вздох.
— Да, богаты… Не так уж и богаты. Если спросить, что хуже всего на свете, многие, наверное, ответят… богатство. Оно лишает покоя. Вся жизнь подчинена тему, чтобы копейка превратилась в рубль. Не знаешь ни сна, ни отдыха. Ни о чем другом не думаешь, кроме того, как подешевле купить и подороже продать. А взять и спросить у самого себя: кому все это нужно?.. Ведь на тот свет не унесешь!..
Так перед Майей открыл свою душу один из тех, кто разбогател, но счастья так и не познал — оно обошло его стороной…
Майя родила сына. Спустя две недели крестный отец Иннокентий свозил младенца в Предтеченскую церковь и окрестил. Ребенка назвали Семеном.
Крестный отец раскошелился, приказал сшить своему крестнику целую дюжину рубашек, купил кроватку, тележку, одеяло, подушек. Отцу ребенка, Федору, подарил шапку из красных лисиц, камусы из лап черных оленей и теплую шубу. Майе купил голубое шелковое платье и черную суконную шубу.
Бездетные Иннокентий и его жена всем сердцем привязались к Семенчику. Старики целыми часами просиживали у его постельки, волновались и переживали, когда он плакал, не знали, чем и как его успокоить, утешить.
До года Семенчик рос хилым, болезненным, плаксивым, часто простуживался, а потом вдруг выровнялся, окреп, стал спокойным и здоровым ребенком.
Майя была на седьмом небе от счастья, в доме с утра до вечера не смолкала песня. Молодая мать везде успевала, и все были довольны.
Вечерами Майя, укладывая спать сына, пела:
Сомкни глазки, мой хороший,
Усни скорей, мой пригожий.
Ты ножками натопался,
Набегался, нагулялся.
Теперь спать пора…
Баю-баю-баюшки…
Засыпайте, мотылечки,
Травка, листики, цветочки…
Засыпайте, звери, птицы.
Торопись в тайгу, волчица,
Убаюкивать волчат,
Им ведь тоже пора спать.
Баю-баю-баюшки…
Сомкни глазки, мой хороший,
Усни скорей, мой пригожий…
Семенник лежал в зыбке и, слушая песню, улыбался во весь рот. Мать пела до тех пор, пока ребенок не засыпал.
II
Теперь Майю нельзя было узнать. Куда девались усталый, загнанный взгляд, тяжелая походка, худоба, бледность. Майя порозовела, кожа стала мягкой, нежной, движения — быстрые, полные грации, фигура изящная, словно точеная. Старики часто любовались своей работницей и жалели, почему эта красивая, обходительная молодка не их дочь.
В дом купца часто наезжали гости прошеные и непрошеные, ночлежники. Но Майе все равно дом казался пустым и тоскливым, когда Федор находился в отъезде.
В один из зимних вечеров к Иннокентию на ночь попросился якут, одетый в черную суконную шубу на меху из лисьих лап. Был он моложавый, среднего роста, очень бойкий, подвижный, с пышными, черными волосами.
Как только ночлежник вошел в дом и стал снимать с себя шубу, Иннокентий сказал Майе:
— Скорее поставь самовар. Иван Семенович, наверно, замерз.
Приезжий улыбнулся, потер ладони, подвигал руками, словно крутя мутовку, и приятным басом сказал:
— Холод на дворе… Но я не так уж и замерз. Впрочем, от чая не откажусь.
Майе ночлежник не понравился. Какой-то суетливый и, наверно, взбалмошный, напускает на себя важность.
Выходя из комнаты, Майя услышала, как Иннокентий спросил у гостя:
— Как у тебя нынче, Иван Семенович, идут тяжебные дела? — Таким тоном спрашивают: «Какие у вас нынче виды на урожай?»
На родине Майи, в Вилюйском округе, всю жизнь тяжебными делами занимался господин Баскаков. Он был юрист в всегда начатое дело доводил до конца. О нем ходила добрая слава, многих он защитил от несправедливости. «Может, и наш ночлежник такой человек? — подумала Майя и вспомнила о фальшивых векселях. — Не поговорить ли с ним насчет проделки Яковлева? Может быть, он согласится заняться этим делом? Но найдешь ли управу на улусного голову?..»
Когда Майя вышла, гость спросил у хозяина:
— Это что за красотка? Откуда она взялась?
— Это наша служанка.
Иван Семенович несказанно удивился:
— Да она же писаная красавица, и пошла в батрачки?! Хотите, в течение недели выдам ее замуж за богача?..
— Опоздал, голубчик, — ответил Иннокентий. — Она уже замужем, имеет сына.
Как бы в подтверждение слов хозяина в боковой комнате заплакал ребенок. Майя перепеленала сына и вынесла его в комнату.
Купец заулыбался, протянул руки:
— Семенчик, маленький мой, иди ко мне!..
Человечек ответил широкой улыбкой во весь беззубый рот, но к крестному не пошел — стеснялся чужого, а может, боялся.
Майя отнесла ребенка в другую комнату, быстро вернулась и стала собирать на стол.
Когда она вышла, Иван Семенович опять спросил у Иннокентия:
— А где ее муж?
— Работает у меня. Сейчас он возит мои грузы из Олекмы в Мачу и там сдает их купцу Шарапову. Вернется не скоро, весной.
— Откуда она у вас появилась?
— Ты, наверно, помнишь Федора, он давно, лет десять назад, жил у меня. Я его часто брал с собой в поездки… Вот-вот, конечно, помнишь. Потом его у меня отобрал прежний хозяин, голова Яковлев. Но Федору, видно, не сладко там было, и он опять сбежал от Яковлева.
— Вместе с женой?
— Да. С той поры и живут они у меня. И ребенок у них тут родился.
Из рассказа хозяина было неясно, каким образом эта красавица вышла за батрака.
— Вы не знаете ее родословную? Из каких она мест?
Иннокентий ничего о ней не знал, кроме того, что она из Вилюйского округа. Раза два или три он пробовал расспросить Майю о ее родителях, но всякий раз она ловко переводила разговор на другое, и хозяин так ничего не узнал. И гостю ничего не мог ответить.
— Странно, — не переставал удивляться Иван Семенович. — Наружность у нее незаурядная, бросающаяся в глаза, а вышла за батрака. Да в России с такой наружностью она стала бы графиней, княжной, ходила бы в гарусе, шелках!..
Иннокентий ничего не ответил. Он неграмотный, темный человек. Откуда ему знать, как там бывает у русских?!
Майя внесла кипящий самовар, поставила на стол.
Чай пили молча. После чая хозяин не стал засиживаться, извинился и вышел к больной жене.
Майя стала убирать посуду. В комнате остались Иван Семенович с Майей вдвоем.
— Можно у вас спросить? — осторожно начал ночлежник. — Только, пожалуйста, не удивляйтесь.
Майя холодно посмотрела на ночлежника и сказала:
— О чем вы хотите меня спросить?
Видавший виды Иван Семенович оробел, но чтобы не подать вида, как будто между прочим спросил:
— У вас есть родители?
Майя удивленно пожала плечами, не зная, что ему ответить. «Зачем ему