— Почему? — спросил Бёртон.
— Претендент, который называет себя Роджер Тичборн, собирается опротестовать мое право действовать от имени семьи. И попытается удалить меня из дома. Изгнать. Как говорится, вышвырнуть. Однако, если он не Роджер Тичборн, мы возбудим против него уголовное дело. Суд. Присяжные. И так далее. Король против Претендента.
— Очень хорошо, — проворчал Траунс, — тогда к делу можно будет подключить Скотланд-Ярд.
— Давно пора! — согласился Лашингтон. — Я бы очень хотел знать побольше о том, чем этот парень, Претендент, занимался в Австралии, когда называл себя Томас Кастро!
— Будьте уверены, полковник: если начнется расследование, Скотланд-Ярд пошлет кого-нибудь в колонию.
— Полковник, — вмешался Бёртон, — может быть, это покажется вам незначительным и несвоевременным, но, как я уже говорил прошлым вечером, у меня есть очень веская причина осмотреть кухню. Уверяю вас, это связано с нашим делом. Вы не против?
Лашингтон озадаченно посмотрел на Бёртона, но кивнул, позвал Богля и попросил показать Траунсу, Бёртону и Суинберну место «под ступеньками». Там они обнаружили, что цокольный этаж особняка разделен на множество мелких комнатушек: спальни для слуг, гостиные, ванные, кладовые, склады угля, посудомойни и столовую. Кухня оказалась больше всех; туда выходили три кладовые, заполненные копченым мясом, кувшинами с провизией, мешками с мукой, сушеными бобами, сахаром, сырами, подсолнечным маслом, уксусом, овощами, бочонками пива и полками с бутылками вина.
— Пускай каждый возьмет по одной комнате, — предложил Бёртон. — Проверим стены и пол: поищем потайную дверь.
Он вошел в среднюю комнату и начал отодвигать мешки и кувшины, пробиваясь через холмы еды к оштукатуренной задней стене. Он слышал, как его товарищи делают то же самое в двух соседних комнатах. Он всё тщательно осмотрел, но ничего не нашел.
— Эй, капитан, иди сюда! — позвал Траунс.
Бёртон вышел из своей кладовой и вошел в правую.
— Что-нибудь нашел?
— Возможно. Что ты думаешь вот об этом?
Детектив-инспектор указал на самый верх задней стены, туда, где она упиралась в потолок. Поначалу Бёртон не увидел ничего необычного, но, присмотревшись, заметил тонкую темную линию, бегущую вдоль стыка.
— Хм-м, — пробормотал он и взобрался на бочонок пива. Опершись о стену, он пробежал кончиками пальцев по линии. Потом спрыгнул на пол. — Я совершенно не проголодался и не в состоянии ни проесть, ни пропить дорогу сквозь стену, несмотря на указание стихотворения. Давайте вынесем всё из кладовой на кухню и расчистим место.
Затем он позвал Суинберна.
— Что? — послышался голос поэта.
— Иди сюда и пролей хоть немножко пота.
Все трое быстро передвинули содержимое кладовой, обнажив заднюю стену.
— Линия продолжается вниз по краям и проходит через основание стены, — заметил Бёртон.
— Дверь? — спросил Суинберн.
— Другого объяснения не вижу. Впрочем, не вижу и никакого намека на дверную ручку.
Траунс уперся обеими руками в стену и надавил на нее.
— Ничего, — проворчал он, отступая.
Следующие несколько минут каждый надавливал на разные участки барьера. Потом проверили всё маленькое помещение, надеясь найти какой-нибудь рычаг или тумблер.
— Безнадежно, — проворчал детектив-инспектор. — Если и можно как-то открыть эту проклятую дверь, то только не отсюда.
— Возможно, мы что-то упустили в стихотворении? — заметил Суинберн.
— Возможно, — откликнулся Бёртон. — Сейчас лучше подняться наверх: мы же не хотим пропустить появление Претендента? Вернемся позже. Алджи, найди Герберта и расскажи ему о двери. Пускай послоняется здесь, пока мы будем заняты, а я попрошу повариху не заходить в эту кладовую.
Некоторое время спустя королевский агент и его товарищи присоединились к Лашингтону, Хокинсу и Дженкину в библиотеке. Полковник, покручивая кончики своих эксклюзивных усов, нервно шагал взад-вперед.
— Мистер Хокинс, — сказал он, — расскажите мне побольше об этом парне, Кенили.
— А это еще кто? — спросил Бёртон.
— Доктор Эдвард Воан Хайд Кенили, — сказал Хокинс, — адвокат Претендента. Он также считает себя поэтом, литературным критиком, проповедником и будущим политиком. Кроме того, он закоренелый «развратник», вхожий в их внутренний круг, который, как полагают, образовался вокруг нового предводителя, кем бы он ни был.
— Вот это да! — воскликнул Бёртон. — Действительно, очень занятно!
Раньше «развратников» возглавляли Лоуренс Олифант и Генри Бересфорд, «Безумный маркиз». В прошлом году Бёртон убил их обоих, и несколько месяцев во всей секте царил хаос.
— Но не Джон Спик, конечно! — пробормотал самому себе Бёртон. Недавние события стали бы более понятными, если предположить, что Спик руководит «развратниками» и использует их для поисков черных алмазов, но Бёртон пока не мог поверить в это. Его бывший партнер не обладал качествами лидера; кроме того, он был предельно консервативен и сдержан — в отличие от всех адептов философии «развратников».
Бёртон спросил себя, сумеет ли он выведать что-нибудь у адвоката Претендента.
— Занятный — это не то слово, каким я описал бы Эдварда Кенили, сэр Ричард, — заметил Генри Хокинс, — я бы использовал слово спятивший. Совершенно сумасшедший! И к тому же грубое животное. Десять лет назад он заработал месяц тюрьмы за физическое насилие против собственного шестилетнего сына: избил мальчишку до полусмерти и едва не задушил. Еще его обвиняли в нападениях на проституток, хотя так и не осудили. Он очень активный последователь маркиза де Сада и верит, будто страдания ослабляют социальные ограничения и высвобождают дух.
Траунс поглядел на Суинберна, который в ответ нахмурился и пробормотал:
— Некоторые причиняют боль, а некоторые наслаждаются болью, инспектор.
— Он также придерживается довольно бестолкового течения в богословии, которое утверждает, будто высшая сила начинает изменять мир. Мы находимся, утверждает он, на тонкой грани между двумя великими эпохами, причем трансформация одной в другую вызовет социальный апокалипсис, который сбросит нынешнюю элиту и отдаст власть в руки рабочего класса.
Бёртон невольно поежился, вспомнив пророчество графини Сабины и ее последующее странное видение.
— Он опубликовал множество многоречивых и бессмысленных текстов, в которых объясняет свою веру, — продолжал Хокинс. — Но если вы спросите меня, то извлечь из них можно лишь одну полезную информацию: их автор эгоист, фанатик и фантазер. В целом же, джентльмены, наш соперник очень опасен и непредсказуем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});