Читать интересную книгу Функции памяти (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Но реакция даже на такое потрясение не может быть одинаково острой постоянно. Через некоторое время я умолкла, потом перестала трястись и плакать, а потом вообще все эмоции как-то поблекли, потускнели. Напряжение ушло, осталось чувство опустошённости. Несмотря на отличное физическое состояние, я чувствовала себя настолько вымотанной, словно несколько суток шла по болоту.

— И как я теперь родителям покажусь?! — пробормотала со вздохом. — Слетала в отпуск. Плюк! Вернусь хвостатым чудовищем…

— Ты очень красивая, — возразил Нидар и выразительно потёрся носом о мой висок. Я нервно дёрнула щекой, расправляя замявшиеся вибриссы.

Вин!

— Ага, особенно хвост! — хохотнула нервно.

— Прекрасный хвост, — убеждённо заявил харр. — Мне очень не хватало его всё это время.

— Тебе? — озадачилась я. — Какое тебе дело до моего хвоста?

— А как еще было тебя понять?

— Чего? — растерялась я и запрокинула голову, чтобы заглянуть в лицо мужчине. Моя собственная странная память никаких пояснений по этому вопросу не содержала.

Нир улыбался — тепло, ласково, и выглядел при этом страшно довольным. Кажется, лично его всё устраивало, причём настолько, что изобразить сочувствие не получалось даже из вежливости.

Впрочем, о чём я! Он же харр, ему наша вежливость…

— По хвосту легко определить отношение, — охотно пояснил рыжий. — Когда от него отвлекаешься и не думаешь о нём, он выдаёт подлинные чувства. Когда рядом кто-то, к кому хочется быть ближе, он это показывает. Норовит обвить чужую руку, ногу, а лучше всего хвост. И если интерес взаимный, это сразу видно, — он выразительно шевельнул хвостом, наверное, имея в виду тесное переплетение наших конечностей. — Как урши без хвоста определяют, нравятся они друг другу или нет?

— Методом проб и ошибок, — проворчала я, вновь зажмурилась и уткнулась лбом в шею мужчине. — Я схожу с ума. Или уже сошла?

— Всё будет хорошо, — уже привычно мурлыкнул этот хронический оптимист и опять принялся гладить меня по голове.

— Теперь понимаю, почему ты постоянно это делаешь. Для вашего вида это действительно очень приятно. Наверное, есть какие-то особенно чувствительные нервные окончания, — заметила я негромко.

— Делаю что? — озадачился Нир.

— Гладишь меня по голове. Вин! Что мне теперь делать, а?

— С чем?

— Со всем этим! — раздражённо огрызнулась я. — Кардинальная генетическая перестройка организма, да ещё автоматически… Твои предки были круты, у нас такое не лечится! А эта дрянь обратной процедуры не знает…

— Хорошо.

— Чего хорошего-то? — возмутилась я. — Мне страшно на себя в зеркало смотреть, и лапы меня эти пугают, и хвост, и… Плючья автоматика!

— Ты красивая, — спокойно возразил он. — И была, но теперь особенно. А главное, теперь ты уже точно моя.

Я набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться длинной матерной тирадой — и шумно выдохнула.

Всерьёз злиться на Нидара не получалось. Конечно, вся эта дичь случилась не без его участия, но обвинять его было бы жестоко и глупо. Просто стечение обстоятельств и слишком надёжная автоматика. И слишком продвинувшиеся в генетике древние харры.

Я не знала, что именно и почему произошло, пихать такие подробности в мою голову не нашли нужным, но на каком-то этапе развития у этих разумных начались проблемы с рождаемостью. Гибли эмбрионы с женским набором хромосом, причём гибли на ранних стадиях развития и даже в пробирках, невзирая на все ухищрения.

Зато нашёлся другой выход: харры научились изменять по собственному образу и подобию близкородственные виды, самым подходящим из которых оказались люди. Откуда и как хвостатые брали моих сородичей, автоматика не сообщила. Пробовали изменять и детей разного возраста, но, на удивление, лучший результат и минимальные потери давала модификация именно взрослых, полностью сформировавшихся организмов.

А главное, такие вот мутантки стабильно давали здоровое потомство обоих полов. И для достижения наилучшего результата изменения производились «под заказ», с настройкой на конкретного партнёра. Он сдавал биоматериал, что Нир умудрился сделать незаметно для себя, наверное просто пощупав в храме что-то не то, а специалисты потом аккуратно подгоняли геном. Старались при этом вносить как можно меньше изменений, то есть не изменяли, например, цвет волос, кожи и форму груди в соответствии с требованиями заказчика, а корректировали только тот обязательный минимум, который повышал вероятность появления здорового потомства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Обычно жертвам эксперимента аккуратно подправляли ещё и психику, во избежание конфликтов и истерик. Только контролировал это не компьютер, а живые сотрудники. Личность и разум считались слишком тонкой материей, чтобы автоматизировать воздействия на неё. То есть какие-то шаблоны имелись, но применимые только для совсем примитивных ступеней развития, да и то — ограниченно. К счастью, современное человечество в целом и я в частности стояли заметно выше, поэтому голову мою оставили в покое, только добавили полезной информации. Немного.

Местный искин дал понять, что согласен продолжить общение со мной и ответить на вопросы, только — позже, когда приду в себя. Он вкладывал информацию напрямую в мозг, но, во-первых, не мог делать это мгновенно, потому что мгновенная передача большого объёма неизбежно привела бы к летальному исходу, и не мог делать это неограниченно долго — по той же причине. Мозгу требовалось «переварить» вложенное, а для этого — много отдыхать. Да и навык такого вот непосредственного обмена информацией тоже нарабатывался постепенно. А заботу о здоровье древние харры заложили в искин как одну из базовых установок. Мне же после «операции» отдых требовался особенно.

— В общем, ты был прав, — вздохнула я. Несмотря на то, что спать хотелось всерьёз, еще больше хотелось хоть немного разобраться в себе-новой, а обсудить происходящее с кем-то понятным, надёжным и близким — это лучший рецепт. — С эмоциями у твоих предков всё было довольно печально. Чувства к разумным существам они считали примитивными, животными, и охотно поощряли только высшие потребности, особенно в познании. Тот белогривый, которого я богом называла, был, похоже, просто главой этого всего учреждения. А заодно как бы не всей планеты, потому что у древних харров бытовала чистая, незамутнённая технократия. Если, конечно, он действительно существовал. Насколько правдивым было содержание моих снов, я пока не знаю.

— Что чистая? — уточнил Нидар.

— Форма правления такая, когда у власти стоят учёные, а научные специалисты — это элита элит. Но нам всё равно очень повезло, потому что при отсутствии чувств у них существовала на удивление гуманистическая мораль, и даже к личностям подопытных дикарей они относились достаточно бережно. Могли ведь просто стереть и записать поверх нужный шаблон, а они старались сохранить личность, даже подгоняя под нужные стандарты. Но этим люди, тьфу, харры занимались, автоматике не доверяли, так что мне вообще психику не поправили. Может, и зря, было бы легче… — тоскливо вздохнула я.

— Не зря, — возразил Нир. — Мне нужна ты, а не… Что-то чужое, изменённое, идеальное и пустое. Тем более идеальное на их вкус.

— Мы с тобой знакомы неделю, — проворчала устало. — Когда бы ты успел это понять?

— Ты упрямая, смелая, решительная, ужасно любопытная. Справедливая и гордая. Очень чувствительная и добрая. Стесняешься этого, но боишься невольно причинить вред живому. Стесняешься быть слабой, и готова наизнанку вывернуться, лишь бы не показать этого. Легко можешь расстаться с родными, но очень любишь свою странную работу. Мне жаль, что ты расстроена и напугана. Но гораздо больше я рад, что теперь тебе точно придётся остаться со мной, потому что теперь твой мир — здесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нир, человек не может просто так исчезнуть, не может превратиться в существо другого вида незаметно для других! — всё же возразила я, хотя первая часть сказанного отозвалась внутри теплом и даже почти восторгом. Столько искренности и нежности было в его голосе и словах, что градус моего недовольства миром заметно уменьшился. — Есть документы, есть законы, есть обязательства. В конце концов, у меня есть шимка! Наверное, с помощью местного оборудования я могу от неё избавиться, но… я не хочу умирать для своих близких, я люблю родителей и сестёр! И работу свою я слишком люблю, что я буду делать на этой планете?!