— Должно быть, трюк производит впечатление. Более сильное, чем ваши обычные фокусы за карточным столом?
— Сомневаюсь, мадам. — Локки сделал большой глоток. — Прежде всего, когда я буду исполнять этот трюк, мне не понадобится противостоять такому замечательному противнику.
— Вам не пытались отрезать ваш льстивый язык, мастер Коста?
— В нескольких городах — я мог бы их назвать — это стало любимым времяпрепровождением.
Гудение ос в клетке звучало все громче… все новые и новые особи выбирались на свободу… две, три, четыре… Локки содрогнулся, беспомощно глядя, как стремительные тени мечутся по клетке. Молодой человек пробовал сопротивляться, но, внезапно поддавшись панике, начал беспорядочно отбиваться. Одну осу он схватил перчаткой и раздавил, однако вторая впилась ему в спину. Парень вскрикнул, попытался прихлопнуть ее и изогнулся. Толпа в ужасе и ожидании смолкла.
Смерть была быстрой, но Локки не назвал бы ее легкой. Осы, облепив парня, жалили его, впивались когтистыми лапами в окровавленную рубашку. Одна сидела у него на груди, другая на руке, их брюшки зловеще поднимались и опускались… одна оса запуталась в волосах, еще одна впилась жалом юноше в шею. Дикие крики молодого человека перешли во влажные глухие звуки. Из его рта потекла пена, по лицу и груди струилась кровь; наконец он упал и задергался. Осы продолжали жужжать и ползать по телу, похожие на кровавых муравьев; они все еще жалили и кусали.
Легкий завтрак, съеденный на Вилле Кандесса, возмутился в желудке, и Локки пришлось крепко укусить себя за согнутый палец, чтобы усилием воли вернуть самообладание. Когда он опять повернулся к мадам Дюренне, лицо его было спокойно.
— Что ж, — сказала мадам Дюренна, помахивая четырьмя деревянными палочками, — неплохой бальзам на те раны, что у меня ноют с нашей прошлой встречи. Когда же я буду иметь удовольствие получить полную сатисфакцию?
— Мы ждем этого с нетерпением, — ответил Локки. — Но прошу извинить, нам нужно обсудить… кое-какие политические разногласия. И прежде чем мы уйдем, я хочу вылить остатки выпивки на человека, который стоил нам двухсот солари.
Мадам Дюренна изящно помахала рукой и, не успели Локки и Жеан отойти на два шага, достала из кожаной сумки свою серебряную трубку.
Когда Локки подошел к клетке, его снова затошнило. Зрители расходились, обмениваясь фишками и делясь впечатлениями. Последние несколько шагов к клетке он сделал уже совершенно свободно. Шум и движение в комнате продолжали будоражить ос. Когда Локки подошел, две осы с угрожающим гудением поднялись в воздух и повисли по ту сторону сетки. Их черные глаза смотрели прямо в глаза Локки. Локки невольно поежился.
Он как можно ближе наклонился к телу молодого человека, и три осы с той стороны немедленно устремились к его лицу. Локки выплеснул остатки напитка на покрытое осами тело. Позади громко засмеялись.
— Здорово, друг! — произнес пьяный голос. — Этот сукин сын обошелся мне в пятьсот солари. Помочись на него, пока ты там.
— Покровитель воров, — негромко и быстро заговорил Локки, — прими вылитое на смертную почву незнакомца без друзей. Повелитель храбрецов и глупцов, облегчи ему проход к Госпоже Долгого Молчания. Дьявольская смерть. Сделай это ради меня, и я постараюсь какое-то время ничего у тебя не просить. На этот раз я говорю серьезно.
Локки поцеловал тыльную сторону левой ладони и встал. После такого благословения он хотел оказаться как можно дальше от клетки.
— Куда теперь? — негромко спросил Жеан.
— Подальше от этих проклятых насекомых.
Небо над морем расчистилось, но на восточном горизонте виднелись облака; под лунами повисла жемчужная оболочка, подобная замерзшему дыму. Они шли по пристани, примыкающей к внутренней стороне Большой Галереи, и в лица им дул сильный ветер, пронося под ногами куски бумаги и другой мусор. Со стороны серебристой воды послышались корабельные склянки.
Слева от них, как колоссальный утес, ярус за ярусом поднималась стена из Древнего стекла, пересеченная шаткими лестницами, освещенными слабыми фонарями, чтобы те, кто поднимается и спускается, видели, куда ступают. На самом верху располагался Ночной Рынок и там же кончалась обширная крыша, покрывающая все ярусы; там она спускалась к морским волнам.
— Фантастика, — сказал Жеан, когда Локки завершил рассказ о встрече в кабинете Реквина. — Значит, теперь Реквин считает, что Страгос нацелился на него. Никогда раньше не помогал развязать гражданскую войну. Должно быть, забавно.
— У меня не было особого выбора, — ответил Локки. — Придумай-ка какой-нибудь другой разумный повод, чтобы Страгос заинтересовался нами. Было ясно, что без хорошего объяснения я отправлюсь в окно.
— Приземлился бы на голову, так нечего было бы бояться, кроме счета за разбитые булыжники. Думаешь, Страгосу следует знать, что Реквин не так уж слеп относительно его агентов, как считает сам Страгос?
— Пошел он, этот сукин сын!
— Не согласен.
— К тому же, насколько нам известно, Страгос действительно хотел бы уничтожить Реквина. Они далеко не друзья, и во всем проклятом городе назревают неприятности. А в графу «дебет» в гроссбухе, — продолжал Локки, — я заношу следующее: мне кажется, Селендри можно смягчить, по крайней мере немного. И кажется, Реквин действительно считает меня своим человеком.
— Это хорошо. Как ты считаешь, не пора ли отдать ему стулья?
— Да, стулья… стулья. Да, давай сделаем это до того, как Страгос решит еще раз нас подтолкнуть.
— Я забрал их со склада и могу привезти в любое время.
— Хорошо. Значит, отдам в конце недели. Не возражаешь, если мы пару дней не покажемся в Шпиле?
— Не возражаю. Но почему?
— Хочу раздразнить Дюренну и мадам Корвалье. Пока наше положение не стало более безопасным, я бы не хотел убивать вечера на то, чтобы напиваться и проигрывать. Если мы снова используем трюк с бета паранеллой, могут возникнуть подозрения.
— Тебе виднее. А что, если я потолкаюсь в других местах и попробую что-нибудь вынюхать об архонте и приорах? Думаю, знать о новейшей истории города следует больше.
— Отлично. А это что такое?
Оказалось, что на пристани они не одни: одинокие прохожие спешили по своим делам, под плащами рядом со своими привязанными суденышками дремали лодочники, а также было немало пьяниц и бродяг, радующихся любому убежищу. В нескольких шагах слева в тени груды ящиков сидела тощая фигура в рванье; рядом горела бледно-красная крошечная алхимическая лампа. Фигура прижимала к груди небольшой джутовый мешок и бледной рукой манила к себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});