Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако доктор не рассердился. Напротив, посмотрел на Фёдора с некоторым сочувствием.
– Знаю, знаю, – сказал он, поднимаясь. – Сейчас ты меня ненавидишь, и, будь твоя воля, задушил бы своими руками. А почему, собственно? За ночной инцидент? Так я извинился, и впредь твоя девушка в полной безопасности. При всех говорю! Так в чём же дело? Тебе не нутру мои планы?
– Не по нутру, – вызывающе подтвердил Фёдор.
– Ну, ещё бы, – саркастически произнёс доктор. – Ты же типичный продукт телевизионной эры, лейтенант. Ты душу отдашь за видеопанель. Она тебе и мать, и жена, и психоаналитик, и наркотик. Не станет её, и окажешься с настоящим, реальным миром, нос к носу. И вдруг заметишь, что живёшь в маленькой квартирке, и жалованье только-только на существование, и вся власть в кармане у телеолигархов, и просветов особых впереди не видно… Думаешь, ты один такой? Да вы все живёте в телесумерках! Если разобраться, уже и думать-то разучились. Работа, семья, спорт, развлечения – это так, короткие перебежки между сериалами и ток-шоу. Быстрей бы на пенсию – и смотреть на всю катушку, не отрываясь!
И тут прихожу я, великий Хаос. – Доктор выпятил грудь. – И говорю во всеуслышание – истинно говорю, заметь: хрен вам, а не телевидение! Если собственных мозгов не жалко, хотя бы мировой разум пожалейте. Его от вашей бесконечной информационной тухлятины вот-вот заклинит. Он уже бредит и фантомашек плодит – это у него такой «sos». А если ноосферу окончательно накроет, то и всех накроет. Хоть это-то ты понять можешь? Или при слове «антигенератор» будешь хвататься за пистолет?
– Обязательно, – угрюмо сказал Фёдор. Однако монолог Хаоса его зацепил. В какой-то степени бесноватый доктор заставил усомниться в собственной правоте. Как там Сидоров говорил? «Всё живое на Земле просто-напросто одномоментно сойдёт с ума. Будет вам и апокалипсис, и Страшный суд в одном флаконе. Только этого никто не осознает»… И что же – виной всему родное и любимое телевидение? Да быть этого не может! Мы же с ним рождаемся, живём и умираем!..
– Я уже говорил, что во многом с вами согласен, – задумчиво сказал Сидоров. – Монополия телевидения построена на костях других средств массовой информации и приняла отвратительные формы. А теперь, судя по вашему рассказу о ноосфере, которому я склонен доверять, она стала смертельно опасной. Разумеется, с ней надо бороться, кардинально ограничивать, в том числе за счёт развития других источников информации… Но уничтожать телевидение целиком? Это всё равно, что вместо вырезания опухоли просто убить пациента. Вы прекрасно понимаете, какой шок ждёт человечество, если ваши антигенераторы заработают в масштабе планеты.
Доктор нетерпеливо махнул рукой.
– Ничего ему не будет, вашему человечеству. В аномальной зоне живут несколько тысяч человек – и ничего, прекрасно обходятся без видеопанелей. Сначала помучались от ломки, не без этого, но приспособились же! Сотни две-три сошли с ума, десяток-другой покончили самоубийством – вот, собственно, и всё…
– Вам мало? – поразился Сидоров.
Хаос пренебрежительно пожал плечами. Мориурти подался вперёд и впился взглядом в невозмутимое лицо доктора.
– Но ведь если экстраполировать ситуацию на общемировой масштаб, счёт жертв пойдёт на сотни миллионов! («Уй-ю-юй!» – тихонько взвыл Корней, обхватив нечёсаную голову руками.) Спасти ноосферу необходимо – благая цель, но какой ценой? Это же катаклизм, катастрофа! Вы об этом подумали?
– Подумал, – спокойно сказал доктор. – Цена вопроса меня в данном случае не интересует. Как, вероятно, вы заметили, человечество мне до лампочки. Я должен спасти ноосферу, и я её спасу. Лекарство создано, вскоре приступаю к лечению. Точка!
Лефтенант пристально смотрел на доктора, словно колебался: то ли целовать руки, то ли пристрелить на месте. Валя-Кира с выражением ужаса и отвращения на прекрасном лице схватила Фёдора за локоть. Мориурти достал из внутреннего кармана куртки плоскую фляжку и сделал крупный глоток.
– А ведь вы, батенька, маньяк, – сказал он, вытирая губы и пряча фляжку, вкусно пахнущую коньяком. – Маньяк в химически чистом виде. Человек моноидеи.
Доктор взъерошил седеющую гриву и заразительно расхохотался.
– Я творец, демиург, – сказал он, отсмеявшись. – А в основе любого творения всегда лежит моноидея. Господь-бог тоже был в своём роде маньяк. Вот что он, к примеру, зациклился на людях? Уже после грехопадения Адама с Евой стало ясно, что ничего хорошего из рода человеческого не выйдет. Ну, так сотри с лица Земли и создай что-нибудь более совершенное. Может, разумные растения, а может, мыслящих динозавров… Так нет же! Наоборот, разрешил: плодитесь, ребята, размножайтесь! Вот и размножились – не продохнуть… и дел наворотили…
Иисус тоже хорош. За что боролся? Хотел искупить грехи человеческие? Абсолютная моноидея, причём не из умных. Кой чёрт спасать людишек? Вот плетётся Спаситель на Голгофу, надрывается под крестом, а они улюлюкают, потешаются, плюют вслед. Это же зверье, и зверье пакостное, мелкое – вроде шакалов, или обезьян… А далеко ли от них ушли фанаты канала «Гей-ТВ» или шоу «Миллион на халяву»?
Так что можете считать меня маньяком, мизантропом или кем угодно. От этого ничего не изменится. Решение принято и будет выполнено.
– А с ноосферой вы его согласовали? – вкрадчиво спросил Лефтенант.
– А разве хирург согласовывает с больным план операции? – отпарировал Хаос.
Повисла тягостная тишина. Доктор, заложив руки за спину, стремительно прошёлся по лаборатории. Табуретка торопливо убралась с дороги. Тигли и реторты под взглядом хозяина быстро выстроились в ряд, создав на столе некое подобие порядка. «Колдует помаленьку, силу показывает», – решил Фёдор, и как бы невзначай напряг бицепс.
– Значит, компромисс невозможен? – спросил Сидоров, жёстко щурясь.
– Невозможен, – отрезал Хаос. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
– До чего же вы многогранная личность, – неожиданно сказала Валя-Кира. – Прокурор, судья и палач в одном флаконе… Не много ли на себя берете? Не надорвётесь?
Доктор засмеялся и легко поднял массивный стол за ножку. Корней испуганно шарахнулся в сторону.
– Не дождётесь, – сказал доктор. Он даже не запыхался. – Судья, прокурор, палач…Обычные человеческие нормы ко мне не применимы. Я стою выше привычных и понятных вам категорий. Я сам себе устанавливаю мораль и образ действий. Я – Хаос! – торжественно закончил он. – Вы и представить не можете, какая мощь во мне бушует…
– Да уж видим, – хладнокровно сказал Мориурти, поглядывая на застывший в воздухе стол. – Этак-то и наш Фёдор может.
– А так? – спросил доктор.
С этими словами он опустил стол, начал расти и вскоре оперся макушкой в очень высокий потолок. При этом одежда и обувь жалобно трещали, не успевая увеличиваться в размерах вслед за хозяином. Фёдор невольно прикинул, что для нанесения удара в неприятельский пах теперь пришлось бы изрядно подпрыгнуть.
– Вставляет, – искренне прокомментировал профессор, глядя на Хаоса снизу вверх. – Послушайте… м-м… ваше императорское величество! Нельзя ли вернуться к прежним габаритам? Неудобно общаться, шею сломать можно.
– То-то же, – произнёс доктор.
С этими словами он стал уменьшаться, и вскоре вернулся к обычным размерам.
– А теперь, – сказал он, – мы спустимся на четвёртый этаж. Это жемчужина замка, моя гордость!
– Чем гордимся? – подозрительно спросил Лефтенант.
– Четвёртый этаж – это экспериментальная площадка. Помните, я говорил вам о развилках истории? Здесь я как бы разминаюсь, моделирую узловые исторические ситуации и разворачиваю традиционный ход событий на сто восемьдесят градусов.
– Это как? – спросил Фёдор.
– На сто восемьдесят градусов – значит, с точностью до наоборот. Впрочем, что объяснять? Сейчас увидите сами. Только ничему не удивляйтесь. И не пугайтесь тоже…
Глава двадцать первая
Бестиарий доктора Хаоса
Этаж был как этаж – с длинным и широким слабо освещённым коридором. Впрочем, к царившему во дворце полумраку участники экспедиции притерпелись. Трудно заподозрить, что Хаос экономит на лампочках, поэтому оставалось предположить, что он просто-напросто любит приглушенный свет.
По обеим сторонам коридора, словно в гостинице или общежитии, тянулись двери. Каждая из них была снабжена табличкой с надписью. Фёдор на ходу читал: «Фридрих Энгельс отказывается содержать Карла Маркса и советует ему заняться адвокатурой», «Робеспьер прекращает террор, чтобы рука об руку с Дантоном приступить к строительству мирного буржуазного государства», «Гаврила Принцип, промахнувшись в эрцгерцога Фердинанда, срывает начало Первой мировой войны»…
– Это что? – озадаченно спросил боец, который с историей и её персонажами знаком был довольно слабо.
– Это, мой юный друг, те самые развилки, о которых я говорил, – снисходительно сказал Хаос. – За каждой дверью – фрагмент смоделированного исторического процесса. Только история там развивается по другому направлению. Направление задаю лично я. Ну, вот, например, – доктор ткнул пальцем в дверь напротив. – За этой дверью великий русский князь Владимир в конце десятого века принимает решение отказаться от язычества на Руси в пользу не христианства, а ислама. В реальности такое вероятие существовало, но не сбылось. А если бы осуществилось? Какой могла стать Русь и куда пошла бы?..
- Святой Рейтинг - Александр Григорьевич Домовец - Боевая фантастика / Повести / Периодические издания / Юмористическая фантастика
- Смерть секретарши - Борис Носик - Повести
- Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына - Алексей Писемский - Повести
- Там могут водиться люди - Евсей Рылов - Боевая фантастика / Попаданцы / Повести
- Никакой настоящей причины для этого нет - Хаинц - Прочие любовные романы / Проза / Повести