ГЛАВА XXXV
ФАРХАД НА ПИРУ У МИХИН-БАНУ
Ширин тоскует.
Михин-Бану приглашает Фархада на пир.
Десять ученых дев.
Здравица Ширин за Фархада и за ее любовь к нему
ГЛАВА XXXVI
СВАТОВСТВО ХОСРОВА
Иранский шах Хосров Парвиз ищет новую жену.
Сообщения гонцов о красавице Ширин.
Советник шаха Бузург-Умид.
Отправка посла к Михин-Бану
ГЛАВА XXXVII
МИХИН-БАНУ ОТКАЗЫВАЕТ ХОСРОВУ
Приход иранского посла.
Неожиданное предложение.
Объяснение с Ширин. Пир в честь посла.
Мудрый отказ Михин-Бану. Гнев Хосрова
ГЛАВА XXXVIII
НАШЕСТВИЕ ХОСРОВА НА СТРАНУ АРМЕН
Крепость Михин-Бану.
В ожидании осады. Фархад на вершине скалы.
Хосров осматривает крепость.
Два метких камня Фархада
Войска стихов построив на смотру,Поэт в поход повел их поутру.
* * *
Парвиз, поднявший гнева острый меч,Решив страну армян войне обречь,
Собрал такую силу, что и самНе ведал счета всем своим бойцам.
За войском поднимавшаяся пыльМрачила светоч дня за милем миль,
Скажи — совсем затмила светоч дня,Сознанье неба самого темня.
Не помнил мир неправый, чтоб походНастолько был несправедлив, как тот!
Немного дней водил Парвиз войска, —Увы, была страна Армен близка…
Тревоги весть летит к Михин-Бану,Что вторгся неприятель в их страну,
Что он потоком грозным хлынул… нет, —Какой поток! То море страшных бед!
Какое море! Ужасов потоп!Нет ни дорог свободных и ни троп…
Бану не растерялась: в ней давноСозрела мысль, что горе суждено.
И был начальник крепости умен —К осаде крепость приготовил он.
А крепость, простоявшая века,Была и неприступна и крепка,
Но так ее сумел он укрепить,Что крепче и кремлю небес не быть.
Дорога, по которой в крепость шлиАрбы с пшеницей, с сеном той земли,
Напоминала неба Млечный Путь,Покрытый звездной зернью вечный путь.
За крепостной стеной, что вознесласьЗубчатым гребнем в голубой атлас,
За каждым из зубцов — гроза врагам —Сидел не просто воин, — сам Бахрам!
Рвы доходили до глубин земных,И так вода была прозрачна в них,
Что по ночам дозорным со стеныБывали звезды нижние видны.[66]
Вся крепость так укреплена былаИ так припасами полна была,
Что даже и небесный звездомолЛет в сто зерна б того не промолол.
Как звезд при Овне — было там овец,Коров — как звезд, когда стоит Телец.
Описывать запасы всех одеждНет смысла нам, — а счесть их — нет надежд…
Теперь Бану заботилась о том,Чтоб власть в народе укреплять своем.
А пери думу думала одну —Она с военачальником Бану
Фархаду в горы весть передала:Мол, таковы у них в стране дела, —
Его судьба, увы, ее страшит,Пусть он укрыться в крепости спешит.
Не думал он в укрытие засесть,Но, чтоб обиды пери не нанесть,
Он все же нужным счел туда пойти,Но с тем, чтоб не остаться взаперти…
Над крепостью была одна скала —Быть башней крепости небес могла.
На ней Фархад решил осады ждать,Чтоб камни в осаждающих метать…
* * *
А между тем туда спешил Хосров,Придя, войска расположил Хосров
От места укрепленного тогоВ полмиля расстояния всего,
А сам со свитой выступил в объезд —Обозревать твердыню здешних мест.
Внимательно он местность изучал,На крепость взоры часто обращал,
Обдумывал, рассчитывал, но взорНе крепость видел на высотах гор,
А небо на земле. Как небо взять?Где силу и дерзанье где бы взять?
Так размышлял и каялся Парвиз,Но не совсем отчаялся Парвиз:
В походе пользы, может быть, и нет,Но сожаленья путь — не путь побед.
Хосров на ту скалу направил взгляд,Где на вершине пребывал Фархад,
Как жемчуг драгоценный на челе.Хосров его заметил на скале,
И, словно сам в себя вонзил кинжал,Он, к свите обратившись, так сказал:
«Осведомьтесь, кто дерзкий тот храбрец —Угроза и смятение сердец!»
Погнал коня один из тех людей,К скале приблизился и крикнул: «Эй!
Желает знать великий шах Парвиз,Кто ты такой? Чем занят? Назовись!»
И так Фархад ответил со скалы:«Себе не стану расточать хвалы.
Я к именитым не принадлежу, —Я именем своим не дорожу,
Оно мне чуждо стало, — нет, оноИсчезло — в прах, в золу превращено
Огнем любви, в котором весь сожжен,Я своего же существа лишен.
Но люди легкодумны, — потомуНебытию не верят моему, —
И, прах мой поминая, не в укор,Фархадом именуют до сих пор…»
От столь глубокомудро-скорбных словЧуть не лишился разума Хосров.
И, ревностью сжигаем, думал шах:«Есть сладость в этих мыслях и словах,
Красноречив соперник мой Фархад,Но в сахаре он мне подносит яд,
Убить змею шипучую — не жаль:Не ползай и при случае не жаль!
Чтоб не вонзился терний в ноги, — прочь!Он мой соперник, — и с дороги — прочь!
Пришла пора стянуть на нем аркан,Пробить ему в отходный барабан».
И кликнул шах: «Эй, люди, кто храбрей!Ко мне его доставьте поскорей…»
Увидел с высоты своей Фархад,Что мчится в десять всадников отряд,
И громко закричал оттуда вниз:«Эй ты, сардар! Хосров ли ты Парвиз
Иль не Хосров, но уши ты откройИ вслушайся в мои слова, герой!
Своих людей ко мне ты с чем послал?Когда б меня ты в гости приглашал,
То разве приглашенья путь таков,Что требовал бы сорока подков?
А если смерти ты меня обрек,Мне это — не во вред, тебе — не впрок,
И грех пред богом и перед людьмиЗа десять неповинных жертв прими.
Ты волен мнить, что это похвальба.Однако шлема не снимай со лба:
Метну я камень в голову твою —И лунку шлема твоего собью.
Вот мой привет! И вот — второй! Проверь:Сбиваю с шлема острие теперь».
Фархад метнул за камнем камень в шлем —И лунку сшиб и острие затем.
Сказал: «Вот подвиги людей любви!Ты видел сам и воины твои,
Как меток глаз мой, как сильна рука:Так уведи скорей свои войска,
Иначе — сам себя же обвиняй:Всех истреблю поодиночке, знай!
Хоть пощадил я череп твой, а все жИ сам ты головы не унесешь.
А потому благоразумен будь —И с головой ступай в обратный путь.
И милосердью ведь пределы есть:Не вынуждай меня, сардар, на месть.
Я не хочу, чтоб каждый камень мойСтал неприятельскою головой.
Но мне, в себе несущему любовь,Я верю — бог простит и эту кровь.
Тебя он шахом сделать захотел,Мне — прахом быть назначил он в удел,
Однако дело, коим занят шах,Стократ презренный прах в моих глазах.
Дорогой гнета день и ночь скача,Конем насилья все и всех топча,
Ты тем ли горд, что кровь и произволТы в добродетель царскую возвел?
Моею речью можешь пренебречь,Но страшно мне, что ты заносишь меч
И тучу войск на ту страну ведешь,Куда тебя вела любовь… О, ложь!
Свои уста, язык свой оторви —Ты говорить не смеешь о любви!..»
Рассерженный Хосров остался нем.Фархад пробил сначала камнем шлем,
Теперь, произнеся такую речь,Вонзил он в сердце шаха острый меч.
И, в сердце уязвлен, Хосров ушел,К своим войскам он, зол, суров, ушел.
* * *
Войска печали, кравчий, отзови!И шах и нищий — все равны в любви,
Любовь для нас, как власть царям, — сладка,Но есть соблазн и в доле бедняка.
ГЛАВА XXXIX