже в детстве у нас были разные интересы. Мы даже не дрались – он не замечал меня, я – его. Наверное, это не совсем нормально?

При относительно спокойном и ровном ритме жизни подобная дистанция имела шансы сойти за корректность. Но в случае серьезных потрясений она же могла привести к жесточайшему комплексу вины.

Родителей нет в живых, муж покинул и перебрался в Северную Каролину.

Каждодневная работа в госпитале, героические будни. И возвращение домой, к... Чему?

Отказал самый надежный двигатель?

Делать мне было совершенно нечего, и я решил доехать до ее дома.

Вполне может статься, что она будет валяться в халате на кушетке, поедая что-нибудь вкусненькое перед экраном телевизора, где в это время крутят «мыльную оперу». Или же поставит меня в дурацкое положение, придя в ярость от незваного гостя.