Читать интересную книгу Освободитель - Виктор Суворов

– А ничего погодка, сержант.

– Так точно, товарищ капитан.

– Только дождь, наверное, к вечеру будет.

– Наверное, товарищ капитан. – Сержант никак не мог понять, – куда капитан клонит. – Надоели они, дожди-то.

– Надоели, – согласился капитан. – На «шкоде», говоришь, подъехали?

– Так точно

– А где ж следы? Грунт-то мокрый.

Капитан тоже был разведчиком, и обмануть его было совсем не просто. Правда, и накладывать пятно на свою роту капитан тоже не хотел.

– Вот что, сержант, там, где ведро жгли и где оно к мотоциклу летело, землю надо перекопать, вроде масляные тряпки после чистки в землю закапывали… И затоптать все кругом надо, в остальном стойте на своем.

– Есть, стоять на своем!

– И передай старшему сержанту, пусть сопли не развешивает, коли контрреволюционера тяпнул по черепу, так не хрен же переживать!

Ни комиссии, ни особисты в эти дни во взводе не появлялись, видать, забот было и без того много. Командир роты тем временем написал рапорт о боевых потерях при столкновении с вооруженными контрреволюционными элементами, состоящими на службе у империалистических разведок.

Командир батальона, повертев рапорт в руках, лукаво улыбнулся:

– Все хорошо, я тебе все подпишу, только ты все заново перепиши, добавишь, что на мотоцикле лежал еще противотанковый гранатомет «РПГ-7В». Номер во второй роте узнаешь. Они его, прохвосты, еще в Польше в болоте утопили, а достать не смогли.

Капитан хотел было возразить, но, перехватив взгляд комбата, только хмуро буркнул:

– Есть переписать!

Рапорт пошел по инстанциям, каждый раз возвращаясь для переписывания.

Когда рапорт дошел до начальника тыла Прикарпатского фронта, который в конце концов подписывал все рапорты о боевых потерях, то его воображению предстала некая чудо-машина, созданная на базе разведывательного мотоцикла «М-72». Чудесная машина была вооружена пулеметом и противотанковым гранатометом, она имела два активных ночных инфракрасных прицела, дальномер-прицел, радиостанцию «Р-123». Машина, видимо, предназначалась для действий в условиях Заполярья, так как на ней находились два новеньких дубленых полушубка, а сзади была прилажена 200-литровая бочка со спиртом. К сожалению, все это сгорело при столкновении с контрреволюцией.

Генерал покрутил рапорт в руках.

– Верните рапорт обратно, пусть перепишут и добавят вот это. Что еще?

– В 128-й дивизии БТР с моста свалился.

– В результате столкновения с контрреволюцией?

– Так точно.

– Это лучше. Давайте рапорт.

А заместитель командира взвода старший сержант Мельник получил медаль за смелые и решительные действия при отражении налета. Про него даже в газетах писали.

«Полет»

Район города Кошице

Начало сентября 1968 года

Еще в самые первые дни освобождения, когда перемещение войск происходило почти непрерывно, наш батальон остановился ночью у какого-то совсем небольшого городка с маленьким заводиком. Батальон ночевал прямо в поле у городка с соблюдением всех мер предосторожности, выставив боевое охранение и подвижные патрули.

Утром выяснилось весьма неприятное обстоятельство. Заводик оказался не просто заводиком, а спиртзаводиком. Я еще вечером унюхал этот особый запах, стоявший над всей округой, да и другие офицеры не могли его не заметить. Но за минувший день все так устали, что немедленно уснули, как только представилась возможность.

А солдатики наши не спали и времени даром не теряли. Спиртзавод, как и все другие заводы Чехословакии, в те дни был остановлен. Но местные жители, не без умысла, конечно, ночью нашим солдатам путь на завод указали, ворота гостеприимно открыли и показали, как открыть соответствующие краны.

К утру все до единого солдата в батальоне были пьяными. Надо отдать им должное, никто не напился здорово. Каждый понимал, что до полевого трибунала – один шаг, а полевой трибунал работает по законам военного времени. Так что все солдаты были не пьяными, а выпивши, навеселе, под хмельком.

Командир батальона немедленно вывел всю колонну из этого проклятого места, оповестил вышестоящее командование о спиртзаводе, который был немедленно взят под особый контроль. На ближайшем привале был произведен грандиозный обыск. Оказалось, что все емкости, буквально любые предметы, которые могут содержать жидкость, были наполнены спиртом: все фляги, канистры, котелки, даже грелки в батальонном подвижном медпункте. Весь обнаруженный спирт был безжалостно вылит на дорогу. Все офицеры батальона были посажены вместо водителей боевых машин. И колонна тронулась. Офицеров, конечно, не хватило на все машины, и оттого многие бронетранспортеры шли по освобожденной стране слегка покачиваясь.

Уже к обеду все солдаты пришли в себя. Следующую ночь батальон провел в поле вдали от населенных пунктов. С утра мы почувствовали неладное. У большинства солдат глаза блестели, как масляные. Никто из них не был пьян, но каждый из них, несомненно, слегка выпил. Мы произвели обыск, каких еще не бывало, но ничего не нашли. В принципе ничего плохого в том, что солдаты понемногу выпивают, не было. Попробуй найди в советских уставах какое-нибудь запрещение на этот счет. И нельзя подобных запрещений в уставы вносить, ибо в боевой обстановке солдатам просто положено выпивать для храбрости.

Проблема заключалась в том, что обстановка была почти боевая, но приходилось выполнять чисто дипломатическую функцию: разгонять людей, не желающих освобождаться. А с нашим запахом этим заниматься как-то не совсем удобно. Если вражья пропаганда дознается, что 400 советских солдат выполняют свою благородную миссию под влиянием Бахуса, может получиться мировой скандал.

На следующее утро история повторилась, и на следующее – вновь.

Случилось так, что вся агентура ГБ и партии оказалась вовлеченной в общее дело, и местонахождение чудесного источника не выдавала. В Чехословакии, кстати, все они, слуги ГБ и партии, хвосты прижали и строчить рапорта совсем не спешили. Еще бы, все вокруг вооружены, нечаянно и застрелить могут или ночью танком сонного раздавить, по ошибке. Такая практика процветала повсеместно. Счеты сводили быстро, несмотря на разницу языков и интересов.

Командир батальона тоже не спешил докладывать о происходящем. Доложишь – на себя же беду накличешь. Он предпочитал искать сам, привлекая к поискам спирта всех офицеров батальона.

Было ясно, что запасы спирта в батальоне огромны: каждое утро минимум по солдатской кружке на каждого из 400 солдат. Батальон менял свое положение постоянно. Значит, спирт не в лесу, не в земле зарыт, а движется с нами. В наших машинах. А где? Мы обследовали все. Миллиметр за миллиметром. Даже проверили, не залит ли спирт в шины бронетранспортеров. Но и там его не было.

Если бы ежедневное пьянство происходило в одной моей роте, то мне бы грозили серьезные неприятности. Но это происходило и в соседних ротах. Поэтому я был спокоен. Вопрос о спирте волновал меня чисто теоретически: где же он, черт его побери, может быть спрятан?

Я совершенно категорически принял решение спирт найти. Чего бы мне это ни стоило. Чем бы ни пришлось пожертвовать. А жертвовать я мог всего лишь одной вещью, золотыми часами «Полет». Это была единственная дорогая вещь у меня. А что у советского лейтенанта может быть, кроме часов и расчески?

Часы были просто великолепные, и я давно приметил, что один из радистов взвода связи на мои часы поглядывал с немалым интересом. Не знаю почему, но этого радиста я считал жадным человеком, хотя почти и не знал его.

Во время обеда, когда вокруг полевого узла связи решительно никого не было, а радист, я это знал, дежурил внутри, причем один, я зашел на узел связи. Для командира роты посещение батальонного узла связи дело совершенно естественное.

Молча я снял с руки часы и протянул ему. Он смотрел на часы, не решаясь их взять, ожидая, что я потребую взамен. Как радист он, конечно, немного говорил по-русски. Без этого в связь не берут.

– Мне спирт нужен, – я запрокинул голову назад, – имитируя то, как люди пьют спиртное. – Понимаешь, спирт. – Я пощелкал себя по горлу, показывая, как он булькает.

Он закивал головой. Мусульманин, а ведь понимает. И, видимо, каждый день вместе со всеми принимает лечебный напиток.

– Десять литров, понимаешь, – я показал десять пальцев. – Десять.

Он быстро взял часы и сказал: «Вэчэр».

– Нет, – сказал я, – мне сейчас надо.

Он покрутил часы в руках и нехотя вернул их мне: сейчас нельзя.

Я положил часы в свой карман и медленно пошел к выходу, но у самой двери резко обернулся. Солдат с величайшим сожалением смотрел мне вслед. Я быстро достал часы и сунул ему в руку:

– Я сам возьму.

Он кивнул. Быстро замотал часы в носовой платок, сунул за голенище сапога и тут же шепнул мне на ухо одно всего лишь слово.

Я ненавидел его. И все же я еще перед тем, как зайти на узел связи, дал себе слово никому, включая командира батальона, не рассказывать о том, как я нашел спирт. Чтобы не раскрыть его, я не побежал в штаб батальона немедленно, а выждал несколько часов. И лишь к вечеру постучал в командирскую машину. Комбат сидел в величайшем унынии.