немало, и машины под лед уходят, и вертолетами их спасают.
Вы, наверно, подумали, что я на все лады буду расхваливать этот вид тихой охоты. Отнюдь! Когда-то и я с отцом посиживал с удочкой на каменистых островках в Карелии и знаю, как колотится сердце при каждом погружении поплавка. А когда удавалось поймать какую-нибудь мелюзгу, дрожащими пальцами я рвал крючок из рыбьего рта, чтобы скорее, скорее забросить и поймать еще и еще. Но потом со мной что-то произошло, и я стал жалеть рыб. Смешно, не правда ли? Но заинтересовавшись, я узнал, что нервная система рыбы развита очень хорошо, а значит, рыба способна ощущать боль. Многие цепляют на леску до десятка крючков, и опытные рыбаки утверждают, что рыбам крючки наносят очень много ран на теле. Момент второй: поймав рыбешку, мы в лучшем случае бросаем ее в крохотное ведерко с водой на донышке – не рыбы ради, конечно, а чтобы свежей была. А чаще вообще шлепаем ее на траву, где рыбка, извиваясь, в агонии пытается вдохнуть живительную для нее воду.
Ученые доказали, что при этом рыба испытывает сильнейшие мучения от удушья, а не спокойно «засыпает», как успокаивают себя рыболовы. Да вы сами-то попробуйте засунуть голову в ведро с водой и «подышите» в свое удовольствие – как там «спится» в воде? «Завопили б, сознавая, что беду зовут бедой, и что их вода живая стала мертвою водой» (Михаил Дудин).
Таймени
В холодных струях с гор бегущих рек, подальше от заливов и от мели, проводят свой блаженный рыбий век могучие сибирские таймени. Я вижу их, и видят рыбака они своими зоркими глазами. И невдомек им, невдомек пока, зачем крадусь я рысьими шагами. В моих руках упругий, гибкий штырь, прозрачная, как горный воздух, леска. Прицельный взмах – и полетела в бырь блестящая коварная железка. Как будто рыбка мчится по волне! И самый крупный ринулся за нею… Немного сил потребовалось мне, чтоб показать рыбацкий нрав тайменю. Лежит у ног жемчужное бревно с младенчески-невинным, чистым взглядом и словно думает: так вот оно какое существо, что было рядом! Одним движеньем я рванул крючок из редкозубой и покорной пасти, толкнув к воде красавца: – Дурачок, беги и знай, что есть на свете счастье! И видел я, как он, войдя в струю, стоял с минуту, милости не веря, Потом взмахнул хвостом: – Благодарю! – и бросился в бурун с повадкой зверя, Неслась вперед певучая река, и, серебристой зеленью блистая, глядела на большого чудака во все глаза доверчивая стая (Николай Стрельников),
В России законов об истязании живых существ нет, а если и есть, их никто не выполняет, Попробуйте в Германии оставить на улов рыбу меньше положенных размеров, кажется, в 12 сантиметров – инспектор тут же отберет у вас членский билет да еще оштрафует на значительную сумму. Есть специальная линейка для измерения рыб; маленьких сразу выпускают. В Германии действует и исполняется неписаный закон: «Возьми, сколько съешь, остальное отпусти». В снаряжении немецкого рыболова должна присутствовать деревянная колотушка, чтобы сразу оглушить раненую рыбу, не мучить ее.
Браконьеры у костра.Пламя пляшет, как цыганка.Водка. Черная икра.Хлеба черствого буханка.На воде – двух катеровзамерли слоновьи туши.Двух десятков осетровотлетают в небо души.– Ну-ка! Брось сюда топор!Ловкий тут один, упрямый!– Осторожней! Бей в упор!Пухлый, чувствую, икряный…Под полой блеснул обрез,облик показав звериный,и топор, чуть тявкнув, влезв череп влажный осетриный.И рыдал веселый нож,медленно влезая в брюхо.И звенел удачи грош,звонкий, словно оплеуха.Белобрюхий всплыл туман.Дым чернел оскалом пасти.Умирала тишинаосетром на крючьях снасти.Василий Чертушин
Немцы действительно ловят рыбу ради удовольствия, поэтому у них распространено еще одно правило; «поймал – отпусти». А у нас?… Есть еще одно правило, усвоенное человечеством: чем милосерднее ты к окружающим, тем счастливее жизнь ты проживешь.
Задумайся, человече: Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие запутываются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них (Екк. 9, 12).
Рыболов
Он свое удило из капронаПоднимает, как двуручный меч!В тихий вечер краткого сезонаНа природе некого беречь.Вырвет жабру, будто ноготь пальца.Кровь сотрет на жале вороном.Человече хочет поиграться,Человече хочет поиграться…Все страшней игрушки день за днем!Доигрались мы до ржавой лужиИ опять сидим над дважды два!Старых истин свет горит не хуже,Чем в костре ворованном дрова.Михаил Шелехов
Холодный град Петра, и неба бумазея, и коммунальная угрюмая кишка… Здесь люди бедные и холодок музея соседствуют, и жизнь идет исподтишка. Здесь ржавчина времен сползает по карнизам, здесь медленный туман вползает в рукава, здесь камнем окружен, смотрю на то, как низом уходит под мосты холодная Нева. Здесь не найти домов купецких да простецких, кариатиды спят в чахоточном дыму. Здесь русские живут среди красот немецких, и город людям чужд, как и они – ему… (Евгений Блажеевский).
Я не люблю город, который стал моей судьбой. Наверное, это несправедливо: Питер дал мне все, что я был в силах взять – жену, дочь, квартиру, работу, хорошее образование и, главное, конечно, неповторимое счастье творчества. Город не только не мстит мне за мою нелюбовь к нему, он словно помогает преодолеть ее – и с выпуском православных газет, и с публикацией моих незамысловатых книжек. Даже дача наша расположилась в прекрасном месте – на берегу озера Ладоги, рядом с «Дорогой Жизни». Я должен бы, следуя всем человеческим логикам, нахваливать Питер на все лады, как лучший город в мире. Но, читатель, мы договорились быть честными друг перед другом, поэтому повторю – я не люблю Санкт-Петербург.
Усталость
Уставшие люди, усталые лица…Мы в транспорте дремлем, а дома не спится.И город ругаем мы наш необъятный.Его покидая, мы рвемся обратно.А возвращаясь, мы вновь одиноки…О, город огромный, какой ты жестокий!Елена Колесникова
Не Промыслом Божиим поставлен он на болоте, в тайге, а волей самодержца, который телами сотен тысяч крестьян со всей России забутил бездонную трясину, извел на гранитные набережные и дворцы народу столько, что и цифры-то никто назвать не сможет. Да и кто их когда считал, безсловесные крепостные души? «Петровская хватка, Петровская кладка, а Пи-тер-то строить, ох, было не сладко» (Вадим Шефнер).
Здесь убивали царей, нарушали офицерскую присягу, а ледяная вода старалась стереть его с лица земли; здесь отрекались от Богом данной власти, рубили топором старух-процентщиц, здесь совершались кровавые революции, когда кровь людская лилась рекой, здесь миллион ленинградцев положили от голода живот свой, чтобы он выстоял перед ворогом, твой город.
Мне страшен летний Петербург. ВозможенЗдесь всякий бред, и дух так одинок,Что на площадках лестниц ждет РогожинИ дергает Раскольников звонок.Михаил Зенкевич † 1969
Он, действительно, очень красив, город, выстроенный иностранцами. Он не