— И что вы здесь делаете? — он пересаживал пламя со свечи на свечу, пока свечи не закончились.
— Она ведь рассказала, — Аргейм опустился на колено, подставляя шею.
— Рассказала. Но мне интересна ваша версия. Итак, что вы здесь делаете?
— Указываем шлюхе на ее место, — Теора, старшая повариха, выросшая при доме и дому служившая верно... сколько лет? Много. Ее зычный голос частенько проникал сквозь запертые двери кухни. А с ним, вечным спутником, аромат корицы и свежей сдобы. — А то ишь, раскомандовалась...
Она смотрела с вызовом, верно, полагая, что слишком нужна этому дому, а потому избежит наказания. Или то будет не слишком серьезным.
Почему она?
Ведь не злая же. Подворовывала, конечно, продукты. Цены завышала, откладывая разницу на приданое четырем беспородным дочерям. Пристраивала на теплые местечки бесконечную череду племянников и племянниц.
Но ненависти в ней Виттар не замечал.
Смотрел плохо, наверное.
Или дело не в ненависти, а в том, что появился кто-то, кто мешает жить прежним порядком?
— Леди Торхилд выполняет мое поручение. И обладает той полнотой власти, которой я счел нужным ее наделить. Ты хочешь сказать, что я ошибся в выборе?
У нее хватило ума отвести взгляд.
— Но она же...
— Это не твоего ума дело. Что до столь неосторожно использованного тобой термина, — Виттар подошел достаточно близко, чтобы сквозь лимонную завесу пробился привычный, корично-сдобный аромат. — То не от тебя ли, несмотря на наличие мужа, каждую неделю пахнет новым мужчиной? Ты уволена.
— Что?
— Ты уволена, — повторил Виттар. — В моем доме нет места для тебя.
Ей все еще казалось невозможным то, что ее могут уволить. Тиора слишком привыкла к незыблемости своего положения.
— Завтра ты вернешься к супругу и сделаешь так, чтобы я больше не вспомнил о твоем существовании. Твоем и твоих со-родичей.
Прислуги в доме поубавится. И вряд ли родня, прежде столь ценившая Тиору, простит ей это изгнание. Да и ей самой в деревне нелегко придется.
— Пошла вон.
Она выскочила за дверь, не удосужившись эту дверь придержать.
— Ты, Аргейм, скажи, чем эта девочка настолько тебя обидела?
Молчание.
— И почему я не должен тебя убивать?
— Из-за нее? — он все-таки ответил.
— Из-за того, что ты поставил под сомнение мою власть. Надежность данного мною слова. Если ты и вправду хотел бросить вызов, следовало обратиться напрямую.
Он не был глуп, но только сейчас понял, во что его втянули. И теперь уже ему шутка перестала казаться смешной.
— Я... не пытался бросить вызов.
Стеклянный флакон Виттар нашел там, где сказала Тора — в ящике стола.
— Ты принес?
— Я, райгрэ. Это не яд, райгрэ.
— Тебе Тиора сказала? И ты ей веришь?
— Да, райгрэ.
— Тогда пей, — Виттар не без труда вытащил пробку.
— Но...
— Пей. Если Тиора не солгала — твое счастье. Если солгала, то глупость заслуживает наказания.
Аргейм осушил содержимое флакона одним глотком.
— Иди. Завтра ты лично проследишь, чтобы и следа Тиоры не осталось в моем доме. Ее и всех, кто принимал участие. Или не проследишь.
Остался Крайт. Он стоял на коленях, склонив голову, но жалкий вид не вызывал жалости.
— Ну, а ты что скажешь?
— А что вы хотите услышать? — отчаянный выпад, за которым обычно следовал подзатыльник или, в исключительных случаях, визит на конюшню.
— Например, понравилось ли тебе. Ты, наконец, нашел кого-то, кто слабее тебя и не способен ответить. Пинали тебя. Пинаешь ты. Все закономерно.
Губы щенка дрожат от обиды. Конечно, он ведь шел справедливую месть вершить.
— Она... ей...
Виттар не торопит.
— Лучше смерть, чем обесчестить себя...
— Кто сказал?
Крайт и сам не знает, но кто-то сказал, и сказанное показалось верным. Когда же он думать-то научится? Что ж, порка бывает разной.
— Крайт, — Виттар присел на кровать, — а если бы твоя сестра выжила после того, как с ней альвы поигрались, ты бы тоже потребовал от нее умереть? Ну, чтобы род не бесчестила? А если бы отказалась?
Мальчишка и дышать перестает.
— Сам бы убил, да?
Больно? Ничего, переживет.
— Что со мной будет, райгрэ? — тихо спросил Крайт.
— Ничего.
— Но...
— У меня нет желания тебя наказывать, как нет желания и дальше с тобой возиться. Делай, что хочешь. С этой минуты ты сам в ответе за себя.
Он старался возвращаться тихо, но Тора услышала, вскинулась, пытаясь спастись бегством, и удерживать ее пришлось силой. Она все-таки затихла, обняв его, прижавшись всем телом. И стоило признать, что Виттару это понравилось.
Оставалось мелочь: вытряхнуть девчонку из ее кокона.
Глава 16. Театр
Платье было прекрасно.
Из мерцающей нежной тафты, строгого и вместе с тем изящного кроя, оно село на Торхилд почти идеально. Но портниха все равно осталась недовольна. Ее помощницы суетились, подавая булавки, нитки и тончайшие шелковые ленточки, которые спешно дошивались на корсаж.
— Не торопись, — приговаривала портниха, хотя Торхилд и не думала торопиться, она стояла перед огромным зеркалом, рассматривая собственное в нем отражение. — Сейчас минуточка и сделаем из тебя куколку... еще минуточка...
Минуточка следовала за минуточкой.
Эта седовласая женщина не шила — рисовала тканью по ткани, создавая мягчайшие складки, позволяя тафте раскрыть все оттенки цвета. И приподнятая верхняя юбка более не мешала кружевной пене нижней. Ловкие пальцы крепили на кружеве оттенка экрю жемчужины.
— Ну поглянь, ну разве ж не куколка? — портниха то и дело отступала, оценивающим взглядом окидывая собственное творение. И вновь кидалась исправлять некую одной ей заметную мелочь.
А Тора с трудом сдерживала дрожь.
Сегодня ей все-таки придется выйти из комнат райгрэ.
И даже из дома.
Нет, Тора понимала, что вечно прятаться не сможет. Она сама бы справилась. Завтра. Или послезавтра. Или еще чуть позже, но... чтобы вот так быстро.
Неожиданно.
Почему именно сегодня?
— Повернись-ка, куколка, — портниха сама развернула Тору, и отражение послушно повторило маневр. — А и красавица...
Наверное. Та женщина, в зеркале, не была Торой.
Вот Хильда могла бы так выглядеть.
Высокая. С узкой талией, затянутой до идеальных шестнадцати дюймов, высокой грудью, пожалуй, излишне открытой вырезом платья, и длинной шеей.
Ей к лицу был бледно-лиловый цвет.
Роскошь наряда привычна.
Хильда умеет держать лицо и уж точно не испугается такой мелочи, как открытая дверь... коридор или даже улица. Чужие взгляды. Ей они даже нравятся, потому что Хильда знает — она красива. Это ли не главное ее достоинство?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});